Деревянный Меч - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 149

– Так что же все-таки стряслось, дядюшка Юкет? – спросил Кенет, отведав варенья из стеблей сладкого тростника: как и в былые времена, дядюшка Юкет норовил накормить малыша Кенета чем-нибудь вкусненьким. Спрашивать о чем бы то ни было, не попробовав и не похвалив варенье, было бы верхом неблагодарности.

– Стряслось оно уже давно, – вздохнул Юкет. – Вот как ты пропал, сразу же оно и стряслось.

Он помолчал немного. Кенет терпеливо ждал.

– Мачеху-то твою в деревне не сильно долюбливали.

– Не замечал, – искренне удивился Кенет.

– Дурень ты, – беззлобно заметил Юкет. – Не ее – отца твоего любили. Тебя любили. Ради вас не то что мачеху твою с сыночком – любую бы наволочь пришлую привечать стали, только скажите. А как помер отец твой… никто, ясное дело, носа не совал, а все же люди примечали, что худо тебе живется.

– Дело прошлое, – отрывисто бросил Кенет.

– Не скажи. Еще бы немного – и не утерпела бы деревня. А тут ты вдруг пропал.

– Ушел, – поправил Кенет.

– Ушел – это когда деньги с собой берут, одежонку хоть какую. Ты же будто нагишом ушел. Даже рубаху оставил.

– Мне с собой ничего брать не хотелось, – опустил голову Кенет.

– Я-то понимаю, а вот что люди подумали? День тебя нет, другой… разговоры пошли. Одного мужа схоронила – и кто его знает, от какой такой хвори помер бедолага? Второго деревом в лесу придавило – а не пособил ли дереву кто?

– Нет! – возмутился Кенет. – Как можно? Они с отцом хорошо ладили…

– Сам знаю, – перебил его Юкет. – Это ты кому другому скажи. А люди ведь что решили? Двух мужей схоронила, а теперь еще и пасынка извела!

У Кенета не было сил даже сглотнуть. Вот, оказывается, чем обернулся для мачехи его уход!

– Ну а не извела, – продолжал Юкет, – так все едино из дома выжила. Ей в деревне вовсе проходу не стало, лучше и не показываться. Даже когда по весне жребий на участки тянут, она не появлялась. Бикки за нее ходил и жребий тянул.

– Бикки? – ошеломленно переспросил Кенет. – Как так Бикки? Почему не Кайрин?

– А Кайрин живо почуял, куда ветер дует, – скривился Юкет. – Он тогда женился – не у нас, у нас бы за него не пошел никто. В соседней деревне женился. Хозяйство справное. В род жены вошел, от матери отказался. Чтоб никто таким родством, значит, не попрекнул. Мать с братом он теперь и знать не хочет.

Смуглый красавец Кайрин! Непременный участник его детских игр! Мелкий предатель, однажды предавший сводного брата, а потом и родного вместе с матерью!

– Значит, Кайрин хозяйство оставил, – задумчиво произнес Кенет.

– Да, и будь уверен, не с пустыми руками. Денег он взял, что только в доме было. Хоть так перед новой родней худую славу замазать.

– Да кто же теперь на поле работает? – ахнул Кенет.

– Много Кайрин при тебе наработал? – фыркнул Юкет. – Тут другое скверно. Покуда Кайрин дома оставался, у людей еще малое сомнение было. Ну а как он от матери с братом отказался, народ и уверился окончательно. Не просто же так он родню и знать не хочет. Видно, и правда извели тебя… а может, и отца твоего.

– Да говорю же, не было этого! – жалобным от возмущения голосом крикнул Кенет.

– Знаю, – печально усмехнулся Юкет. – Не было и быть не могло. А только разве мне всю деревню переспорить?

– Спасибо, дядюшка Юкет, – сдавленно поблагодарил Кенет. – А дальше что было?

– А дальше мачеха твоя и братец сами управлялись, как могли. Сам понимаешь, много ли эти двое наработают. Особенно Бикки – куда как работник по обеденной части. Первым за стол, последним из-за стола.

– Маленький он еще, – взмолился Кенет.

– Балованный, – поправил Юкет. – Себя в его годы вспомни. Хотя и его винить не стоит.

– Не стоит, – подхватил Кенет. – Мы, и верно, жалели его. И без него в доме было кому работать. А потом как-то сразу все… отец умер, старший брат отрекся, средний сбежал… учить было некому.

В ответ на горячность Кенета дядюшка Юкет улыбнулся какой-то очень странной улыбкой, но ничего не возразил.

– Виноват я перед ним, – вздохнул Кенет. Дядюшка Юкет улыбнулся еще шире.

– С голоду не померли, сынок. Как говорится, нужда всему научит.

– Маленький он еще, – повторил Кенет. – Хоть бы помог ему кто… пожалел…

– Тебе волю дай, ты бы его до женатых лет жалел. А помочь я пробовал. Мачеха твоя отказалась. Спасибо сказала, а дальше как отрезала. Может, и стыдно ей было. Она ведь не злая, если так подумать, не бессовестная какая-нибудь. Гордая только очень. И пуганая. Жизнью пуганая.

– Это я уже понял, – вздохнул Кенет. – Раньше бы знать… только зря это она. На таком хозяйстве ей с Бикки нипочем не справиться.

– А помочь себе не дает, – виновато промолвил Юкет. – А после зимы совсем худо стало. Раз уж ты и в семнадцать лет не вернулся, значит, и вовсе нет тебя в живых, и думать не о чем.

Зима… сородичи по хлебу… черный камень… и ожидающий Кенета у подножия Лихих Гор императорский указ…

– Я не мог бы вернуться зимой… – прошептал Кенет.

– Ну а к весне на мачеху твою и Бикки и вовсе смотреть не хотели. Едва я упросил мальчика пастухом взять. Земля твоя совсем оскудела, так хоть приработок самый малый.

– Не моя, дядюшка Юкет, – поправил Кенет. – Я ведь затем и вернулся, чтобы имущество мачехе и Бикки передать, как по обычаю положено.

Неожиданно дядюшка Юкет взял Кенета за руку и сжал слегка.

– Не врешь? – спросил он и сам себе ответил: – Да нет, не врешь. Утешил ты меня сейчас. Я хоть и знал, что зла ты на сердце не держишь, раз вернулся… а все равно спасибо.

– Это вам спасибо, дядюшка Юкет, – смутился Кенет. – За Бикки… и вообще…

– Рано благодаришь. – Юкет отвел взгляд. – Это хорошо, сынок, что ты сегодня вернулся. Не то бы всыпали твоему Бикки так, что до старости бы чесалось.

– За что? – только и сумел выговорить Кенет.

– Маленький, – проворчал Юкет, отпуская руку Кенета. – А как скотину терять, так большой. Не уследил он за стадом, вот за что. Когда ты пастухом был, у тебя ни единой оплошки не случилось, а вот у него… Хотел я было заступиться – не вышло. Не стали меня слушать.

Став магом, Кенет научился сдерживать гневные молнии. Но у него в глазах потемнело, когда сухая жаркая молния разорвалась внутри него. Сам-то он от своих односельчан ничего, кроме добра, не видел… но Бикки, бедный малыш Бикки! Прежние детские иллюзии развеялись безвозвратно. Деревни, которую он помнил, не существовало. Не было ее никогда. Была совсем другая деревня, которая мало не насмерть затравила беззащитную женщину и ребенка. А сделали это те самые люди, которых он любил и которые любили его… и именно потому, что любили его.