Почти не сказки - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 3

Летающая собака

Пес по кличке Реми всю жизнь хотел обзавестись собакой. Мечта у него была такая.

В собачьем паспорте у Реми было написано «метис». Что за слово! Никакие индейцы с появлением Реми на свет не имели ничего общего. Дворняга он был, дворняга. Дворянской породы животное. А у благородного дворянина и мысли благородные.

Ну скажите вы мне — какой дворянин, да еще благородный, считает себя собакой? Вот и Реми тоже, хотя и знал, что он — Сережина собака, в глубине души так не думал, считая себя человеком. Четвероногим, правда, и с хвостом, но человеком.

А среди людей принято заводить себе собаку. Вот как Сережа завел себе Реми. Наверное, это очень интересно — иметь собаку. Реми тоже хотел завести собаку.

Самые любимые собаки появляются в доме всегда неожиданно. Пес по кличке Реми гулял с Сережей — рядом, как и положено воспитанной собаке, слева от Сережи, нога к ноге. А на дороге воробей лежал. С ниткой на лапке. Мальчишки поймали, а он вырвался. Реми потрогал воробья лапой. Воробей трепыхнулся, пискнул и клюнул Реми в пятку.

«Вот оно», — понял Реми, холодея от счастья.

Сережа сделал вид, что ничего не видит.

Наверное, Реми удалось снять лапами намордник или хотя бы сдвинуть его.

Потому что воробья он принес домой. Реми был не такой начитанный, как Сережа. Поэтому свою собаку с крылышками он назвал просто и скромно — Барбос. Самое собачье имя.

Воробей нагадил Реми в миску и на коврик. Реми его воспитывал. Брал зубами за нитку, свисающую с лапки, и вел в коридор гадить там. Воробей Барбос был еще щенок — и ужасно невоспитанный.

Утром Реми проснулся оттого, что Барбос сидел у него на голове и сосредоточенно поклевывал за ухо.

«Гулять хочет, — понял пес Реми и вздохнул. — Кошмар какой-то. Морока с этими собаками».

У Барбоса крылышко было сломано. Реми его на улицу решил пока не водить: пусть крылышко сначала заживет. Пока сам Реми гулял с Сережей, Барбос расклевал собачий коврик и расплевал по всей квартире. Вернувшись, пес Реми долго говорил Барбосу «фу», тыкал его клювом в клочья шерсти и сам собирал их.

Ночью Барбос чирикал во сне и вздрагивал. Реми взял его к себе.

Свернулся клубочком, как большое мохнатое живое гнездо, а Барбос сверху. В тепле воробей Барбос перестал тревожно пищать и заснул спокойно. А вот Реми не спалось. Он лежал и думал, что наклювник Барбосу не нужен, потому что Барбос ниже сорока сантиметров в холке. Но вот не скажет ли чего дворник, если он выведет Барбоса без поводка?! Так и не придумал. Заснул. И зачем заводить собак? Хлопот с ними полная пасть.

Наутро Реми ушел с Сережей на собачью выставку. Не породу, конечно, показывать — выучку. Барбосу было ужасно одиноко. Все время рядом с ним был кто-то большой и лохматый, кто заботился, — и вдруг лохматый ушел. Барбос с горя расклевал край нового коврика, перевернул миску и улегся спать на любимую косточку Реми.

Когда большой и лохматый вернулся — а Барбос уже и надеяться перестал, — Барбос с отчаянным чириканьем рванулся навстречу Реми, зарылся в его густую шерсть и замер, отчаянно дрожа и попискивая.

— Ну, хорошая собака, хорошая, — бормотал смущенный Реми. — Ну не скули, не скули, я уже пришел.

Нет, решительно приятно, когда у порога тебя встречает собака!

И вот великий день настал. Была весна, и лужи были полны солнца. Реми шлепал по лужам, и солнце разбивалось в веселые брызги. Реми трусил слева от Сережи.

— Рядом, Барбос! — оглушительно и весело лаял Реми. — Рядом!

И Барбос летел рядом, как и положено воспитанной собаке — слева, на уровне плеча и на высоте корпуса.

— Молодец, Барбос! — лаял Реми. — Умная собака! Жизнь была прекрасна.

Братья и птицы

Сегодня у меня день рождения. У-у-у! Брат сказал, что подарит мне все-все-все, что я захочу: семь лет все-таки! Он, наверное, думает, что я опять попрошу магнитный корабль. А я знаю…

С ума спятить! И это мой брат. Птицы, надо же! Откуда у него это, в кого? В семь лет пора бы с детскими сказками кончать. Тысячу раз я ему говорил: какие птицы, что может жить и летать в атмосфере из пятнадцати процентов кислорода и семидесяти процентов всякой дряни! Так нет, подавай ему птиц. Спасибо еще, бабу-ягу не попросил. Да, но как все-таки делают эту треклятую кормушку? Ребята в классе узнают — засмеют, прохода не будет.

Ур-ра-а! Брат у меня все-таки мировой! Он достал старую книгу сказок, «Зоология» называется, Догель написал, и еще одну, совсем старую, там все написано, как делать кормушку.

Отдал за нее «Факторный анализ», между прочим, и два тома «Приключений среди машин». Кому сказать — спятить можно. Хотел бы я знать, кто из нас двоих спятил, он или я.

Ур-ра-а! Теперь у меня есть кормушка. Хотя и из пластика… Может, они теперь не прилетят? В сказке не так написано делать.

Еще бы! Там написано, что кормушку эту надо делать из дерева. Спятить можно. Я, конечно, сделал из новопласта. Откуда у нас такие деньги? У матери вот есть тарелочка деревянная, отец ей подарил на свадьбу, так ее как берегут! Из дерева! Эгоист, фантазер несчастный! Довоспитывались! Где это мы его проглядели? Эх, ты, сказочник-одиночка…

Они все-таки прилетели…

Они прилетели!!! Ночью я высыпал корм, а утром встал, и корма не было!

Они прилетали!!! Вот брат говорил, что птиц нет, а теперь пусть сам видит, они прилетели, вот!!!

Эгоист, фантазер несчастный!!!

Почему они всегда прилетают, когда я сплю? Только когда сплю? Брат говорит, что так и надо, и феи ходят только ночью, и гномы. Почему?..

Болван я с ушами! Я же его знаю, ему бы все потрогать, всюду влезть!

Сегодня ночью, когда я высыпал корм, слышу — шуршит за спиной. Он! Белый, как новопласт, дрожит весь… «Значит, это ты корм убирал? Так никаких птиц нет?» Лучше бы он спросил так, а то стоит и молчит, что я мог ему сказать?

Есть птицы, честное слово, есть! Я просто хотел как лучше! Ты бы ждал, плакал, а они все не летят. Я не буду больше, вот увидишь. Мы вместе будем корм сыпать по утрам, они прилетят, честное слово, прилетят, да что же это, спятить можно, ты что, что с тобой, есть они, и феи есть, и гномы, и птицы есть…

…Не стой босиком на холодном полу, простудишься…

Я тебе кинкажу!

Жил-был маленький зверек. Очень маленький. И его никак не звали. Даже зайца зовут зайцем, даже лягушку зовут лягушкой. А зверек очень боялся больших зверей и очень хотел быть незаметным. Совсем-совсем незаметным…

Поэтому он никак себя не называл — чтобы кто-нибудь ненароком не заметил.

Вот он и остался без имени. Симпатичный зверек, лохматый, с пушистым хвостиком — и без имени.

А еще ему нравились олени. Они веселые, быстрые, красивые, так замечательно бегают и прыгают, И зверек часто наблюдал за оленями. Совсем тихо, совсем незаметно.

И вот однажды он увидел, как на олененка напал тигр. На такого маленького, такого слабого, беззащитного олененка — такой большой, злой, страшный тигр.

Ух как зверек рассердился! Ему стало так жалко олененка, что он прыгнул и оказался перед самой тигриной мордой.

— Уходи! — закричал зверек. — Уходи сейчас же! Убирайся! Я тебе кинкажу!

Конечно, зверек хотел сказать «Я тебе покажу!». Но очень уж он испугался и рассердился, вот и сказал не совсем то, что хотел.

А тигр и сам испугался. Если бы зверек сказал «я тебе задам» или «я тебе покажу», другое дело. А что такое «я тебе кинкажу»? Что это значит? Что с ним, с тигром, собираются сделать? Может, что-то очень-очень страшное? И зверька он такого никогда не видел.

И тигр не выдержал. Он отвернулся и убежал. Убежал от маленького, слабого зверька.

Зверек и поныне живет в джунглях, и он все такой же маленький. Но теперь у него есть имя. Его зовут кинкажу, и тигры его боятся.