Неожиданные встречи - Мариковский Павел Иустинович - Страница 22

Пока я разглядываю следы, один из моих спутников замечает:

— Смотрите, совсем как развязка на шоссейной дороге!..

Однажды я отправился зимой за город на прогулку без лыж, просто так. На заснеженной полянке я увидел темный комочек и не мог понять, что это такое. Наверное, мышка. А может быть, птичка заболела, потеряла силы, упала на снег, трепещет крылышками. Там же, возле кустика, видны цепочки крохотных следов.

Яркое солнце искрится на чистом снежном поле, слепит глаза. Из города доносится многоголосый шум. Вблизи по дороге мчатся большие грузовые машины. Из тополевой аллейки, протянувшейся вдоль небольшого оврага, доносятся мелодичные крики лазоревок.

— Что вы здесь, дядя, смотрите? — раздался за спиной тоненький детский голосок.

От неожиданности я вздрогнул и обернулся. Малыш лет семи с любопытством уставился на меня серыми глазами. В руках он держал ученический портфель, шапка-ушанка была надвинута на самый лоб.

— Да вон, видишь, около кустика какой-то маленький комочек копошится.

Сколько их здесь, следов, на снежной поляне, среди загородных садов! Вон там пять или шесть борозд протянулись, все в одну сторону, к маленькому огороду с засохшими кукурузными стеблями. Это прошла стайка уже знакомых серых куропаток. Птицы искали семена растений. А там от кустика к кустику тянутся узоры мышиных следов. Кое-кто из грызунов, выйдя наверх из-под снега, петлял по нему из стороны в сторону то ли в поисках поживы, то ли ради удовольствия: надоело копаться под снегом, почему бы не прогуляться поверху на свободе. Не беда, что на деревьях притаились болотные совы, что одна из них у бугра налетела на мышку, пробороздила снег, отпечатала на нем крылья и хвост, оставила едва заметную капельку крови. Разве от всего убережешься!

И еще не все. Большое поле пересекает прямая линия следов лисицы. Забралась сюда, на окраину города! Не побоялась ни собак, ни городского шума. Очевидно, хитрая, бывалая. Бродила ночью, когда все затихло.

Темный комочек, наверное, мышка, перекатывается с места на место, чем-то занята, что-то делает. Надоело сидеть в вечной темноте, в холодном снегу, на мерзлой земле. Неужели выползла наверх ради теплого февральского солнца? Впрочем, зачем думать да гадать? Посмотрим, кто там!

— Ступай по моим следам, — говорю мальчугану, — да как можно тише и не сопи носом! Не опоздаешь на уроки?

Оба сошли с тропинки, вышагиваем, как цапли, медленно передвигая ноги, стараясь не шуметь. А мышка — она не видит нас, не обращает внимания, ей будто до нас нет никакого дела, очень занята. У нее есть работа: на кустике сидели птицы, лакомились семенами и обронили их на снег. Чем не пожива!

Незаметно подошли на два метра. Пожалуй, больше не стоит, пора остановиться, а то убежит под снег в норку и не покажется более. Нет, продвинемся еще чуточку. Теперь совсем близко до мышки. Видны черные, навыкате, глаза-бусинки, большие розовые ушки, сквозь которые просвечивают лучи солнца, гладкая серая шерстка и длинный хвостик. Это лесная мышь, но маленькая, осеннего приплода, видимо, неопытная, глупая. Она не замечает нас, близорукая, торопливо хватает семена и, присев на задние ножки, держа добычу в передних лапках, быстро-быстро работает зубами.

Иногда она, будто чувствуя опасность, неожиданно скрывается в норку у самого стебля кустика. Но разве усидишь там долго, когда чудесная пожива валяется на снегу. И она снова выскакивает наверх.

Мой спутник весь вытянулся, замер. Видно, ему очень интересно. Но едва только хлюпнул носом — мышки как не бывало. Будто ветром сдуло.

Постояли, подождали.

— Придется тебе идти, — говорю я мальчику. — Нельзя опаздывать в школу, и мне надо на работу. У каждого дела, даже у мышки!

Но мышка опять выскакивает наружу и снова принимается собирать семена, и мальчик от меня не отходит.

Неожиданно для себя замечаю: какая мышка чуткая, как она вблизи от себя различает едва слышимое цоканье языком. Легкий вздох — и она вздрагивает, настораживается. На громкие же звуки, доносящиеся издалека, не обращает внимания, будто их и нет. Неужели ее большие ушки, как локатор, настроены только на звуки, раздающиеся вблизи? То, что происходит вдали, разве ее касается?! Не хватит внимания все слушать. Ведь вокруг кого только нет, и все звучит. Вблизи — дело другое. Тут достаточно мгновения, прыжка хищника, и — погибель. Так и принято по мышиному обычаю: слушать только те звуки, которые раздаются вблизи, рядом, не обращая внимания на дальние.

Мы тихо идем назад.

— Ну, хлопец, теперь сопи сколько тебе вздумается, можно даже покричать, спеть песенку. Мышке нет никакого дела до нас, мы от нее далеко, неопасны, она не прекратит своего занятия, пока не соберет разбросанное по снегу добро!..

Домовые мыши не только докучливые обитатели наших жилищ. Человек приручил их и использует как лабораторных животных. Пришлось и мне воспользоваться их услугами не только в лаборатории, но и в поле.

Мы едем в экспедицию. В машине нас трое и одна собака, а в маленькой клетке несколько белых мышей, тихих и мирных созданий. Ухода за собой они требуют мало: раз в день вымыть проволочную клетку, положить в нее травы и хлеба. На ходу в машине всегда разгуливает ветер, поэтому особенного запаха, свойственного мышам, мы не чувствуем, а на биваке клетка с ними находится под машиной.

Мышки — большой соблазн для фокстерьера. Вначале, не умея обуздать свой охотничий пыл, он пытался раздавить клетку и добраться до желанной добычи, потом, после строгих словесных внушений, будто зачарованный, не спуская с мышей глаз, часами сидел над клеткой. Наконец постепенно привык, потерял интерес.

Мышки нам нужны для опытов. Мы подсаживаем к изолированной мышке скорпиона, и тот, возбужденный, размахивая своим сильным хвостом, на конце которого находится иголочка, связанная с ядовитой железой, ударяет ею мышку сперва по задней лапке, потом по мордочке. Мышка быстро-быстро, размахивая передними лапками, чешет ими мордочку, облизывает пострадавшую лапку, но вскоре забывает о своем злоключении. Сколько я ни повторял опыт, убедился: укус скорпиона несмертелен для мышки.

Фаланга не имеет ядовитых желез, и народная молва, приписывающая этому животному славу ядовитого, необоснованна. Впрочем, поговаривают, будто укус мощных челюстей фаланги небезопасен, так как на них могут оказаться вызывающие заражение крови бактерии. Их фаланга якобы получает, питаясь трупами погибших животных.

Фаланга удивительно смела, нагла и бесцеремонна. Защищаясь, она может атаковать человека, и один мой знакомый рассказывал, в какой панике ему однажды пришлось удирать от большой фаланги, к которой он вздумал притронуться палочкой.

Я подсаживаю к мышке фалангу. Выказывая свою безрассудную смелость, она бросается на мышку. Тихое и мирное животное, выведенное человеком для всяческих экспериментов и прирученное безропотно переносить причиняемые страдания, вначале не обращает внимания на агрессию своего неожиданного партнера по клетке, но потом начинает обороняться. На брюшке фаланги из ранки, нанесенной острыми зубами мышки, появляется крупная капля желтой полупрозрачной крови. Получив отпор, фаланга мгновенно замирает, смиряет свой нрав и забивается в угол.

Мне понятна перемена поведения фаланги. Дело в том, что у паукообразных сгибание конечностей происходит при помощи мышц. Но их разгибание вызывается только напором крови в полости ног. Как только фаланга потеряла каплю крови из ранки, она становится беспомощной и вынуждена замереть до полного выздоровления. Вот уж действительно, как говорится в пословице: «Бодливой корове бог рог не дает».

Мышки, которых много раз кусали фаланги, никогда ничем не заболевали.

После опытов наших невольниц приходилось выпускать из клетки. Для этого я выбирал какую-нибудь уютную долинку. На юге страны домовые мыши, к виду которых принадлежат лабораторные мышки-альбиносы, свободно живут в природе. Трудно было рассчитывать, что наши спутницы, изнеженные длительным содержанием в неволе, смогут возвратиться к жизни своих вольных собратьев и предков. Но не возить же их с собой в экспедиции.