Из цикла рассказов «Там, где будет мой дом» - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 9

— Послушай, — вырвалось невольно у Шеккиха, — это не серп, и это не жатва.

Сапожник натужно разогнулся.

— А ты кто таков будешь, умник? — со злостью сказал он.

— Я с заставы, — неопределенно ответил Шекких. — Новенький…

— А-а, — проворчал сапожник таким тоном, что у любого бездельного зеваки мигом отбил бы охоту глазеть и потешаться. — Ну так и иди себе на свою заставу.

Шекких не двинулся с места.

— Ступай, говорю, с миром, — почти выкрикнул сапожник. — Нашел, понимаешь, забаву… Ступай прочь! Не видишь — делом человек занят!

— Да от такого дела, хозяин, недолго и ноги протянуть, — Шекких толкнул калитку и вошел. — Как это вас так угораздило?

Он шагнул навстречу сапожнику и улыбнулся. Больше всего на свете сапожнику хотелось бы сейчас поднять свой ржавый иззубренный серп и обрушить его на эту улыбку… хотелось бы — не будь эта улыбка такой сочувственной и понимающей, лишенной малейшей тени насмешки.

— Обыкновенно как, — буркнул сапожник, отводя взгляд от незваного гостя. — В первые же дни войны всех кузнецов и шорников — на нужды армии. А как мы обойдемся, никому и дела нет.

Неправ оказался Шекких в своих предположениях — война все же затронула деревню.

— Шорничать я сам помаленьку выучился, — не без гордости сообщил сапожник. — Ремесло хоть и не ближнее, но и не самое дальнее. А вот по кузнечной части… — он сокрушенно вздохнул и развел руками, зацепившись злополучным серпом о штанину. Почему-то именно эта незадача и переполнила окончательно чашу его терпения. Сапожник беззвучно выругался одними губами, размахнулся и отшвырнул серп, не глядя. Шекких изловил серп за рукоять, внимательно оглядел его и тихо, безнадежно присвистнул.

— Хоть бы ярмарку поскорей объявили, — помолчав, горестно произнес сапожник. — У меня из старых запасов целая кладовая сапог да башмаков нашита. Авось бы хватило… что там серп — ты еще не видел, чем по нынешним временам косить приходится! А как по весне пахать будем, если ярмарку не. откроют, я и вовсе ума не приложу.

Целая кладовая, доверху забитая сапогами… у Шеккиха пересохли губы от неожиданности.

— Неужто от прежнего кузнеца ничего не осталось? — хрипло спросил он.

— Осталось, — уныло протянул сапожник. — И кузня осталась, и инструмент кой-какой… да что толку?

— А то, — ответил Шекких, вновь улыбнувшись широко и беспечно, — что в цене мы, если не ошибаюсь, сойдемся. Никто в накладе не останется.

Лейтенант лазеретной заставы

Стрела третья

Когда Шекких почти затемно объявился на заставе с парою новых сапог в руках, Лейр не знал, что и подумать. Не о сапогах, конечно, — о самом Шеккихе. Интенданту бы радоваться впору, смекалкой своей похваляться, а он только отвечает на все расспросы вялым «да» и «нет». И собой хорош, как позавчерашний покойник: лицо землисто бледное, веки набрякшие и глаза без блеска. Сумерки там или не сумерки, а сразу видать, что худо человеку. Лейр так и подмывало узнать, откуда сапоги взялись — в конце концов, он здесь командир, и знать ему обо всем полагается — но сначала следовало поговорить о другом.

— Ты скверно выглядишь, — без обиняков начал Лейр.

— Устал я, — бесцветным голосом ответил Шекких, избегая смотреть лейтенанту в глаза.

Экую новость сообщил! Оно и так видно, что устал. Ты хоть как рожу в сторону вороти, а все равно видно.

— Это не последние, — Шекких сунул сапоги Лейру прямо в руки и тут же тяжело повалился на постель. — Завтра еще будут. А эту пару отдай Динену, сделай милость. Не то он мне еще ночью приснится, так я же заору на всю заставу.

Шутка прозвучала невесело. Нет, Лейр никак не мог смолчать. Он было и рот открыл, но его опередили.

— Где ты шлялся? — встрял Айхнел.

— Нишкни, — отрезал Шекких и натянул одеяло на голову. Лейр шагнул к постели, и Шекких высунулся из-под одеяла.

— Извини, командир, — вымолвил он так тихо, что Лейру поневоле пришлось нагнуться, чтобы расслышать его. — Устал я.

— Ладно, — отрывисто произнес Лейр. — Спи.

Последнее дело — приставать с расспросами, когда у человека от усталости язык во рту не ворочается. Разговор можно и на завтра отложить. Все с утра пораньше разузнать, а заодно и попенять новому интенданту за вчерашнее. Сапоги, конечно, дело хорошее, но и доводить себя до такого изнеможения тоже не следует, особенно после контузии… нет, никак у Лейра из ума не шло выцветшее лицо Шеккиха.

А утром Шекких уже умчался куда-то ни свет ни заря. Даже словечком ни с кем не перемолвился. И что теперь делать прикажете?! Хватать за рукав всех встречных-поперечных, засматривать в глаза и спрашивать заискивающим голоском: «Я тут интенданта своего потерял — вы, часом, не видели?» Ладно же, пусть только появится, голубчик!

Лейр рассердился не на шутку, хоть вида и не показывал. Весь день он только о Шеккихе и думал, и потаенная злость подсказывала ему такие слова, что любого до самых печенок проймет. Хоть Шекких и с норовом парень, а и он возразить не посмеет.

Однако при виде Шеккиха все заготовленные слова застряли у Лейра в глотке. Интендант осунулся за день так страшно, словно сапоги кроил из собственной кожи, а вместо дратвы не иначе как жилы из себя тянул. Лейру эта картина представилась явственно до дурноты. А покуда он тряс головой, отгоняя от себя навязчивое видение, Шекких с грохотом обрушил на стол еще три пары новехоньких сапог и замертво повалился на постель. Уснул он почти мгновенно.

— Что делать будем? — тихо и задумчиво произнес Лейр.

— Это ты меня спрашиваешь? — язвительно осведомился Айхнел в полный голос.

Лейр был уверен, что Шекких проснется, но тот даже не шелохнулся. Только лицо его перекривилось болезненной гримасой. Она-то и навела Лейра на смутную, неясную пока еще догадку.

— Послушай, — поинтересовался Лейр, не отрывая глаз от Шеккиха, — а что у него за контузия была, ты не знаешь? Хотя нет, погоди… незачем нам его беспокоить. Давай на вольном воздухе потолкуем.

С этими словами он снял меч со стены и вышел, поплотнее притворив дверь.

— Вечер-то какой! — томно и разнеженно прозвенел Айхнел, когда Лейр пристроился на крылечке. — А мой балбес дрыхнет без задних ног.

— И где ты словечек таких нахватался? — невольно вырвалось у Лейра.

— Так ведь с вами, людьми, поведешься… звякнул Айхнел. — Воспитания ну ни на грош. Вот хотя бы тебя взять, к примеру. Расселся под самым окном — а нет бы догадаться приоткрыть его, чтоб не в духоте парню спать…

— После открою, — возразил Лейр, — Незачем нам беднягу разговором беспокоить. Пусть выспится. Так что у него за контузия была? Или ты не знаешь?

— Как это не знаю? — обиделся Айхнел. — При мне все и произошло…

Выслушав цветистое повествование Айхнела, Лейр поначалу не сказал ни слова. Он сидел молча, уставясь на предзакатное небо, пересеченное длинным узким облаком. Айхнел из уважения к его задумчивости тоже замолк.

— Вот что, — произнес Лейр, поднимаясь с крыльца, — я вроде сообразил, что с ним стряслось, но еще не наверняка. Мне в деревню надо заглянуть… утвердиться в своей догадке. Я прямо сейчас и пойду, пока еще не совсем свечерело. Тебя оставлю за караульного. Непохоже, конечно, чтобы Шекких ни с того, ни с сего вдруг проснулся и усвистал прочь… ну, да шут его знает. Если все же засобирается куда, скажи, что я велел меня дождаться. Не прокараулишь?

— С какой стати? — пренебрежительно тенькнул Айхнел.

— Я скоро обернусь, — обнадежил его Лейр.

— Скоро, не скоро, а в ножны меня вернуть изволь. Зябко становится. Запозднишься, а я тут по вечерней росе совсем издрогну. Знаю я вас, людей. Все до единого обормоты.

Тихонько вернув Айхнел на место, Лейр спустился с крыльца, прихрамывая чуть больше обычного, и неторопливым шагом направился в деревню. Путь недальний, так что спешить ему некуда. И можно все спокойно обдумать на ходу… или нет, лучше не погружаться в свои мысли, лучше полностью сосредоточиться на ходьбе. Проследить, чтобы искалеченная нога не слишком сильно волочилась по земле, вздымая дорожную пыль: негоже ведь командиру заставы показываться в деревне неряхой.