Слушай, флейтист! - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 3

– Джой, держи! – крикнул он. – Запалишь ведь коня.

– Держу, не бойся. – Джой загодя намотала повод на руку. Кони тянулись к воде. Только Кен мог зацепить поводья за седельную луку – его лошадь раздувала ноздри, но к воде не шла.

– Поводи их, пока остынут. – Джой устало спрыгнула наземь. – А я искупаюсь. Потом вы оба.

Стэн увел лошадей. Джой взялась за застежку у горла и дерзко взглянула на Кена.

– Смущаться будешь? – спросила она.

– Да, и притом с удовольствием! – Кен неспешно отвернулся, склонил голову и картинно поднял к глазам узкую кисть. – Я уже смущаюсь! Давай быстрее купайся.

За его спиной послышался шум, лязг, подкованных сапог и застежек, плеск и быстрое дыхание, короткий смех. Снова плеск. Чтоб тебя черт любил, со злостью подумал Кен. А то и его наместник на земле, лично наш бесценный Лэй. Еще лучше.

Побрякивание гальки под босыми ногами, снова лязг и шорох, невнятное «оой!» – еще бы, трава здесь преострая – и наконец долгожданное притопывание – все, надела сапоги, можно обернуться.

– Стэн, – крикнула Джой, выжимая мокрые волосы, – отдай мне лошадей и иди купаться!

– Сейчас, – отозвался Стэн откуда-то снизу по течению, – напою их и иду.

– Ты тоже искупайся, – Джой обратила к Кену смеющееся лицо, – через час будем на месте. Так что хорошенько вымой шею и не забудь сделать умное лицо.

Через час-полтора все трое – Стэн и Джой с улыбками на устах, Кен с умным лицом и мытой шеей – въехали в поселение. Укрыто оно неплохо, подумал Кен, даже профессионал пупок надорвет, пока отыщет в здешних скалах это местечко. Зато для длительной осады – хуже не придумаешь. Вода есть, но ни одного огорода или пастбища, вообще ни клочка хоть сколько-нибудь родящей земли, сплошь камень. Проедят все припасы, тут им и конец.

На узеньких улицах – ни души. Живописной группой всадников полюбоваться некому. Солнце золотит бледное лицо Джой, заливает сияющим медом сухую смуглость Кена, Стэн в осыпи солнечных зайчиков кажется еще моложе. В его светлых волосах, темно-каштановой гриве Джой и иссиня-черной шевелюре Кена вздрагивают одинаковые рыжие искры. Все трое едут неспешно, подставляют лица свежему весеннему ветерку. Цоканье копыт гулко отдается в тиши.

– Вымерли у вас все, что ли? – вполголоса осведомился Кен.

– Люди заняты, – так же негромко ответила Джой. – Еще насмотришься.

Стэн выпростал из-под рубахи свистульку на шнуре и так оглушительно ею воспользовался, что Кен тряхнул головой, а лошадь Джой присела на задние ноги.

– Встречайте! – дурачась, заорал Стэн. – Вот и мы.

В ответ на свист и вопли из домика напротив показалась дородная женщина лет пятидесяти с лишним. Все, чего ей недоставало по части плеч и груди – хотя вот она, грудь, мирно покоится на животе, – все недостающее с лихвой возмещало удивительное изобилие от пояса и ниже. «Ну и груша!» – подумал Кен. Впрочем, он и не такое видывал. Да и вообще в своей жизни он видел все, и все, как он считал, было ему не впервой. Через пять секунд он понял, как же он ошибался. Взгляд женщины-груши скользнул мимо Стэна, и Джой и остановился на нем.

– Устал, сынок? – заботливо осведомилась женщина. – С них ведь станется загонять человека до полусмерти.

Кен не опешил, нет, он просто обалдел. Напрочь. Он привык, что к нему относятся с уважительным отвращением, наиболее дерзкие – презрительно-вежливо с ужасом пополам (на манер кукиша в кармане). Ниндзя есть ниндзя. Но чтобы его, мастера ниндзя, флейтиста, спрашивали: «Устал, сынок?» И кто – груша старая? С Джой и Стэном он уже свыкся, но… Боже всемогущий, да что же это за клан такой? Куда я попал?

– Да нет, – еле выдавил Кен. – Они вот больше устали.

– Господин Стэн и госпожа Джой сами о себе позаботятся, – отрезала женщина, – не маленькие.

Так, безнадежно подумал Кен. И сколько лет этим не маленьким?

– Слезай, малыш. – Женщина протянула Кену сильную загорелую руку.

Кен был до того потрясен, что даже оперся на эту руку, слезая с коня.

Стэн и Джой соскочили наземь рядом с ним.

– Что ты им тут наплела? – яростно прошипел «малыш» Кен на ухо Джой. – Кого привезти сулилась?

– Человека, который может нам помочь, – шепотом ответила Джой. – Делай умный вид, на нас смотрят.

Умный вид? Выражение лица у Кена было как у обиженного кретина.

– Они хоть знают, кто я и откуда?

– Конечно, – шепнула Джой. – Ступай в дом и отдохни. Потом наговоришься. И улыбнись хозяйке хотя бы. Она ведь от всей души…

Кен перекошенно оскалился, нагнул голову, чтоб не стукнуться о притолоку, и шагнул в узкую низенькую дверь.

Отдыхать Кену не хотелось, ему хотелось есть. Грушевидная хозяйка, едва взглянув на него, засуетилась и мигом выставила перед ним на стол отборную снедь. Кен с удовольствием вгрызся в персик, взглянул на хозяйку, да так и застыл с персиком в зубах. Сладкий сок тек по его челюстям.

Хозяйка, Стэн и Джой тоже сели за стол. Но перед ними стояли крохотные плошки с непристойно противным хлебовом. Кен отложил персик.

– Как это понять? – чужим голосом осведомился он.

– Мы думали, если тебя заставить есть одного, ты оскорбишься, – ответил Стэн, с аппетитом уплетая гнусное варево. – Но если тебе наше общество не подходит…

– Подходит! – рявкнул Кен. – Я вот об этом! – Движением вздернутого подбородка он указал на скудную пищу сотрапезников.

– Видишь ли, – Джой подняла серьезный взгляд на Кена, – договор наш в силе. Мы обещали тебе все и свое слово держим. Но самим так питаться… Мы даже детей не в состоянии кормить так.

– Не держите вы слово, – печально-ласково ответил Кен. – Мне ведь обещали все то, что я попрошу.

– И чего ты просишь? – улыбнулась Джой.

– Вот этого. – Подбородок Кена выпятился в сторону ее плошки.

– В другой раз, если тебе так охота. А сейчас съешь что дали. Никто к этому не прикоснется, совестно, а выбрасывать еду… словом, наворачивай. А лучше бы тебе есть что дают. На том, что мы едим, ты живо отощаешь. До полной потери сил. И кормить тебя придется с ложечки. А ты сюда не затем приехал.

Кен со злостью взглянул на Стэна, Джой и хозяйку. Они ели аккуратно, изящно, ни единой дрожью мускула не выдавая, какое впечатление на них производит изысканное разнообразие еды перед ним. Он подобрал упавший персик, отряхнул его и мрачно откусил. Кусок не лез ему в горло. Но он упрямо жевал, ибо в ушах еще звучал спокойный голос Джой: «совестно… выбрасывать еду…»

Кен отставил плошку, с трудом подавив желание вылизать ее, а то и откусить краешек. Рими, добрая душа, украдкой накладывала ему добавку, он видел это, стыдился, клялся, что в последний раз, и съедал все дочиста. Несмотря на двойную, а иногда и тройную порцию, он оставался голодным даже после еды. Ко времени следующей трапезы он представлял собой один сплошной желудок, самозабвенно вопящий: «Дай!»

Шутки шутками, но так впору и ноги протянуть. Сначала Кен думал, что Стэн и Джой его разыгрывают, но, едва завидев ввечеру жителей поселения, понял – нет. Пооглядевшись, он представил, во что превратится мускулистая худоба Стэна лет через двадцать. А красота Джой утечет, как вода в песок, намного раньше. Клан переживал неслыханный голод, и, судя по виду встречных, застарелый, давний.

Да разве только голод? Вокруг царила ужасающая бедность. Только в отличие от голода, она не бросалась в глаза. Кен привык к заплеванным площадям и роскошным, но немытым занавескам. На здешней площади можно было есть, а стены были чище, чем лица женщин из лучшей семьи в другом клане. Здесь все прямо-таки помешались на чистоте: вечером люди возвращаются с тяжелой работы, но раньше дают изрядный крюк, чтобы искупаться в ручье.

Странная смесь голода, нужды, ослепительной чистоты и ослепительных улыбок. За первую неделю блужданий Кена по поселению его восемь раз называли «сынок», шесть раз – «малыш», и дважды – «красавчик». Одиннадцать раз его попросили помочь, раз пять – «подержать вот эту штуку», четырежды – «заточить вот это ржавое безобразие» и только один раз – не путаться под ногами, причем попросили доброжелательно. Ни в лицах, ни в голосе Кен не уловил и намека на фальшь – такие люди просто не умеют играть, а если берутся, то чудовищно переигрывают. Так с ним не обращались никогда и нигде. А ведь его принадлежность к париям, ниндзя, не вызывала сомнений. Да что они тут все – с ума посходили? Но ведь не скопом же?