Пони в яблоках по кличке Пончик - Буковский Юрий - Страница 5

Но этого уже никак не смог стерпеть кавалерийский Пончик. Он прыгнул из кормушки Сосиске на спину, и укусил его сзади за шею.

Перепуганный Сосиска, с криками:

– Там дикая рысь! На меня с потолка бросилась! – в панике выскочил вон.

– Закрыть все двери на засов! – скомандовал Пончик, растерявшимся лошадкам, и, прибежавшему на выручку Кеше конюху Мише. – Оборонять все входы и окна! Я «конь кавалерийский»! – показал он наклёйку. – Друга в обиду не дам!

– И мы не дадим! Не дадим! – опомнились кони пони и кобылки понечки.

У главных ворот Пончик поставил двух самых сильных жеребцов. К запасным воротам подружек – рыжую и гнедую. У каждого окна встали ещё по лошадке. Всем Пончик приказал лягать без предупреждения любого, кто только посмеет сунуться в конюшню. Правда, гнедая с косичками, лягаться не хотела, повернулась мордой к дверям, и ни в какую не собиралась разворачиваться задом.

– Я не могу драться, стоя к противнику спиной. Смотрите, какая у меня чёлка, косички, султанчик, бант. Пусть и бандиты полюбуются. И ты, рыженькая, развернись наоборот. Потому что если ты будешь лягать этих уголовников своими немытыми копытами, ты можешь запачкать мою причёску. Давай их лучше будем кусать! Это гигиеничнее.

– Кусайтесь и лягайтесь, как вам угодно! – согласился Пончик. – Главное – неприступность обороны!

На шум, который подняли «пацаны» Сосискиного папы, прибежали охранники понного манежа. «Пацаны» называли их «братками».

«Пацаны» были разодеты в красные пиджаки, а «братки» – в малиновые. «Пацаны» стали кричать на «братков»: «Волки позорные!». «Братки» отвечали им: «В куски порвём!». «Пацаны» держали пальцы рук врастопырку, веером. А «братки» гнули свои пальцы в виде двузубчатых поварских вилок. И те, и другие, тыкали друг в друга своими растопырками и гнутыми вилками. «Пацаны» крики и тыканья называли «тёркой», а «братки» – «стрелкой». Затем, накричавшись и натыкавшись, все они дружно решили выяснить, кто из них прав, а кто виноват, «по-братски», и «по-пацански» – на кулаках. Видимо, в чём-то виноватыми оказались и те, и другие. Потому что, через некоторое время, приехали четыре «скорые», и развезли «братков» и «пацанов» по разным больницам.

К вечеру все они вернулись к манежу в бинтах, гипсах, на костылях и в инвалидных колясках. Неугомонные калеки сразу организовали новую «стрелку» или «тёрку». Но, на сей раз, без драки. И «порешили» «предъяву» Сосискиного папы удовлетворить, устроили между собой бурные инвалидные, примирительные объятия и поцелуи, и вызвали наутро грузовик, чтобы всем вместе отконвоировать «позорного» пони по «кликухе» Кеша на мясокомбинат.

А в запертой конюшне уже вовсю шли приготовления к побегу и спасению коня Кокетливого. Чуть раньше, через щели, в конюшню влетел отправленный Вадиком и Таксёром на розыски Пончика воробышек Чик-чик.

– Нам бы только вечер простоять, да с полночи продержаться! – подбадривал лошадей маленький Пончик. – От тебя здесь толку мало – ты не орёл, – сказал он Чик-чику. – И, как ни старайся, никого не заклюёшь. Лети к Боре, к Вадику и Таксёру. Пусть подгоняют грузовое такси – спрячем Кешу в деревне!

Заполночь в ворота конюшни тихонько постучали. Понная стража приоткрыла дверь и в неё крадучись вошли Вадик, Таксёр, Боря, и влетели Чик-чик, вместе с решившим придти на выручку разноцветной лошадке, хромым Гулей.

Конюх Миша обмотал копыта Кеши и Пончика дерюжкой, и мимо спящих в проходной и в джипах загипсованных бандитов, вся компания осторожно прокралась на улицу к грузовому такси. Все, кроме Таксёра. Таксик, в котором неизвестно откуда вдруг вспыхнул собачий бойцовский инстинкт, во время бегства и погрузки, постоянно дежурил на страже в проходной, готовый наброситься и искусать любого случайно проснувшегося бандита. А когда дело было сделано, напоследок, продырявил зубами надутые воздухом резиновые колёса всех инвалидных колясок, и даже попытался, рыча от злости, перегрызть бандитские костыли.

После этого вся компания осталась жить в деревне. Мама и папа Вадика подружились с Борей и втроём или по очереди на грузовом такси или на папиной машине постоянно навещали сына и пёсика, привозя продукты, а заодно овёс и сено. Маме кто-то сказал, что держать лошадей сейчас очень модно, и она с удовольствием пекла для всей компании разные сладости.

Наклейка на груди у Пончика от снега и дождя совсем стёрлась. И Вадик с дедушкой прибили над входом в хлев крепкую деревянную вывеску: «Конь цирковой заслуженный Кокетливый». А ниже – «Конь кавалерийский Пончик». За всё это время быстрый Пончик, играя в пятнашки, много раз догонял Таксёра, но никогда его не пятнал, чтобы пёсик не обиделся.

Гуля Хромой Первый попытался возглавить стаю глупых, как он считал, деревенских голубей, которые слетались полакомиться остатками Кешиного овса. Но и в деревне, Гулю никто всерьёз не принимал, и не слушал. Лапка у него после бабушкиных перевязок, ванночек, примочек и снадобий почти совсем зажила, и голубь сам снял с себя звание Хромой. И стал отныне именоваться Гуля Второй.

– Если рассуждать умно и логически, – ворковал Гуля, – то мы придём к выводу, что в первый раз я уже присваивал себе очерёдность Первый. И теперь, во второй раз, строго по законам арифметики, следует очерёдность – Второй.

Быстрый Чик-чик, встретил очень понравившуюся ему, красивую, и по-деревенски степенную воробьиху, и завёл с ней семью. И на чердаке в доме у бабушки и дедушки уже чирикали птенчики.

По выходным Кеша устраивал представления. Вадик с дедушкой заранее вывешивали на заборе красочное объявление: «Проездом из города знаменитый цирк! Конь Кокетливый, и его труппа: Пончик, Таксёр, Чик-чик и Гуля Второй! Начало после обеда. Билетов нет».

И в выходные около огороженного дедушкой загона, на представление собиралась вся деревня, и даже приезжали родственники и знакомые из города, слетались голуби, воробьи, приходили деревенские кошки, коты, собаки, и даже коровы, козы и петухи с курицами. И обязательно прибывал на красной с золотом каретке конюх Миша.

– Чистят ли тебя, Кеша? Холят ли? – ещё с улицы начинал шуметь он. – Несу, несу тебе сахарок!

Гнедая с бантиками, ни с того ни с сего, вдруг вбила себе в голову, что жить в деревне – это её давняя мечта. Но что она не имеет права загубить в глуши данную ей природой неземную красоту.

– Ах, как я завидую тебе и Пончику! – изводила она жалобами доброго Кешу. – На зорьке проскакать по зелёному лугу, оставляя копытами тёмный след на росистой траве! Но как же станция метро? Без такой красавицы? Без такой кобылки! Как седоки? Манеж, наконец? Ах, моё лошадиное сердце рвётся на части и разбито вдребезги.

Рыженькая с завитушками искренне и громко ржала над новыми чудачествами своей взбалмошной подружки.

Вадик вытаскивал на улицу магнитофон, включал цирковой марш, объявлял первый номер и представление начиналось. Белый, до блеска вычищенный, Кеша, с красным бантом в хвосте, кланялся под музыку, танцевал вальс, гарцевал боком и вперёд, потом шагами назад. Затем он поднимался на задние ноги, и перебирал передними коптами, а под ними стояла улыбающаяся бабушка. Таксёр, в это время, как дрессированный заяц, отбивал барабанную дробь лапками по полену.

Затем наступала очередь труппы. Вадик командовал «але, ап!», конь опускался на передние колени, таксик, забирался ему на спину, и садился, как пудель, на задние лапы. Затем Кеша скакал по кругу галопом. Но неловкий Таксёр как ни старался удержаться, всё равно падал. Кеша останавливался и снова подставлял ему спину, а таксик снова залезал и падал. Зрители очень смеялись, думая, что таксик клоун.