Деревянный Меч - Раткевич Элеонора Генриховна - Страница 116

– Ты первый, – строго распорядился он. – Потом малец. Ты устал больше.

– С-с-сп-раведливо, – все еще постукивая зубами, признал Алгур.

Кенет выхлебал горячее питье быстро, то и дело обжигаясь: не годится долго заставлять спасенного ждать, а уж кровного врага, который и годами-то еще не вышел, – тем более. Толай бросил на него одобрительный взгляд, в котором ясно читалось: “Хорошо. Порядок знаешь”.

– Уж не взыщи, но чашку я с собой взял только одну, – объяснил он, подавая питье Алгуру. – Да и одежды теплой захватил только на одного.

– Как-нибудь поделимся, – беззаботно ответил Кенет. – Хорошо, что вообще захватил. Откуда ты здесь взялся?

– С полдороги вернулся, – сообщил Толай. – А дома мне сказали, что ты вдруг вскочил, заверещал как оглашенный, мяукнул что-то насчет озера и поминай как звали. Вот я и пришел.

– Вернулся с полдороги? – Кенет напрягся от тревожного недоумения. – Что случилось?

– Ничего, – заверил его Толай и, помолчав по своему обыкновению, добавил: – Сон мне был.

Кенет успокоенно кивнул. Сон есть сон. Понятно, почему Толай в разгар торгового дня повернул назад. Снами в Лихих Горах не пренебрегают.

Больше о своем сне Толай не сказал ни слова, да и вообще говорил отчего-то мало и неохотно. Едва Алгур опустошил чашку с питьем, Толай поднялся и отошел от костра. Спустя недолгое время он вернулся с маленькими санками. На санках лежал мешок с теплой одеждой. Кенет и Алгур принялись за решение нелегкой задачи: как разделить на двоих одежду, предназначенную для одного, да так, чтоб оба не замерзли. Решение оказалось проще, чем они полагали: делить следовало не одну одежду на двоих, а две на троих. Ныряя в огромный стеганый кафтан кузнеца, Кенет продолжал недоумевать: зачем Толай их все время поторапливает? Почему он выждал не больше времени, чем позволяют приличия, а теперь спешит уйти?

Все еще в недоумении, Кенет распрощался с Алгуром и отправился вслед за Толаем. Кузнец молчал, пока Алгур не скрылся из виду. Кенет тоже молчал какое-то время, потом не выдержал.

– Я ведь тебя даже не поблагодарил! – воскликнул он. – Очень уж неожиданно ты появился. И до того кстати! Мое счастье, что у тебя был сон!

Толай устремил на Кенета испытующий взгляд.

– Мне-то сон был, – хмуро произнес он, употребляя более характерный для горцев оборот речи. – А вот ты здесь откуда взялся?

– Я же говорил, – удивился Кенет. – Услышал крик и прибежал.

– Прибежал, – задумчиво усмехнулся Толай и снова замолчал. На сей раз молчание было долгим даже для него. Вновь заговорил он нескоро.

– Я вернулся домой почти сразу после того, как ты сорвался с места, – медленно произнес Толай. – Мы с тобой едва ли не в дверях разминулись. Теплую одежду я еще с утра заготовил. Сон мне был, понимаешь?

Кенет молчал, не в силах смекнуть, куда Толай клонит.

– Я ни мгновения не потратил на сборы, – продолжал Толай. – Взял санки и мешок с одеждой и вышел следом за тобой. Хотя следом – это не то слово. Совсем не то. Я уж не говорю, что ты услышал крик, которого не мог услышать. Но как ты добрался до озера, не оставляя следов на снегу?

Кенет выпучил глаза от изумления. Оно было неподдельно искренним, чему Толай, в свою очередь, удивился настолько, что даже выказал некоторую долю этого удивления.

– И еще скажи мне на милость – как ты добрался до озера вовремя?

– Так ведь до озера недалеко, – еще больше изумился Кенет.

– Да, – кивнул Толай, – если напрямую. Но прямого пути до Горячего озера ты не мог знать. Да и не было тебя там. Это наш тайный спуск. У каждого из приозерных кланов есть такой. У нас тоже. Этим путем я и спустился к озеру. И я не бежал по нетронутому снегу, как ты, я съехал на санках. Я должен был опередить тебя. А опередил меня ты, и намного. При этом ты поднялся на четыре горы и спустился с них. И преодолел провал. На случай если тебе не говорили – он называется Рана Земли, и от одного его края до другого стрела не долетает. Или ты обошел его? Обычно дорога в обход занимает у опытного человека суток двое. Во всяком разе, не меньше полутора, даже если и в хорошую погоду. Правда, ты бежал… – Толай вновь задумчиво усмехнулся.

Кенет хотел было возразить – и прикусил язык. Он отчетливо вспомнил четыре скользких холмика под ногами и дурацкую извилистую трещину – о ее обледенелый край он едва не споткнулся.

– Горы помогли, – еле выдавил он из себя.

– Будь по-твоему, – помолчав, кивнул Толай.

– Не рассказывай об этом никому, – повинуясь внезапному порыву, попросил Кенет.

Толай посмотрел на Кенета очень долгим, очень серьезным взглядом.

– Не скажу, – отрывисто пообещал он. – Я тебе, сын по хлебу, смерти не желаю.

– Смерти? За то, что я спас вашего кровника? – За время своего пребывания у горцев Кенет отвык опасаться за свою жизнь. Пришлось ему снова испытать позабытое ощущение. Что-то холодное и острое кольнуло под ложечкой, словно Кенет проглотил сосульку.

– За это – нет, – махнул рукой Толай. – Это даже хорошо. Или хотя бы неплохо. Нет, сынок, дело в другом. Незадолго до твоего прихода нам были сны. О том, что в горы что-то придет. Или кто-то. Могучий. Вредоносный. Опасный. Враг.

– Ты думаешь, – с трудом выговорил Кенет, – что это я?

– Нет, – покачал головой Толай. – Не думаю. Я опасался этого… но у тебя совсем другие сны. Не такие, как у врага. И я успел за это время немного тебя узнать. Кто бы ни был неведомый враг из наших видений, но это не ты.

Кенет нервно сглотнул. Воображаемая сосулька в животе растаяла, но боль от ее укола держалась еще долго – почти всю дорогу до дома.

Отсутствие Алгура клан Птичье Крыло обнаружил быстро, но поиски ни к чему не привели: в сторону Горячего озера никто и не подумал направиться, а в других местах его, разумеется, не было. Когда предводитель клана Урхон сообразил, где ему следует искать пропавшего сына, он понял, что найдет скорее всего труп: даже ради единственного ребенка нарушить запрет он не вправе, а значит, до заката поиски не возобновятся, а после заката искать станет некого. Урхон мысленно уже похоронил мальчика и даже приготовился его оплакивать. Когда Алгур все же явился домой, не вполне одетый и не совсем по росту, Урхон был до того потрясен, что даже не произнес обычных благодарственных слов: “Горы милостивы ко мне”.