Небесный лабиринт. Искушение - Бинчи Мейв - Страница 10

Бенни терпеть не могла его намеки и многозначительную ухмылку. Шон прекрасно знал, как она ненавидела, когда обожающие родители начинали хвастаться дочерью. Знал, но старался разозлить ее еще больше. Зачем человеку, который подбивает под Бенни клинья, строит планы жениться на дочери хозяина и унаследовать его бизнес, говорить вещи, которые раздражают и огорчают ее?

Наверное, Уолш считал, что в данном вопросе ее собственные желания не имеют значения. Что послушная дочь хозяина смирится с этим так же, как смирялась со всем остальным.

Бенни поняла, что она должна осадить Шона Уолша.

— Значит, отец говорит всем и каждому, что я уезжаю в университет? — с довольной улыбкой спросила она.

— Это всего лишь светские беседы. — Шон радовался тому, что сумел стать источником информации, и в то же время был разочарован. Уолш рассчитывал, что его слова заставят Бенни смутиться.

Бенни повернулась к Еве.

— Правда, мне очень повезло?

Подруга поняла ее с полуслова.

— Да, тебя ужасно балуют, — подтвердила она.

Девушки расхохотались только тогда, когда оказались вне поля зрения Уолша. Для этого пришлось пройти мимо пивной Ши, из узких окон которой доносился кислый запах, и миновать кондитерскую Берди Мак, где во время учебы в школе они провели столько часов, выбирая леденцы, хранившиеся в стеклянных кувшинах. Потом они перешли улицу, посмотрели на витрину мясной лавки, в которой отражался магазин Хогана, и убедились, что Шон Уолш ушел в магазин, который в один прекрасный день должен был стать его империей.

И тут наконец дали себе волю.

Мистеру Флуду, владевшему лавкой, при которой якобы имелась собственная бойня, их смех не понравился.

— Что смешного в подносах со свиными отбивными? — спросил он девушек, стоявших у его витрины. Это заставило их расхохотаться еще громче.

— Раз так, уходите отсюда и смейтесь в каком-нибудь другом месте, — проворчал он. — Прекратите издеваться над моим бизнесом!

Мясник, лицо которого было изборождено тревожными морщинами, вышел на улицу и посмотрел на дерево, нависшее над его домом.

В последнее время мистер Флуд часто смотрел на это дерево; хуже того, пытался вступить в беседу с кем-то, кто чудился ему в ветвях. Большинство думало, что у мясника было видение, но он еще не мог рассказать об этом всему городу. Его слова, обращенные к дереву, звучали уважительно. Мерещившееся ему существо мясник называл сестрой.

Бенни и Ева во все глаза следили за тем, как мясник грустно кивнул, словно соглашаясь с тем, что ему сказали.

— Сестра, это творится во всем мире, — произнес он, — но жаль, что теперь оно появилось и в Ирландии.

Потом он выслушал то, что сказало ему дерево, и ушел. Видение видением, но кто-то должен был оставаться в лавке.

Девушки перестали хохотать только у ворот монастыря. Бенни, как обычно, была готова уйти домой. Она не рассчитывала, что дружба позволит ей проникнуть в святилище. Во время каникул монастырь превращался в неприступную крепость.

— Нет, не уходи! Я хочу показать тебе свою комнату, — внезапно сказала Ева.

— А как же мать Фрэнсис? Разве они не подумают?..

— Сестры всегда говорили, что это мой дом. К тому же ты больше не школьница.

Они вошли в боковую дверь и ощутили доносившийся с кухни аромат свежего печенья. На широкой лестнице пахло жидкостью для полировки мебели. Стены темного коридора украшали портрет матери-основательницы и изображение Богоматери, освещавшееся лишь лампадой в виде Святого Сердца.

— Во время каникул тут ужасно тихо, правда?

— Попала бы ты сюда ночью… Когда я вечерами возвращалась из кино, тут стояла такая тишина, что я была готова разговаривать со статуями.

Они поднялись в маленькую комнату, где Ева жила сколько себя помнила, и Бенни с любопытством осмотрелась.

— Надо же, приемник стоит прямо у твоей кровати! — На тумбочке Евы красовался коричневый бакелитовый приемник, по которому Ева, как и все остальные молодые ирландки, слушала «Радио Люксембург». В доме Бенни, где она была единственным и горячо любимым ребенком, нужно было приносить приемник с кухни и ставить его на стул, потому что рядом с кроватью Бенни не было розетки.

На кровати лежало плотное хлопчатобумажное покрывало и смешная сумочка для ночной рубашки в виде кролика.

— Подарок матери Фрэнсис на мое десятилетие. Правда, ужасно?

— Это лучше, чем какой-нибудь образок, — ответила Бенни.

Ева выдвинула ящик, в котором лежали целые стопки таких образков, перехваченные аптечными резинками.

Бенни смотрела на них как зачарованная.

— Неужели ты их не выкидывала?

— Не здесь. Я не могла.

Из маленького круглого окна был виден весь Нокглен — обсаженная деревьями подъездная аллея монастыря, большие ворота и широкая главная улица.

Они видели мистера Флуда, который внимательно рассматривал свою витрину, пытаясь понять, чем она рассмешила этих противных девчонок. Видели маленьких детей, прижавшихся носами к витрине Берди Мак, и мужчин в надвинутых на глаза кепках, которые выходили из пивной Ши.

Видели черный «моррис-коули», стоявший у дверей магазина Хогана, и знали, что это машина доктора. Видели двух мужчин, потиравших руки и шедших в гостиницу Хили. Наверное, это были разъездные торговцы, собиравшиеся внести очередную запись в свои инвентарные книги. Видели человека, прислонившего лестницу к стене кинотеатра и менявшего афиши. Видели маленькую и кругленькую Пегги Пайн, вышедшую из своего магазина женской одежды, чтобы полюбоваться собственной витриной. Эстетическим идеалом Пегги была витрина, набитая нарядами под завязку.

— Отсюда ты видишь все! — изумилась Бенни. — Как сам Господь Бог!

— Ничего подобного. Бог может видеть даже то, что находится за углом. Я не вижу твой дом, не вижу, кто ест чипсы у Марио, не вижу Уэстлендса, который лежит за холмом. Ничего из того, что мне действительно хочется видеть.

Когда Ева заговорила о доме своей матери, ее голос слегка напрягся. Бенни с давних пор знала об ее отношении к жившим там людям.

— Вряд ли они согласятся…

— Не согласятся, — решительно ответила Ева.

Обе знали, что собиралась сказать Бенни: вряд ли богатые Уэстуорды согласятся платить за учебу Евы в университете.

— Как ты думаешь, мать Фрэнсис могла бы сходить к ним?

— Я уверена, что за прошедшие годы мать Фрэнсис ходила к ним много раз, но они захлопывали дверь у нее перед носом.

— Ты не можешь этого знать, — попыталась успокоить подругу Бенни.

Ева стояла у окна и смотрела на город, как, видимо, часто делала за прошедшие годы.

— Она сделала все, чтобы помочь мне. Наверняка мать Фрэнсис обращалась к ним, а они отказали. Она не говорила об этом мне, потому что не хотела, чтобы я возненавидела их еще сильнее. Как будто это возможно.

— В волшебной сказке один из них прискакал бы сюда на белом коне и сказал, что они ждут тебя уже целую вечность, — сказала Бенни.

— А я бы ответила ему, что он опоздал, — засмеялась Ева.

— Нет, я бы тебе этого не позволила. Ты поблагодарила бы его и попросила заплатить за твою учебу в университете. На твоем месте я купила бы собственную квартиру с коврами от стены до стены и не стала экономить на электрических каминах! — весело ответила Бенни.

— Угу. А еще попросила бы платить мне такое содержание, которое позволяло бы каждый месяц покупать платье в «Суитцере» и «Браун Томасе».

— И каждый год проводить отпуск за границей. В компенсацию за экскурсии, на которые ты не могла ездить, когда училась в школе.

— И сделать огромный вклад в монастырский фонд на строительство новой часовни, чтобы отблагодарить сестер за все, что они для меня сделали.

Бенни вздохнула.

— Думаю, такие вещи бывают.

— Только в волшебных сказках. Ты сама это сказала, — ответила Ева. — А чего бы ты хотела для себя?

— Чтобы через минуту у дверей нашего магазина остановился тюремный фургон, оттуда вышли два человека и сказали моему отцу, что Шон Уолш — преступник, совершивший в Дублине шесть убийств. А потом надели бы на Шона наручники и увезли.