Ларе-и-т`аэ - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 68

Аннехара встал и сам распахнул дверь. Негоже встречать гостя окриком «войди!», не двинувшись с места, неучтиво. Пусть сидит тот, кто постарше, а у него покуда ноги не отнялись.

За дверью стоял, к великому удивлению Аннехары, Орвье – вот уж кого великий аргин не чаял там встретить! Орвье великого аргина явно робел – пусть не так сильно, как при первой встрече, но довольно, чтобы даже не помышлять о подобной дерзости: явиться незваным, самовольно… что он задумал? Почему он стоит с этим несвойственным ему выражением решимости на лице – решимости вопреки всему, вопреки даже простой учтивости, которой он привержен почти до смешного?

– Вечер добрый, – гостеприимно улыбнулся Аннехара.

Орвье не ответил ничего, только сглотнул молча и застенчиво боднул лбом воздух в знак того, что да, действительно – добрый. То ли он не знал, что сказать, то ли растерял заранее приготовленные слова от смущения. И на том спасибо, что на пороге топтаться, маясь избытком любезности, он все же не стал, а вошел в покои вслед за Аннехарой, и лишь тогда остолбенел, не понимая толком, что ему теперь делать – главным образом, с самим собой. Что ж, Аннехара мог его понять: в его покоях Орвье оказался впервые, и ничто из увиденного не могло показаться юноше привычным. Если не знаешь, на чем спят, на чем сидят, а по чему ногами ходят, остается только одно – стоять столбом в полном замешательстве и гадать, куда девать свои руки и ноги, ставшие вдруг невесть с чего несоразмерно длинными.

– Это с непривычки тяжело, – пояснил Аннехара после того, как помог неожиданному гостю расположиться. – Зато теперь если приведется в любой степной шатер зайти, оно уже и не в диковинку будет.

Отчего-то эти его слова и решили дело. Хотя рука Орвье все еще перебирала бессознательно бахрому подушки, но движения пальцев стали другими – ровными, почти спокойными, без смущенной суетливости.

– Я пришел посоветоваться, – тихо произнес Орвье, старательно избегая взглядом гостеприимного хозяина.

Аннехара постарался ничем не выказать своего удивления, чтобы не смутить юношу вновь – но удивлен он был изрядно. Этот мальчик, усыпанный драгоценностями, как трава росой – да и сам беззащитно нежный, как весенняя травинка, не иссушенная еще ветрами жизни – дружбы с ним никогда не водил. Явно не сторонился, как Иргитер, но и в закадычные приятели не набивался. Так почему же он пришел за советом к великому аргину – и за каким, кстати говоря, советом?

– Это обязательно нужно сказать, – добавил Орвье, все еще не подымая глаз. – Это срочно… и Лерметт… он должен узнать обязательно… – Орвье наконец-то осмелился поднять взгляд на Аннехару и стесненным голосом добавил неловко, – … но он занят, а ждать нельзя.

Вчера еще Аннехара думал, что не понимает Орвье вовсе – а сейчас душа его раскрылась перед великим аргином с несомненной и полной ясностью. Дело, говоришь, срочное? А Лерметт занят? Так ведь он и для меня занят. Покуда он не разберется с этим своим Казначейством – чем бы оно ни было! – мне до него добраться не проще, чем тебе. Твоему срочному делу придется ждать ровно столько же, сколько и втайне от меня… нет, не потому ты решил прийти ко мне за советом. Нет, ты не солгал, ты сказал мне правду – вот только не всю. Дело у тебя, и верно, срочное… и ты боишься, что твой сверстник беспечно отмахнется от того, что ты сам полагаешь важным. Что он хлопнет тебя по плечу мимоходом и уйдет. А ты останешься стоять, связанный по рукам и ногам своим всегдашним неуклюжим восхищением, и предатель-язык только назавтра найдет те нужные, верные, убедительные слова, которым уже не суждено никого убедить, потому что их время миновало. Тяжело, когда твой ровесник блистателен и недостижим, словно звезда с небосклона – как обратиться к такому запросто? А вот обратиться к тому, кто старше, да еще и за советом – к такому ты привык, верно? Нерги так близок тебе годами и воспитанием, что заговорить с ним о чем-то важном впрямую невыносимо мучительно, почти невозможно. Зато степной чужак зрелых лет, наверняка старик по твоим меркам, так далек от тебя, что заговорить с ним гораздо легче.

Аннехара кивнул, показывая, что слушает.

– Это началось после бала, – крайнее волнение сделало голос Орвье почти спокойным. – Фрейлины, которых Иргитер взял с собой… Ну, не нравятся они мне!

Аннехара одобрительно улыбнулся. Девиц Иргитер с собой привез ну просто на подбор, одна другой противнее. Эти насквозь лживые ломаки с холодными змеиными глазами могли бы пленить разве что совсем неопытного юнца – как раз такого, как Орвье… вот только Орвье, видать, не такой зеленый, как кажется.

– И я им на самом деле тоже не нравлюсь, – с изумительной прямотой сообщил Орвье, как нечто, само собой разумеющееся. – По-настоящему – не нравлюсь. А в покое они меня не оставляют. Выходит, что-то им от меня нужно.

Вот как? До сих пор Аннехара считал Орвье наивным юнцом – даже не простодушным, а именно что наивным. За время пребывания в Найлиссе он не только узнал это слово, но и вполне постиг его значение. Теперь он отлично знал, чем отличается простодушие неискушенного степняка от наивности горожанина, тем более удивительной в принце. Да, юнцом Орвье был… но только не наивным. Наивный не поймет, что он не нравится женщине, и уж тем более не признается в этом с такой беспечной легкостью. Нет… наивные юнцы так наивно стараются строить из себя многоопытную зрелость, что сами эти потуги разоблачают их нещадно. Так можно ли признаться, что не нравишься – выходит, и не знаешь, как понравиться, желторотик?.. нет, о нет – язык не повернется. И уж тем более немыслимо прийти к простому и ясному, зато нелестному выводу: «От меня чего-то добиваются». Выходит, ошибся Аннехара, полагая Орвье несмышленышем. Выходит, житейская мудрость и опытность могут иметь разное обличье – даже и такое.

– Наверняка, – согласно кивнул Аннехара. Теперь его внимание уже не было наигранным.

– Одна девица так ко мне прилипла – ну, не отвяжешься ни в какую… но ведь я ей не нравлюсь, – повторил Орвье. – Она меня даже не хочет. Но очень хочет, чтобы я ее захотел. До чего дошло – сама предлагается… нет – навязывается.

Похоже, Орвье прав, и любовными делами здесь и не пахнет.

– Я хотел от нее вежливо избавиться… без резкости, – чуть улыбнулся Орвье.

– Понимаю, – отозвался Аннехара.

Он и в самом деле понимал, что двигало юношей. Орвье не из тех, кто любит оскорблять женщин… он и вообще не из тех, кто любит оскорблять – и опять-таки, свидетельствует это ну никак уж не о наивности или глупости. Эх, жеребенок – да ты просто-напросто силы своей не знаешь!

– Я на то сослался, что во дворце укромного уголка не сыскать. Повсюду народ толпится – одним словом, неловко, заметят, разговоры пойдут. – Орвье примолк на мгновение, и Аннехара опять слегка кивнул. – А она разулыбалась, будто вот-вот вся на мед изойдет, а потом и говорит, что если только за этим дело стало, то место подходящее есть – в лесу.

– На голой кочке у зайцев здешних под ногами? – хмыкнул великий аргин.

– Нет, – очень серьезно ответил Орвье. – В охотничьем домике. Тайном. Таком тайном, что в Найлиссе никто о нем не знает. Никто. Даже король.

Орвье был прав. Тысячу раз прав. Какая уж там наивность – годовичок, обогнавший взрослого коня, уже не жеребенок!

– Только соваться туда не во всякий день следует, – прежним тоном добавил Орвье, – потому что домик не пустует.

Аннехара поднялся так медленно, словно только что пробудился и увидел, что беспечно проспал целую ночь рядом с ядовитой змеей. Глупая девка по глупости и проболталась… но какое же счастье, что у Орвье хватило ума…

– Она сказала тебе, где этот домик? – глухо осведомился великий аргин.

Орвье понял его мгновенно.

– Не то чтобы точно, – ответил он. – Но найти, пожалуй, смогу.

– Тогда иди оденься потеплей, – велел Аннехара, – и оружие возьми – любое, какое твоей руке привычней.

– Да оно у меня скорее парадное, – слегка растерялся Орвье.