Небесный лабиринт. Искушение - Бинчи Мейв - Страница 17

Но мальчиков Фоли не баловали; мать строго следила за этим. До ухода в школу каждый должен был выполнить свои обязанности. От Джека требовалось наполнить корзины углем, от Кевина — принести дрова, от Ангуса — свернуть вчерашние газеты в жгуты, напоминавшие формой сосиски; газетами было удобно разводить огонь в камине. Джерри, считавшийся любителем животных, водил Освальда на прогулку в парк и следил за кормушками для птиц, стоявшими в саду, а Ронан должен был раздвигать плотные шторы в передних комнатах, забирать с крыльца молочные бутылки, ставить их в холодильник и круглый год подметать гранитную лестницу, которая вела к парадной двери. На ступеньках могли лежать лепестки вишни, осенние листья, грязь и снег.

После завтрака мальчики Фоли собирали тарелки и столовые приборы, относили на кухню и аккуратно клали в мойку. Затем они шли в большую комнату, где следовало оставлять пальто, сапоги, туфли, ранцы, а часто и форму для игры в регби.

Люди удивлялись тому, как Лилли Фоли умудрялась сохранять идеальный порядок в доме, где жили пять регбистов. Но еще больше их поражало, что она сумела женить на себе красавчика Джона Фоли. В молодости Джон был большим ходоком. Лилли была не красивее женщин, искавших его внимания, но превосходила их умом. Она знала, что Джон стремится к жизни легкой и удобной, когда все идет своим чередом, не создает трудностей и не отвлекает от работы.

В первые месяцы брака она нашла Дорин и щедро платила ей за поддержание порядка в доме. Каждую неделю делала прическу и маникюр.

Ее жизнь с красивым доктором напоминала игру со строгими правилами. Дом выглядел элегантным. У Лилли не было ни грамма лишнего жира, она изящно держалась в гольф-клубе, ресторане и даже дома. Поэтому Джону и в голову не приходило смотреть на сторону.

Когда четверо младших братьев ушли в школу, Джек налил себе еще одну чашку чая.

— Теперь я буду знать, что вы говорите за нашей спиной, — прошутил он. «Когда он улыбается, то становится настоящим красавцем», — с любовью подумала мать. Непокорные рыжие вихры и веснушки на носу его ничуть не портили. А улыбка Джека Фоли могла растопить любое сердце. Лилли гадала, влюбчив ли ее старший сын или регби отнимает у мальчика столько времени, что его удовлетворяет платоническое обожание девушек, которые сидят на трибунах и поддерживают игроков криками.

Неужели он окажется таким же стойким, каким был его отец? Что может заставить его полюбить девушку? Лилли завоевала его отца обещанием создать образцовый дом, коренным образом отличающийся от того неуютного и невеселого дома, в котором вырос он сам. Но ее Джек вряд ли клюнет на это. В этом доме он счастлив, о нем хорошо заботятся. Он еще не скоро захочет свить собственное гнездо.

— Может быть, все-таки подбросить тебя? — Джон Фоли был бы рад в первый день учебного года привезти старшего сына на Эрлсфорт-террас и помахать ему рукой.

— Нет, папа. Я уже договорился кое с кем из ребят…

Казалось, мать поняла его.

— Это не школа, тут люди ведут себя по-другому. Не будет никаких колокольчиков, которыми дают знак к началу занятий…

— Знаю, знаю. Ты забыла, что я и сам учился в университете? — с досадой ответил доктор Фоли.

— Я просто хотел сказать…

— Твоя мать права, в такой день нужно быть с друзьями. Ну что ж, удачи тебе, сынок. Пусть она и дальше улыбается тебе, как улыбалась до сих пор. Несмотря на то, что ты будешь изучать не медицину, а юриспруденцию.

— Нет уж. Когда я думаю о врачебных ошибках, у меня мурашки бегут по спине.

— Ошибки адвокатов обходятся людям не дешевле… Ладно, юристов в университетскую команду по регби берут тоже.

— Папа, дай мне немного времени.

— Ты же играл в финале Кубка старшеклассников. Они что там, слепые? Помяни мое слово, в декабре ты будешь играть за сборную университета.

— Папа, первокурсников в сборную не берут.

— А тебя возьмут.

Джек встал.

— В следующем году. Согласен?

— Ладно, если ты сыграешь за университет в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом, это мне подходит. Я очень разумный и нетребовательный человек, — сказал доктор Фоли.

Сойдя с автобуса на Набережной, Бенни увидела Еву. Поднятый воротник плаща защищал ее от дождя. Она выглядела бледной и больной.

— О господи, так ты действительно загремишь в больницу, — сказала Бенни. Ее встревожил взгляд Евы. Подруга явно сомневалась в своем будущем.

— Будь добра, помолчи. У тебя есть зонтик?

— Зонтик? Скажи спасибо, что меня не засунули в пузырь из пластика. Лило всю ночь. В плаще я выгляжу как мокрый стог сена. Под моим зонтом уместится половина Дублина.

— Тогда открой его. — Еву знобило. Они обнялись и пошли по мосту О'Коннелла.

— Что ты собираешься делать? — спросила Бенни.

— Не знаю. Мне нельзя там оставаться. Я пыталась.

— Не слишком. Еще и недели не прошло.

— Если бы ты только видела эту мать Клер!

— Ты сама говорила, что нужно во всем видеть только хорошее. Сама говорила, что можно вынести все, если знаешь, куда идешь.

— Это было до моего знакомства с матерью Клер. И теперь я не знаю, куда иду.

— Это Тринити-колледж. Дальше нужно идти вдоль ограды и свернуть на улицу, которая ведет к парку… — начала Бенни.

— Речь не о том. Я говорю о будущем.

— Ты получишь работу и уйдешь от них так, что они и глазом не успеют моргнуть. Разве не таков был план?

Ева не ответила. Бенни еще ни разу не видела подругу в таком состоянии.

— Неужели там нет никого симпатичного? Я думала, что ты уже обзавелась кучей подруг.

— На кухне есть сестра Джоан. Вечно простуженная, руки в порезах, но очень добрая. Пока я мою посуду, она варит мне какао в кувшине на случай, если придет мать Клер и подумает, что со мной обращаются как с нормальным человеком. Понимаешь, мне приходится пить не из чашки, а прямо из кувшина.

— Я имела в виду твоих одноклассниц.

— Нет, никаких подруг у меня нет.

— Ева, ты просто ни с кем не пыталась подружиться.

— Ты чертовски права, не пыталась. Какой смысл, если я здесь не останусь? Не останусь, и точка.

— Ева, но что ты будешь делать? Нельзя так обойтись с матерью Фрэнсис и сестрами.

— Через несколько дней я что-нибудь придумаю. Я не буду жить в этом монастыре. Не буду делать то, что она меня заставляет! — В голосе Евы прозвучала истерическая нотка.

— Ладно, ладно, — уже другим тоном сказала Бенни. — Может быть, вечером сядешь на автобус, уедешь в Нокглен и вернешься в монастырь?

— Не могу. Они расстроятся.

— По-твоему, лучше стоять на улице, дрожать и лгать, что ты была в больнице? Интересно, что сказали бы сестры, если бы это услышали… Ну что, пойдем через парк? Там красиво, хотя и сыро. — Лицо Бенни приняло мрачное выражение.

Ева почувствовала себя виноватой.

— Извини. Я понимаю, что порчу тебе праздник. Это совсем не то, в чем ты нуждаешься.

Они добрались до угла парка Святого Стивена. Загорелся зеленый свет, и девушки начали переходить улицу.

— Посмотри, какая красота, — с завистью сказала Бенни. Они видели смеявшихся и болтавших студентов в суконных куртках и университетских шарфах. Видели девушек с конскими хвостами, дружески шедших рядом с юношами по мокрым тротуарам к Эрлсфорт-террас. Некоторые шли сами по себе, но держались очень уверенно. Среди них была светловолосая девушка в красивом темно-синем жакете; дождь не мешал ей выглядеть элегантно.

И тут все перемешалось. Они увидели, как черный мотоцикл забуксовал, потерял управление и понесся навстречу солидному черному «моррис-майнору». Все было как в замедленном кино. Мальчик упал, а мотоцикл закувыркался и полетел дальше. Машина попыталась избежать столкновения с ними обоими, после чего и мотоцикл, и «моррис» врезались в группу пешеходов, переходивших мокрую мостовую.

Ева услышала крик Бенни, а затем увидела застывшие лица и приближавшуюся к ней машину. Девушка не слышала криков, потому что у нее зазвенело в ушах. Затем машина припечатала ее к фонарному столбу, и Ева потеряла сознание. Рядом с ней лежал мертвый мотоциклист. Мальчик по имени Фрэнсис Джозеф Хегарти.