Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

В Иродовой Бездне (книга 4) - Грачев Юрий Сергеевич - Страница 11


11
Изменить размер шрифта:

Утром проснулся, умылся, внутренне попросил Господа указать текст, текст был самый приятный, блаженный: «Блаженны изгнанные за правду…»

«Вот сколько я был изгнанный, — думал Лева, — и наконец пришло… я могу сказать, что были трудности, были благословения, а теперь некоторый отдых.»

В милиции его приняли сухо, официально, посмотрели документы.

— За что вы сидели?

— Да вот в связи с религиозными убеждениями.

Начальник резко встал и протянул паспорт Леве:

– Тут у нас и так хватает всяких сектантов, это старое сектантское гнездо, да еще фельдшер — интеллигенция села — будет верующий… Прописать не могу.

– Но почему, почему? — спросил Лева грустна.

– Я вам говорю, что не могу, и предлагаю вам немедленно удалиться из села.

– Да сейчас никакого транспорта нет, — сказал Лева.

– Это меня не касается. Я вас предупреждаю, — повышая голос, продолжал начальник, — чтобы вас сейчас же здесь не было, иначе я приму меры. А вы через час проверьте, — обратился он к милиционеру, — уйдет он из села или нет.

…Дует, дует холодный ветер с севера. Поднимает снег, метель. Степь безграничная, заснеженная. По дороге одиноко идет человек. Гонимый, презираемый, никому не нужный. Лева шел километр за километром. Грустные мысли вереницей тоскливо проходили в сознании. Никому он не нужный, без конца гонимый…

— О, Господи, что это такое?

Старые валенки трут ноги… А идти не близко. Он снял валенки и пошел в одних носках по снежной, обледенелой дороге. Он не чувствовал холода, он знал одно — что его гонят, что он должен идти и идти. А куда? Где будет пристанище? Он не знал. Он только верил в Отца, Который решает судьбы каждого, и, несомненно, не даст Он, Всесильный, погибнуть ему.

Силы быстро таяли, идти было трудно. Он останавливался, потом снова шел дальше. Легче идти летом. Леве когда-то много приходилось ходить пешком летом, когда он посещал ссыльных и заключенных… но теперь ему, одетому по-зимнему, идти было особенно трудно. Хотя бы машина какая… но машин не было видно… дорога, сколько не посмотришь в степь, пустынна. Медленно шел он. Уже вечерело.

— Господи, Ты видишь, у меня больше нет сил… Что это такое? Зачем?

Он вспомнил апостола Павла. У него были три «П», которым он решил с юности подражать. Это — апостол Павел, академик Павлов и знаменитый французский ученый Луи Пастер, который своими открытиями спас много человеческих жизней.

Для него путь в науку был закрыт. Он не мог подражать ни Павлову, ни Пастеру. А открыта была только одна дверь. Это — жизнь по Павлу. Но как тяжела эта жизнь! Ведь он столько пережил, а до Павла ему было страшно далеко. Павел — это великая страданий, терпения, а в то же время величайших побед в христианстве. Он только лилипут по сравнению с Павлом… Но все-таки это путь благословенный… «Блаженны изгнанные». Но идти больше не было сил. Показалась какая-то машина, грузовая, военная. Лева поднял руку, его посадили. Машина быстро мчалась, и вскоре показались окраины Чапаевска, где он и слез.

Утомленный, изнемогающий, добрался он до семьи Алексея Ивановича.

– Брат, что с вами? — воскликнула Анастасия Ивановна.

– Меня гонят, — отвечал утомленным голосом Лева. Почти все время пешком пришлось идти из Колдыбани…

Его усадили у печки, на ноги дали теплые чесанки, накормили горячей пищей.

– Но вы так утомленны, сегодня собрания устраивать не будем, — сказала Анастасия Ивановна.

– Нет, нет, — возразил Лева. — Я уже почти отдохнул. Ведь меня для этого, видимо, Господь и вернул опять к вам.

И опять было чудное, благословенное собрание. Не только наслаждались пением, Словом Божиим, не только возносились благодарственные молитвы к Богу, но многие грешники открывали свои уста, каялись и находили мир у ног Иисуса.

Собрание продолжалось за полночь. Лева быстро уснул. На душе было светло и необыкновенно радостно…

На другой день он спросил Алексея Ивановича, как ему спалось.

– О брат, — я не спал совсем, я не мог спать! Ведь мой сын Володя покаялся, ведь моя дочка Валя покаялась… что может быть лучше?

– Да, слава Богу, слава Богу! — сказал Лева. — Это только Господь, это только Он, это только Его пути…

– А мы такие немощные и слабые…

Глава 13. Господь печется

«Все заботы ваши возложите на Него, ибо Он печется о вас».

I Петра, 5, 7.

И опять он возвращался в Куйбышев. Казалось, что отчаяние, уныние должны наполнять его сердце. Но этого не было. В душе было ликование: были спасенные души, он жил и скитался не напрасно. И все тернии и невзгоды сердце не чувствовало; наоборот, был покой и глубокая уверенность, что есть Тот, Кто печется, заботится и все устраивает так, как никакой человек при всей своей мудрости и всех возможностях устроить не смог бы.

Ему стало ясно, почему первые христиане переживали все свои трагедии с величайшей радостью: они верили, они ощущали присутствие Божие и сила Божия помогала им не чувствовать страданий. В их сознании преобладало неземное. Поэтому Павел и писал, что «нынешнее временное страдание ничто по сравнению с той славой, которая откроется в вечности».

И домой Лева явился не грустным, а улыбающимся и необыкновенно радостным. Он делился впечатлениями не о своем неустройстве, не о том, как его гонят, а о том, какой огонь зажегся в Чапаевске.

После собрания, которое было у слепой сестры, он рассказал куйбышевской молодежи о тех благословениях, которые начались в Чатаевскел, и те решили посетить Алексея Ивановича.

— Ну, а как вы, брат? Где же вы будете жить? — спрашивали

– Я не знаю, — весело отвечал Лева. — Господь знает, и верю, Он предусмотрел для меня самое лучшее.

На следующий день он снова отправился в облздрав. Там просто и откровенно рассказал, что его прописать в Коддыбани отказались.

– Ну что же с вами делать? — спрашивали его в отделе кадров.

– Ну, пошлите меня хоть в самое отдаленное место, я на все

согласен, — отвечал Лева.

Посовещались и выдали ему направление в село Пестравку.

– Это отдаленный район, далеко от железной дорога, нужда в медработниках большая, и там устроитесь, — сказали ему.

– А как туда ехать? — поинтересовался Лева.

– А через Чапаевск. А оттуда на машине прямо до Пестравки.

«Это необыкновенно! — подумал Лева. — Опять через Чапаевск! Какая радость! Опять встреча с дорогими, близкими, опять встреча с дорогой молодежью, которая отдала свое сердце Господу. И это печется Господь. Он Сам предусматривает планы и Сам определяет времена, когда и где быть. И все это к лучшему. Поистине сам человек никогда не придумает так, как делает Господь.»

Когда Лева вновь появился на дороге дома Алексея Ивановича, его увидели Валя, дочь его, и сын Володя. Раньше они холодно смотрели на него и старались избегать встречи с ним. Теперь же они бросились к нему навстречу с сияющими от радости лицами и горячо приветствовали.

– Брат Лева, как, как вы смогли опять быть у нас?

– А вот так: еду устраиваться на работу в Пестравку. Все это сам Господь делает.

Алексей Иванович и Анастасия Ивановна, как только Лева вошел к ним, прослезились и воздали благодарность Богу, что Он позволил им встретиться еще раз.

— К вечеру должны приехать и куйбышевцы, — сообщил Лева. Вечером было редкостное собрание. На нем присутствовали не только старички и старушки, не только люди средних лет, но была и молодежь, местная и приезжая, и все славила Господа, все с наслаждением слушали живое Евангелие и молились, молились. Новые души, ищущие Господа, находили мир у подножья Голгофы. Время пролетало, ночные часы бежали, а расходиться не хотелось.