Первый бросок - Бушков Александр Александрович - Страница 19

И он вышел к морю, сиявшему мириадами колышущихся искорок. Солнце стояло в зените, небо было безоблачным, в перистых кронах пальм шелестел ветерок. Красота вокруг была такая, что дух захватывало. Вот только Мазур казался здесь насквозь неуместным – белый человек в перепачканном городском костюме и нелепых туфлях, глубоко утонувших в песке, с бамбуковой дубинкой в одной руке и скомканным галстуком в другой. Гораздо уместнее смотрелся бы туземец в набедренной повязке, босой, смуглый…

Если не считать Мазура, на берегу не было ничего, свидетельствовавшего бы о том, что на планете стоит двадцатый век, что на планете вообще есть люди. Пустынный берег, пустынный океан, пальмы и ветер. Даже жутковато становилось…

Но не было времени предаваться лирике – жрать хотелось так, что пустые кишки жалобно потренькивали гитарными струнами. Прежде всего Мазур как следует осмотрел берег, чтобы определить линию максимального прилива и не оказаться застигнутым водой врасплох. Оценил цвет прибрежных скал, линию наносов – и осторожно двинулся вперед по влажному песку. Под ногами, в ямках, поблескивали медузы, ползали рачки, лежали распластанные морские звезды – все это было несъедобно. А вот это уже интереснее… Он отвалил ногой камень, дубинкой, проворно ею орудуя, отшвырнул подальше на берег парочку оплошавших крабов. И еще несколько. Толкнул ногой крупную раковину моллюска «морское ушко», поблескивавшую на камне. Раковина легко поддалась, упала на влажный песок – ага, моллюск либо дохлый, либо больной, а посему для употребления в пищу негоден. А эти здоровые, крепко прицепились, с ними придется повозиться…

Вода понемногу прибывала. Мазур вприпрыжку побежал обратно на берег с отвисшими, набитыми раковинами карманами. Поймал двух крабов – остальные успели сбежать, ну и черт с ними… Ловко держа их так, чтобы не цапнули клешнями, присел под пальмой.

Прикончив крабов в две секунды, выгреб из карманов раковины. Теперь костюм, мало того, что был перепачкан, еще и крепко вонял дарами моря – раковины, что те валенки Тихона, воздух отнюдь не озонировали.

Привередливый гурман от запаха и вида свежевыловленных яств заработал бы нервное расстройство, но Мазура хорошо выучили незатейливой истине: в подобных случаях брезгливости не место, чтобы сохранить силы, нужно есть…

Сначала он разделался с моллюсками, потом закусил сырым крабовым мясом. Не без сожаления проводил взглядом ушедшую на глубину водяную змею – попадись она раньше, на мелководье, приколол бы бамбуком и тоже съел. В качестве витаминного десерта употребил приличный пучок темно-зеленых водорослей. После всего этого вкус во рту остался, конечно, специфический, но организм получил некоторую порцию белков и углеводов, а это главное… В конце-то концов, французы лопают устриц живьем, платят приличные деньги, хвалят да причмокивают…

Закурив, дымил, бережно держа сигарету большим и средним пальцами, пока огонь не дошел до фильтра. Тщательно закопал окурок в песок. Постарался внушить себе, что чувствует себя теперь гораздо бодрее – сытно пообедал, понимаете ли, отдохнул, пора и честь знать…

Поднялся и пошел вдоль кромки джунглей, держа путь в ту сторону, где над кронами вроде бы виднелась сероватая скала. Так и есть – бугристый уступ вздымался метров на сорок над зеленым буйством леса. Сняв туфли, Мазур высмотрел подходящую расщелинку и медленно полез вверх со всеми предосторожностями.

Добрался до самой верхотуры. Крепко уцепившись за выступ, огляделся. Далеко на горизонте двигалась черная точка – то ли рыбачья лодка, то ли корабль. Не стоит и пытаться привлечь его внимание дымом костра – не Робинзон Крузо, в самом-то деле… Вообще, с какой стати этот корабль или лодка должен свернуть к берегу, завидев дымок костра? То-то…

Словом, все внимание – на джунгли. Сплошной зеленый ковер, там и сям пролетают птицы… А это что?

Положительно, дым! Несколько тонких сероватых струек, поднявшихся выше пальм. Трудно судить, но очень похоже на прогалину. Расчищенное место, дым… Люди.

Вот туда мы и направимся.

Глава шестая

Опиум для народа

Он в очередной раз доказал, что учили его не зря, – вышел к прогалине почти что по идеальной прямой, отклонившись с намеченного курса всего-то на десяток метров. Когда меж кривыми, все как один наклоненными в сторону океана стволами показалось нечто, своей бесформенной угловатостью прямо-таки выламывавшееся из дикой природы, Мазур использовал прием спецназа, именуемый «выход на объект». За пышным названием таилась самая что ни на есть прозаическая процедура: он осторожненько подкрался к опушке, держась так, чтобы ветер все время дул на него, а потом растянулся на пузе – благо костюм и так погиб безвозвратно – и бесшумно переполз до ближайшего к хижине ствола, служившего неплохим укрытием.

Присмотрелся. Те, кто включил в руководства строчки о наветренной и подветренной стороне, дело свое знали туго: там-таки обнаружилась собачонка, худая, белая с рыжими пятнами, совершенно неотличимая от российских Жучек. Она валялась в тени, лениво жамкала что-то неаппетитное, и не похоже было, чтобы имела хоть какое-то отношение к сторожевой службе. Очень уж бесполезный и простецкий у нее был вид.

Да и охранять особенно нечего. Поселение состояло из трех строений, абы как смастеренных из потемневших, плохо пригнанных досок, боковинок ящиков, кусков плотного картона и фрагментов вовсе уж непонятного происхождения. Вместо крыш – обрезки жести, пучки пальмовых листьев, большой кусок брезента и даже насквозь проржавевшая автомобильная дверца, снятая с машины, полное впечатление, еще в Первую мировую войну. Окошечки не застеклены, вместо дверей – выцветшие, пожелтевшие циновки.

Справа – несколько длинных грядок. Мазур долго присматривался к экзотическим зеленым растениям с красными плодами, пока не сообразил, что это – кусты обыкновеннейших помидоров. Правда, тут же – какие-то по-настоящему экзотические овощи, совершенно Мазуру не известные.

Стояла тишина, только из крайней хижины доносилось негромкое, размеренное шарканье, судя по звукам, происходившее от трения дерева о дерево. Мазур терпеливо ждал. Прямо под носом у него неспешно проползла ахатина, та самая улитка, от которой острова и получили когда-то название, – созданьице сантиметров пятнадцати длиной, завезенное сюда из Африки, местные его употребляют в пищу так, что за ушами трещит.

Пора было предпринимать какие-то действия. Не верилось, что среди явно немногочисленных обитателей этой, с позволения сказать, деревушки имеются американские агенты с рацией под тем вон перевернутым корытом. Наверняка рыбаки – до моря недалеко, на солнышке валяются плетеные верши для рыбы, как две капли воды похожие на отечественные проволочные «морды». Одна стена ближайшего домика покрыта связками мелкой, скрючившейся рыбешки, уже провялившейся под здешним щедрым солнцем. А еще там висят во множестве пучки разнообразных трав, гирлянды чего-то, напоминающего мелкие желтоватые луковички, пожелтевшие листья, тщательно рассортированные по величине.

Он все еще колебался, пытаясь сообразить, каковы могут быть здешние правила этикета для подобных случаев, визитов незваных гостей, когда ситуация в один миг резко изменилась. Из ближайшей хижины, энергично колыхнув циновку, появилась необъятная негритянская тетушка в пестром платье и наверченном вокруг головы алом тюрбане, сделала несколько шагов, уперла могучие руки в могучие бока и сварливым голосом советской трамвайной скандалистки заорала что-то, глядя аккурат в сторону Мазура. Он не разобрал ни слова – должно быть, это и есть тот самый креольский язык, густо замешанный на французском, но с огромной примесью слов и выражений из доброй дюжины наречий мореходных наций, чьи представители во множестве навещали сии места.

Он не шелохнулся. Толстуха заорала вновь – на сей раз, похоже, на относительно чистом французском. Не оставалось сомнений, что его обнаружили, вот только каким чудом, если он маскировался все же вполне профессионально?