Сезон гроз - Сапковский Анджей - Страница 41

Мы стоим на горке

Бережём их гордо:

Хреном телепаем

Дождик отгоняем

[45]

.

– …и da capo! Славно под это маршируется, разве нет?

– Притормози, Аддарио!

– Нельзя тормозить! Это маршевая песня! Маршевый ритм и метр!

* * *

На холме белели остатки стены, виднелись вдобавок руины дома и характерной башни.

Собственно, по той башне Геральт и распознал храм – не помнил, какого божества, но о самом храме кое-что слыхал. Давным-давно здесь обитали жрецы. Ходили слухи, что когда их алчность, разгульный разврат да распущенность невозможно стало терпеть, местные жители выгнали жрецов и загнали их в густые леса, где, как говаривали, те и занялись миссионерством среди лесных духов. С тщетным, ясное дело, результатом.

– Старый Эрем, – произнес Аддарио. – Держимся дороги, да и по времени хорошо идем. На ночь встанем в Боровой Запруде.

* * *

Ручеек, вдоль которого они вышагивали, в верховьях шумел по камням и перекатам, а в низинах широко разливался, образуя залив. Причиной была древесно-земляная запруда, перегородившая поток. У запруды шли некие работы, крутилась группка каких-то людей.

– Мы в Боровой Запруде, – сказал Аддарио. – Конструкция, которую ты наблюдаешь внизу, собственно, и есть оная запруда. Служит для сплава древесины с вырубок. Речка, как ты заметил, сама по себе мелковата для сплава. Потому собирают воду, копят древесину – и отворяют запруду. Идет большая волна, и сплав делается возможным. Оным способом транспортируют сырье для древесного угля. А древесный уголь…

– Необходим для плавки железа, – закончил Геральт. – А плавильное производство – важнейшая и самая развитая ветвь промысла. Я знаю. Совсем недавно мне изложил это один чародей. Сведущий в угле и сыродутных печах.

– И не удивительно, что сведущий, – фыркнул краснолюд. – Капитул чародеев владеет изрядными долями в союзах промышленного центра под Горс Веленом, а пара сыродутных и пудлинговых печей принадлежит им полностью. Чародеи получают с плавилен изрядный профит. Да и с других отраслей – тоже. Может, и заслуженно, в конце концов, в основном именно они разработали технологию. Но могли бы они наконец покончить с ханжеством и признать, что магия – не благотворительность и не служащая обществу филантропия, а промысел, опирающийся на прибыль. Хотя чего я тебе об этом толкую, ты ведь и сам все понимаешь. Пошли, там есть трактирчик, отдохнем. А то и заночуем, поскольку ж – смеркается.

* * *

Трактирчик названия своего не заслуживал совершенно, но и удивляться тому не было никакого смысла. Обслуживал он лесорубов и плотоводов из запруды, которым все едино где пить – было бы что. Сарай с дырявой крышей, подпертой жердями, несколько столов и лавок из небрежно оструганных досок, каменный очаг – бoльших удобств местная публика не требовала и не ждала, важнее были для нее стоявшие за перегородкой бочки, из которых трактирщик цедил пиво, да еще колбаса, которую трактирщица, если находила время и желание, готова была за монетку испечь над углями.

Геральт и Аддарио тоже не слишком крутили носами, учитывая то, что пиво оказалось свежим, из только что откупоренной бочки, а буквально пары комплиментов хватило, чтоб трактирщица поджарила и подала им миску кровянки с луком. После дня странствий по лесам для Геральта сия кровянка вполне равнялась телячьему гузну в овощах, вепревой лопатке, тюрбо в чернилах каракатицы и прочим дивным дивам шеф-повара австерии «Natura Rerum». Хотя, сказать по правде, слегка он по австерии тосковал.

– Интересно, – Аддарио жестом подозвал трактирщицу, заказал еще одно пиво, – знаешь ли ты судьбу оного пророка?

Прежде чем сесть за стол, они оглядели обомшелый камень, что стоял подле высокого дуба. Врезанные в заросшую поверхность монолита литеры сообщали, что аккурат на этом самом месте в день святой Бирки года 1133-го post Resurrectionem[46] Пророк Лебеда прочел своим ученикам проповедь, обелиск же заради памяти об этом случае установил в году 1200-м Спиридон Аппс, мастер басонный[47] из Ринды, лавка на Малом Рынке, качество высокое, цены доступные, приглашаем.

– Знаешь ли, – Аддарио выскреб из миски остатки кровяной колбасы, – историю оного Лебеды, называемого пророком? Я говорю об истинной истории.

– Не знаю никакой, – ведьмак промокнул миску хлебом. – Ни истинной, ни выдуманной. Не интересовался.

– Тогда послушай. Дело случилось тому годков сто с гаком, кажется, вскоре после даты, что вырезана на камне. Нынче, как ты прекрасно знаешь, драконов почти не встретишь, разве только в диких горах, на пустошах. А в те времена попадались они куда как чаще и, бывало, житья людям не давали. Сообразили, что полные скота пастбища – это как огромные трактиры, где можно нажраться досыта да на шармачка. К счастью для землепашцев, даже огромнейшие из гадов ограничивались одним-двумя пирами в квартал, но уж тогда жрали столько, что могли стать угрозой животноводству, особенно ежели в какую околицу наведывались слишком часто. Один, огромный, повадился в некое сельцо в Каэдване. Прилетал, съедал сколько-то там овечек, две-три коровы, а на десерт вылавливал себе несколько карпов из рыбных озер. Потом пыхал огнем, подпаливал сарай или стог, ну и улетал.

Краснолюд глотнул пива, рыгнул.

– Селяне пытались дракона отгонять, испробовывали всякоразные ловушки и хитрости – безуспешно. И надо ж тому было случиться, что в расположенный по соседству Бан Ард как раз явился с учениками оный Лебеда, славный уже в те поры, титулованный пророком и имеющий толпы сторонников. Селяне попросили о помощи, он же – удивительное дело – не отказал. И вот когда прилетел дракон, Лебеда пошел на пастбище и принялся того дракона подвергать всяческим экзорцизмам. Дракон сперва опалил его, словно утку. А потом проглотил. Просто взял и проглотил. И улетел в горы.

– Это конец?

– Нет. Слушай дальше. Ученики пророка поплакали, понадрывались, а потом наняли следопытов. Наших, сиречь краснолюдских, насчет драконьих обычаев кумекающих. Те с месяц выслеживали дракона. Как обычно: шли по следу из куч, которые гад навалил. А ученики у каждой кучи падали на колени, греблись в ней, ревностно рыдая, и выуживали останки своего мастера. Наконец сложили его целиком – а скорее то, что за таковое «целиком» посчитали и что на самом-то деле было довольно хаотичной коллекцией не слишком чистых костей: человечьих, коровьих и бараньих. Все это нынче покоится в саркофаге в новиградском храме. Как чудодейственная реликвия.

– Признайся, Аддарио. Ты эту историю выдумал. Или сильно подправил.

– И с чего такое подозрение?

– С того, что частенько беседую я с одним поэтом. Тот же, когда есть возможность выбирать между правдивой и впечатляющей версиями случившегося, всегда выбирает вторую, которую еще и приукрашивает вдобавок. А на все упреки отвечает софизмом, мол, если нечто не соответствует истине, то это вовсе не означает, будто оно является ложью.

– Поэта я угадаю. Это Лютик, конечно же. А у истории свои законы.

– История, – улыбнулся ведьмак, – это пересказ, преимущественно ложный, событий, преимущественно незначительных, изложенный нам историками, преимущественно – недалекого ума.

– И автора цитаты я снова угадаю, – оскалился Аддарио Бах. – Это Высогота из Корво, философ и этик. Но также и историк. Относительно же пророка Лебеды… Что ж, история, как и сказано, это история. Но слыхал я, что в Новиграде жрецы порой вынимают останки пророка из саркофага и позволяют верующим их лобызать. Окажись я там в оный момент, вот точно от лобызания бы воздержался.