Деревянный Меч - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 142

Инсанна не замедлил вновь сдавить болью голову Кэссина: не настолько сильно, чтобы он полностью обеспамятел, но достаточно, чтобы затруднить сопротивление. Выждав немного, Инсанна направил свои стопы в комнату пленника. Да, так оно будет лучше всего: сначала появится боль, а уж следом за ней – Инсанна.

На сей раз Кэссин даже не попытался привстать и окинуть Инсанну воспаленным взглядом. Он даже головы не повернул, когда Инсанна сел на край его постели.

– Опять нет? – вздохнул Инсанна. – Что ж… я на свете восемьсот с лишним лет живу – за такое время можно научиться не спешить никуда. Могу и подождать.

Губы Кэссина ехидно искривились.

– По счастью, я столько не проживу, – хрипло прошептал он. – Вот и жди, пока я сдохну и тебе с того света в рыло плюну. Совсем недолго подожди. Лет восемьдесят. Больше мне не прожить.

– Ты проживешь столько, сколько я захочу, – возразил Инсанна.

Кэссин молчал: возразить ему было нечего. Инсанна тихо ликовал – победа! Он немного опасался, что юноша не поддастся на провокацию, не станет возражать ему. Стал, и еще как! Но уж коль скоро он открыл рот – значит будет говорить и дальше. Сейчас главное – не останавливаться, не дать ему снова замкнуться в молчании.

– Не понимаю, почему ты так упрямишься, – дружелюбно посетовал Инсанна. – Ты мог бы избавиться от боли в любой момент. Неужели тебе больше нравится страдать?

– Да, – шевельнулись почерневшие от боли губы. – Я свободен! Уж не перестарался ли Инсанна? Парень явно не в своем уме. Инсанна озабоченно склонился над ним и посмотрел ему в глаза.

– Я не сошел с ума! – Хриплый тихий смех Кэссина был одновременно жалок и страшен. – Я прекрасно понимаю, где я нахожусь. Я понимаю, что я в твоих руках. Я понимаю, что ты со мной сделаешь все, чего захочешь. Кроме одного. Кроме того, чего ты от меня добиваешься. Ведь добиваешься, верно?

“Парню в уме никак не откажешь”, – подумал Инсанна.

– Добиваешься, – заключил Кэссин. – А я сопротивляюсь. Пока сопротивляюсь, я свободен, несмотря ни на что. Тебе ведь не удалось меня подчинить…

“Не только умен, но и образован: ишь как изящно выстраивает цепочку рассуждений, даром что голова болит вовсю. Одного ума для этого недостаточно, такое требует долгой привычки. Привычка, значит. Ну-ну. Твоей привычке, наглый сопляк, от силы лет десять, а моей – больше восьми веков. И с парадоксами я управляюсь получше твоего. Логикой балуешься, наглец? Я ж тебе покажу логику…”

– Почему ты решил, что я хочу тебя подчинить? – надменно возразил Инсанна. – Подчинить можно равного. В ответ Кэссин издал рваный смешок.

– Спасибо, что напомнил мне, что я сильнее. Я уже начал об этом забывать.

– Ты? – возмутился Инсанна. – Да ты просто взбесившийся молоток! Непокорный инструмент, и только. Но учти: когда инструмент не подчиняется хозяину, его чинят.

– Ты мне не хозяин, – упрямо отмолвил Кэссин, – не тебе и чинить. Так что забивай свои гвозди хоть голыми руками, хоть собственной головой.

Высокомерие не привело к ожидаемым результатам, и Инсанна вновь сменил тактику.

– Ты прав, – кивнул он. – Мне и в самом деле нужно забить гвоздь. Очень упрямый гвоздь. Его можно забить – или сломать.

После этих слов Инсанна помолчал немного: пусть-ка упрямый мальчишка сам уяснит себе, что значит “сломать”. Узрев на лице Кэссина признаки понимания, Инсанна продолжил.

– Шутки в сторону. – Инсанна повел рукой, словно отметая неуместные шутки. – Я уже подумывал убить этого человека. Он был бы нужен мне живым… но с ним непросто справиться. Нет у меня для этого подходящих инструментов. И если я таких инструментов не найду, мне придется волей-неволей его сломать. Уничтожить. – И, помолчав немного, Инсанна неожиданно спросил напрямик: – Ты не хочешь спасти ему жизнь?

Наступила недолгая тишина.

– Нет, – наконец ответил Кэссин. – Он бы меня за это не поблагодарил.

Вот те на! А Инсанне было показалось, что подходящий аргумент найден.

– Почему ты так думаешь? – раздраженно бросил Инсанна.

– Лучше умереть, чем принадлежать тебе, – без обиняков ответил упрямец. – И человек этот тоже так думает. Я уверен. Иначе бы он не сопротивлялся.

Только не терять терпения! Только не утратить доброжелательный тон!

– Так ведь и больной ребенок сопротивляется, когда ему пытаешься дать лекарство, – мягко заметил Инсанна.

– И чем же он болен? – фыркнул Кэссин.

– Глупостью, – отрезал Инсанна. – Для мага это совершенно непростительно.

И откуда только у Кэссина силы взялись на этот безумный хохот! Кэссин сотрясался под его напором; из глаз текли слезы.

– Не могу! – простонал он, задыхаясь. – Вот бы никогда не подумал! Магу, чтобы справиться с магом, нужен человек!

– Конечно, человек, – подтвердил Инсанна. – Магу он не поверит.

– Так, значит, ты уже пробовал? – с издевательски-сочувственным интересом осведомился Кэссин.

– Не только я. – Инсанна развел руками, демонстрируя полное бессилие магии там, где должен преуспеть смертный.

– И что же может человек там, где маги потерпели неудачу?

– Человек – ничего, – подтвердил Инсанна. – Но ты не совсем человек.

Он думал польстить своей жертве – лестью можно добиться несравнимо большего, чем угрозами, – но цели своей не достиг.

– Верно, – охотно согласился Кэссин. – Я же молоток.

– Я не знаю, что ты такое. – Инсанна продолжал славословить без малейших колебаний: чем наглее лесть, тем лучше она иной раз действует. – Твои страдания превосходят все мыслимое. Человек не может так долго терпеть…

– Ошибаешься, – выдохнул Кэссин. – Человек – может.

– Не думаю, – улыбнулся Инсанна. – Любой бы на твоем месте мать родную прирезал, только бы прекратить боль.

– Это ты о себе? – невинным тоном поинтересовался Кэссин. – Вот не знал, как магами становятся…

– Упрямишься! – процедил Инсанна, едва не задохнувшись от злости. Но требовалось нечто большее, чем выходки наглого смертного, чтобы Инсанна вышел из себя по-настоящему. За какую-то долю мгновения Инсанна полностью овладел собой и вновь сменил тактику, отказавшись от лести в пользу обманчивого прямодушия. – Вот потому-то ты мне и нужен, – с обезоруживающей прямотой произнес Инсанна. – Ты такой же, как и он. Я не могу поговорить с ним так, чтобы он понял. Но ты говоришь с ним на одном языке. Тебя он поймет.