И послышался голос… - Рассел Эрик Фрэнк - Страница 8

– Это я отделываю собственную задницу – в переносном смысле, конечно, – объяснил Молит.

– И ты тоже? – удивился Сэмми. – На моей уже не осталось живого места.

В мозгу Молита это признание заняло место рядом с другой недавно полученной информацией. Значит, не только у него находятся причины давать самому себе по заднице. И другие могут заблуждаться, а потом сожалеть о допущенных ошибках.

Просто диву даешься, как много у людей между собой общего.

Самое правильное – это при жизни проявлять терпимость, а смерть встретить с достоинством. Сейчас он учится первому. А как он справится со вторым, покажет будущее.

Тропа вывела их на голую вершину холма, и в первый раз с той минуты, когда они пустились в путь, перед их взорами открылись уходящие вдаль мили поверхности планеты. В какую сторону ни глянь, повсюду она выглядела одинаково – густой однородный растительный массив, только на востоке вздымалась горная цель, чернея на фоне пылающего неба.

Обтирая тряпкой залитое потом лицо, Кесслер проворчал:

– Когда мы были внизу, в джунглях, я мечтал выбраться оттуда хоть к черту в зубы. А теперь мне бы назад вернуться. По крайней мере там хоть есть какая-то тень.

– Звук, – объявил Малыш Ку, протянув руку к северо-западу. – Вон там, высоко-высоко. «Уйоум, уйоум!»

– Ничего не слышу. – Прикрыв ладонью глаза, Кесслер посмотрел в указанном направлении. – И ничего не вижу. – Он взглянул на остальных. – А вы?

– Я тоже, – сказал Сэмми.

– Этак на секунду мне было показалось, что я вижу там, вверху, черную точку, – неуверенно произнес Молит. – Но ручаться не стану. Должно быть, померещилось.

– А сейчас ты ее больше не видишь?

– Нет. Эта точка словно бы откуда-то вынырнула, а потом как слиняла, исчезла из виду.

– Я не намерен из-за этого трепать себе нервы, – заявил Кесслер. Он снова обтер лицо. – Еще час под этим распроклятым солнцем, и у нас начнутся галлюцинации почище. – Он двинулся вперед. – Давайте-ка спустимся отсюда в тень.

Фини залаял на торчавшую неподалеку скалу, шерсть у него на загривке стала дыбом. Кесслер замедлил шаг и, крадучись, направился к скале, держа наготове пистолет. Фини стремительно обогнул ее и зарычал как лев. Какое-то существо, похожее на десятиногую ящерицу, волнообразно изгибая тело, умчалось длинными прыжками прочь и исчезло за гребнем холма. Разочарованно ворча, Фини приплелся обратно.

– Оно же восемь футов длиной, из них половина – зубастая пасть. – Кесслер презрительно фыркнул. – И удирает от лая собаки.

– А может, оно органически не переносит резкие звуки, – предположил Сэмми. – И если б Фини так не разлаялся, оно б его вмиг проглотило.

– Меня просто из себя выводит зловещая тишина на этой чертовой планете, – сказал Кесслер. – На Земле в таких джунглях ад кромешный, оглохнуть можно. Стрекочут цикады, без умолку тарабарят обезьяны, кричат попугаи – всего не перечесть. А здесь все живое не производит никакого шума. Огромные змееподобные существа ползают совершенно беззвучно. Гигантские красные пауки сидят в ямах-ловушках и не шелохнутся. Во время моих ночных дежурств я видел множество каких-то тварей, и иной раз только ощущал их присутствие, и все они крались по лесу с такой осторожностью, что ветка не треснет и листва не зашуршит. Это же противоестественно. Меня это угнетает.

– Давайте, запоем, – предложил Сэмми. – Это поднимет нам настроение и заодно распугает всякую здешнюю нечисть.

– А что будем петь? – спросил Кесслер.

Сэмми со всей серьезностью поразмыслил над его вопросом и предложил:

– «Вьется тропка, вьется длинная». Подойдет?

Горланя эту песню, они зашагали вперед. Один Малыш Ку молчал: он не знал слов. «Тропку» сменила «Уложи меня среди клевера», за которой последовали «Песня легионеров» и еще с полдюжины других. Пение помогло им быстрей спуститься с холма в джунгли и ускорило продвижение сквозь заросли. Молит хриплым, режущим слух басом исполнил соло старинную австралийскую песенку «Как погнал наш Клэнси коров на водопой».

Допев последний куплет, Молит взялся за Малыша Ку.

– А от тебя мы даже жалкого писка не услышали. Может, споешь нам что-нибудь свое, а?

Малыш Ку застеснялся.

– Да ты смелей, – нетерпеливо настаивал Молит. – Все равно хуже меня тебе не спеть.

Преодолевая смущение, Малыш Ку неохотно повиновался, и из его рта полились какие-то резкие немелодичные сочетания звуковых полутонов. Под эти жуткие вопли в воображении остальных возникла кошка, ополоумевшая от невыносимых резей в желудке. Эта кошачья агония продолжалась несколько минут и вдруг оборвалась – как им показалось – на середине такта.

– Что все это значит? – подступил к нему Молит, играя бровями.

– Лепестки цветов, точно снежинки, медленно падают с неба и нежно приникают к светлой руке моей любимой, – с удивившей остальных беглостью бойко объяснил Малыш Ку.

– Это надо же! – воскликнул Молит. – Очень милая песенка.

Подумать только – Малышу Ку есть о ком петь песни! Такое Молиту раньше и в голову бы не пришло. Он попытался представить себе эту женщину. Вероятно, лицо у нее оливкового света, миндалевидные глаза; она смешливая, пухленькая, вкусно готовит; мать семерых упитанных детей. Не исключено, что телом она вдвое крупнее Малыша Ку, управляет им и хозяйством твердой уверенной рукой и зовут ее, возможно, Тончайший Аромат, или как-нибудь еще в том же роде.

– Очень, очень мило! – повторил Молит к вящему удовольствию смущенного Малыша Ку.

– Может, споем теперь «Мы идем по Джорджии»? – предложил Сэмми, которому не терпелось еще подрать глотку.

– Я уже задыхаюсь. – Кесслер яростно рубанул мечете по живой изгороди из лиан высотой в половину человеческого роста, которая перекрыла перед ними тропу. – Идущему впереди достается вся работа.

– И он берет на себя весь риск, – добавил Сэмми. – А не идти ли нам во главе отряда по очереди?

– Неплохая идея. – Кесслер прошел через отверстие в изгороди, по краям которого извивались свежие обрубки лиан. – Я обдумаю ее. Напомните мне об этом месяца через два.

Напоминать не пришлось.

Он так долго не прожил.

Тремя днями позже им вдруг повстречались таинственные животные, которые проложили в джунглях тропы. Частенько они задумывались над тем, кто мог проделать в непроходимых зарослях эти коридоры. Уж, конечно, не огромные змееподобные твари вроде той, которую пытался обезглавить Гэннибэл Пейтон. С того времени они не раз мельком видели этих животных, но те никогда не выползали на тропу и ни одно на них не напало.

К появлению в джунглях этих троп не имели отношения и похожие на ящериц существа поменьше. Их было слишком мало, да и корпус у них для этого чересчур легок. Людям давно стало ясно, что извилистые коридоры в зарослях протоптаны животными более редкими и очень тяжелыми. Местами эти тропы уже зарастали: вступая в свои права, их постепенно отвоевывали назад джунгли. Однако длинные отрезки пути за исключенном уголков, где затаились алые цветы-хищники, были начисто вытоптаны, словно почву здесь утрамбовали чьи-то чудовищные конечности.

Кесслер уже собрался было свернуть по тропе в сторону, но тут до его слуха издалека донесся какой-то грохот. Другие тоже это услышали и, приблизившись, остановились за его спиной. Фини задергал ушами, всм своим видом выражая крайнее беспокойство.

Звук казался особенно странным в этом мире мертвой тишины. Он вмиг словно бы отменил извечный закон природы. Гул ударов! Тяжелых, сотрясающих землю, как топот пятидесятитысячного стада взбесившихся буйволов.

Фини возбужденно взвизгнул, быстро забегал кругами, и Кесслер сказал:

– Чувствую, что нам лучше с этой тропы убраться. – Он внимательно оглядел ближайший к ним участок джунглей. Звук становился все громче. – Вон туда!

Указав место, где заросли с виду были чуть реже и ветки не так тесно переплетены, он начал прорубать проход.

Все вместе они яростно рубили ветки и рассекали стебли, а когда им удалось продвинуться в глубь зарослей ярдов на тридцать, оглушительный грохот вырвался из-за поворота тропинки. Молит схватил Фини и своей потной волосатой рукой стиснул ему челюсти, чтобы тот не залаял. В прилипших к спинам рубашках они стояли в глубине чужого ада и наблюдали за происходящим.