Парадоксы Младшего Патриарха - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 33

Подальше – то самое слово. Чем дальше я уведу Лиаха, тем лучше.

И что мне с ним потом делать прикажете?

Потому что – а, проваль – не хочу я убивать Шенно Лиаха. Ну не хочу, и все тут. Тем более, что он в своем праве. Тот же Тхиа, к примеру, мне брат не по крови, а всего лишь по выбору души… но ведь подумать страшно, что я сделал бы с тем, кто посмел покуситься на моего названного братишку. Да что там Тхиа – за любого из моих учеников… даже за Меани Ринха… живое бы мясо голыми руками на кровавые клочья рвал – за любого. А Кеану Лиаху не учеником и не названым братом приходится, а кровным. И навряд ли Морские Короли промеж собой собачатся. Нет, Лиах брата своего младшего наверняка любил. Славные ребята эти Шенно – так, кажется, Тхиа сказал?

Славные. Очень.

И я не хочу убивать славного парня Шенно Лиаха. Даже если случайно… не желаю, чтобы случайность кровью хлестала на мои руки. Довольно с меня Кеану.

Не хочу убивать Лиаха… а попробуй его не убей! Он-то как раз меня убить собрался. Всерьез. И если мы с ним лицом к лицу схватимся… ох, не знаю. Конечно, не все мои ухватки ему знакомы, и кое в чем я превосхожу его наверняка – но вот на мечах я ему уступаю. Да и на ножах, пожалуй, тоже. Более слабого противника без труда можно осилить, не убивая, а после пощадить – но Лиах из нас двоих не слабейший. Он попросту иной. Может, он и не сильнее меня – но он иной. Другой. И как мне сберечь его?

Как мне его пощадить, да при этом самому в живых остаться?

Потому что я не могу себе позволить помереть. Если я прав, и случайность эта – не в случайность… тогда моя смерть, даже и добровольная, будет страшной ошибкой. Нет, умирать мне никак нельзя – иначе неведомый враг добьется цели. Притом же я Сахаи обещался – а слову своему я всегда был хозяин, и обыкновения этого менять не собираюсь. Да и потом… тьфу, проваль… ведь если разобраться – а с какой стати я должен умирать? С какой стати и вообще кто-то должен умирать?

И как мне объяснить это Шенно Лиаху?

Он не поверит мне. Что бы я ни сказал, что бы ни сделал – не поверит. Поздно. Еще и вчера было поздно. И до похищения. Вот если бы я знал, как зовут мою случайную жертву… если бы тогда, если бы прямо тогда я пришел к Лиаху с окровавленным ножом в руке да рассказал бы ему всю правду… хочешь – милуй, хочешь – убей, вот он – я… не исключено, что Лиах бы мне поверил. А если и нет – все бы кончилось там и тогда, Кеану был бы отомщен, и школа была бы в безопасности… хотя Лиаху, скорей всего, солоно бы пришлось: держать ответ за смерть Младшего Патриарха – дело нешуточное… но до этого навряд ли дошло бы. Я почти убежден, что приди я к Лиаху тогда – ошеломленный невольной виной и готовый на любое искупление – и Лиах бы мне поверил. Даже ведь и сейчас он меня отпустил. Широкая натура, безудержная в горе и в радости, в гневе и сострадании, существо хитроумное и наивное до ужаса… он бы мне поверил.

Тогда.

А теперь он не поверит ни единому моему слову. И предстоит нам с ним кружить по свету, словно солнцу с месяцем – не расставаясь и не встречаясь. Потому как ни его убивать, ни давать себя убить я не намерен. И если один из нас не допустит оплошности – а я отчего-то уверен, что не допустит – то надеяться мне остается разве что на чудо. Ибо иначе как чудом Шенно Лиах не отступится.

* * *

Он и не отступался. Никогда прежде я не предполагал даже в человеке такой ярости. По-настоящему, так ему следовало догнать меня разве что в Феллирне, да и то не наверняка. Конечно, шел я шумно и след за собой оставлял такой, что и новичок не собьется… новичок не собьется, а опытный человек не заподозрит… Лиах бы, впрочем, так и так не заподозрил. Не до подозрений ему было. Его дело – догнать и шею свернуть, а над всеми и всяческими странностями задумываться попросту недосуг. Будь у него хоть самую малость поспокойнее на душе, он бы все же понял, что дело нечисто – человек он не из дюжинных, да и умом не обижен. Это после уже, вспоминаючи, я дивился, с какой легкостью Лиах дался в обман. Тогда же у меня досуга странности подмечать было не больше, чем у моего преследователя. Нет, не удивляла меня небывалая легкость, с которой удавалось все задуманное. Не удивляла и не настораживала. Оторвался – и ладно, вновь на след навел – и того лучше… особенно если снова оторваться сумеешь. Интересно, как бы судьба распорядилась, догадайся хоть один из нас, что дело нечисто?

Но нет, из всех мыслимых догадок только одно нас и занимало: где сейчас враг разлюбезный и что он поделывает? И ведь угадывали мы безошибочно. Иногда я думаю, что мог бы и не оставлять Лиаху примет. Он бы и без них меня нашел. Даже и обычная погоня словно незримым крючком сцепляет охотника и дичь, заставляя их столкнуться лицом к лицу в самую неожиданную и единственно верную минуту. Даже и обычная погоня – а что сказать об охоте, когда оба мы – охотники… и дичь – тоже оба? Да вздумай мы даже пойти не туда, куда чутье зовет, а вовсе в обратную сторону, нас бы не отпустило. Обратная сторона оказалась бы одной и той же для обоих. В основном стараниями Лиаха, конечно. Загадочная штука – ненависть. Не всякая любовь так точно дорожку укажет. Он будто чуял, где меня носит – и шел прямо туда, не отвлекаясь на ложные приманки.

В Феллирне он должен был меня догнать, в Феллирне, и никак не раньше: пока сообразишь, каким путем удрал ненавистный и презренный Дайр Кинтар, покуда людей подрасспросишь, покуда с несомненностью удостоверишься – времечко и уйдет. А догнал он меня уже в Патесе, тремя днями раньше – и я едва успел убраться из трактира долей мгновения раньше, чем он меня там заприметил. Чистое везение, что я углядел его прежде, чем он меня!

Нет, что ни говори, а Морские Короли и на суше никому не уступят. Если старший братец Лиаха так же шустро на море поворачивается, как сам Лиах – на твердой земле, то вовек не видать господам пиратам на волне удачи. Надо же, каким ходоком Лиах оказался – быстрым, неутомимым. Как ни крути, а просчитался я, и крепко.

Притаившись, я глядел, как Лиах с сомнением осматривает мою недопитую кружку, и понимал, что вот теперь-то и пойдет потеха. Противник мне попался куда как серьезный, а значит, веселья у меня в ближайшее время будет – хоть отбавляй.

И ведь не забывал я, на каком горе выросло это веселье. Не забывал. Но и поделать с собой ничего не мог. Тяжелый хмель азарта захлестнул меня с головой. От обычных игр меня мастер Дайр отучил без труда. Когда я повадился со старшими учениками играть во все, где хоть самое малое шевеление азарта слышится, он меня и усадил за игру. Со сменными партнерами. Четырежды я в обморок падал прежде, чем от стола отошел. А когда узнал, сколько времени для меня за игрой пролетело нечувствительно, тут-то меня и затрясло. Чтобы бумажки с картинками да костяшки с кружочками надо мной такую власть возымели… ни за что! Больше я с тех пор не играл. Как отрезало. Если вовремя углядеть в человеке игрока да с умом взяться, от игры излечить можно. А от азарта не лечат. Карты, кости, фишки… несерьезно все это. Нет, только две фигуры – я и Лиах. Только одна ставка – моя жизнь. И пьяная сласть, хмельное, ни с чем не сравнимое веселье – раз за разом отыгрывать неуловимую ставку. Хорошо еще, что расклад у нас был примерно равный. Окажись у Лиаха полная рука козырей, а у меня мелочь сплошная, я бы и вовсе удержу не имел. Себя бы забыл.

Впрочем, я и так повеселился.

Едва только Лиах оторвал взгляд от кружки с бесстыдно разбавленной кислятиной, я толкнул первого подвернувшегося мне под плечо амбала, рявкнул: “Ох, простите!” – развернулся и бросился напролом через лавчонки торговцев благовониями и притираниями. Ничего, господа почтенные, не обессудьте. Таким притираниям, как ваши, не на лице человеческом место, а в канаве придорожной. Вот туда я их и посшибал. Попробуйте теперь сказать, что нет на белом свете справедливости! Есть, и еще какая. Потная, с перекошенной мордой, лупит во весь опор, аж пятки сверкают.