Всемирная прачечная: Террор, преступления и грязные деньги в офшорном мире - Робинсон Джеффри (Джефри) - Страница 6

И для многих по-настоящему умных преступников — таких, как Мэйер Суховлянски, — часто это так и есть. Родившись в 1902 году в Гродно, входившем вначале в состав России, а затем Польши, он в 1911 году прибыл в Бруклин вместе со своими родителями и стал на американский манер зваться Мейером Лански. Бросив школу в возрасте 14 лет, он некоторое время работал учеником инструментальщика, однако много денег на этом заработать было нельзя, а этот парень хотел иметь очень много денег. Поэтому на улице он не зевал и хватал то, что плохо лежит. И хотя невысокому Лански приходилось носить туфли на высоких каблуках, чтобы компенсировать рост 5 футов 4 дюйма, он имел достаточно твердый характер и никогда не прятался от неприятностей.

Одним из уличных мальчишек, пытавшихся доставить ему такие неприятности, был Сальваторе Луканиа, но маленький еврей смело взглянул в глаза долговязому итальянцу, и так родилась их дружба, которая продлилась всю жизнь.

Семья Луканиа эмигрировала в Соединенные Штаты в 1907 году, когда Сальваторе было всего 10 лет. Уже через несколько лет он оказался обитателем дома для малолетних преступников, в 1916 году последовало тюремное заключение за хранение героина. Едва выбравшись оттуда, он изменил свое имя на Чарли Лучиано, начал карабкаться вверх по иерархической лестнице организованной преступности и вскоре стал основным подозреваемым в ряде совершенных гангстерами убийств. К тому времени он уже был в приятельских отношениях с Фрэнком Костелло, Альбертом Анастэй-ша и Вито Дженовезе, которые называли его Лаки — «счастливчик». Ему удалось уцелеть в жестокой драке с поножовщиной, после чего, как гласит легенда, у него и появилась эта кличка. Правда, однако, менее романтична. Его назвали Лаки, потому что ему чрезвычайно везло в игре на ипподроме.

Еще одним другом детства Лански был еврей по имени Бенджамин Зигель. Родившийся в Бруклине в 1906 году, Зигель имел неустойчивую психику и, как говорили некоторые его знакомые, был «ненормальный, как клоп». Кличка пристала, и он стал известен как Багси, причем моментально взрывался, если кто-нибудь так его называл. Лански и Зигель начали как мелкие вымогатели и уличные хулиганы, пропуская через себя столько героина, сколько могла переварить их «банда Клопа и Мейера». Как и все остальные, они сменили род занятий, когда был введен «сухой закон», и преуспели в своем деле — уличной торговле виски. Прошло совсем немного времени, и ум Лански и резкий характер Зигеля привлекли к ним внимание настоящего игрока.

Арнольд Ротстайн был, возможно, самым влиятельным авторитетом преступного мира того времени. Сегодня его лучше всего помнят как игрока, повлиявшего на ход мирового чемпионата 1919 года, — автора знаменитого бейсбольного «скандала Блэк Сокс», из-за которого он удостоился упоминания в «Великом Гэтсби» Скотта Фицджеральда. Он также, предположительно, стал прототипом Натана Детройта в мюзикле «Мальчики и куколки».

Одна из ярчайших личностей в истории преступной экономики, Ротстайн очень рано понял, что жизнь преступника связана с огромным риском. Поэтому, чтобы уменьшить для себя этот риск, он стал закулисным игроком. Начав с героина, он затем занялся крадеными бриллиантами и различными черными рынками, пока, наконец, не стал крупнейшим в Америке букмекером. Он также написал «учебник по разведению и кормлению» политиков и судей, превратив взятки и коррупцию в своего рода науку. Он познакомился с Лански сразу после введения «сухого закона». Тот ему понравился, и Ротстайн взял его под свое крыло. Зигель был принят за компанию. Ротстайн руководил их первыми шагами и преподал Лански урок, который тот запомнил на всю жизнь: держись в тени, не лезь вперед и стань незаменимым для всех остальных, заняв собственную нишу в системе поставок. Нишей Ротстайна было финансирование контрабанды. Нишей Лански стали операции с грязными деньгами.

Однако настоящим «вкладом» Ротстайна в преступность XX столетия стало употребление применительно к ней эпитета «организованная». Он был не таким, как многие из его коллег — отщепенцы, совершавшие преступления. Он был преступником, однако подавал себя как бизнесмена. В то время, когда существовали жесткие межнациональные границы, он пересекал эти границы, чтобы сводить вместе самых разных людей.

Солидный бизнес также был всего лишь хитрым трюком, потому что у местных общин существовали вполне определенные границы, и большинство людей всегда оставались в их рамках. Это правило распространялось на школы, клубы, работу, особенно в Нью-Йорке, где иммигранты, варившиеся в общем котле на протяжении жизни целого поколения, а то и двух, тем не менее игнорировали интеграционные процессы. Точно так же обстояли дела и в преступном мире. Итальянцы держались итальянцев, евреи — евреев. Ротстайн же был евреем, которого принимали повсюду. Он пользовался доверием у итальянцев, особенно Аль Капоне. Он свободно общался с ирландскими гангстерами, такими как Оуни Мэдден, который заправлял на «адской кухне» Манхэттена, и с ирландскими миллионерами, жившими в роскошных поместьях бостонского Бэк-Бэя, такими как отец Джона Ф. Кеннеди, известный бутлегер Джо. Он принял Лучиано как друга Лански и ввел его в свою группировку. Он позаботился о том, чтобы друг Лучиано Фрэнк Костелло, настоящее имя которого было Франческо Кастильо и который, в конце концов, стал известен как премьер-министр мафии, принял Лански и Зигеля как своих друзей. Он показал всем, как можно укреплять связи в условиях существования межнациональных границ и как создавать «синдикаты», которые затем превратились в «организованную преступность», сделавшую Лучиано, Лански и других людьми, с которыми невозможно не считаться.

В ноябре 1928 года Ротстайн был убит партнерами по игре, которым задолжал крупную сумму. Но к тому времени его бизнес-модель «синдиката» уже четко оформилась. Лански и Зигель управляли несколькими спиртозаводами, поставляя виски итальянским, ирландским и еврейским дистрибьюторам и продавцам. А Лучиано, имевший долю в их бизнесе, стал теперь членом преступной семьи Джо Массериа.

Никто из этих парней не стал еще бизнесменом такого класса, как Ротстайн. Все это было впереди. А пока они были просто ворами, игравшими в бизнесменов. Но с уходом Ротстайна образовалась огромная пустота, и им хватило ума, чтобы ее заполнить. В апреле 1931 года Лучиано перетасовал колоду, договорившись с врагом Массериа Сальваторе Маранцано убить своего босса. Если Лански и Зигель и не участвовали в этом сами — хотя есть основания утверждать обратное, — они определенно знали об этом и помогали Лучиано организовать убийство. Маранцано затем поделил Нью-Йорк между пятью семьями и наградил Лучиано, сделав его главой одной из них. В свою очередь, Лучиано назначил Костелло своим заместителем и повысил Вито Дженовезе, дав ему ответственную должность. Четыре месяца спустя Лучиано — и, весьма вероятно, Лански и Зигель — нанесли новый удар, на этот раз уничтожив Маранцано.

Лучиано, Лански и Зигель были теперь крупнейшими игроками Востока. Совместно и по отдельности они управляли предприятиями, которые давали работу десяткам тысяч людей и приносили десятки миллионов долларов. Но долго это продлиться не могло, потому что уж очень многое было основано на риске. Крах наступил, когда конгресс вновь легализовал спиртное. Некоторые бандиты остались в алкогольном бизнесе. Но теперь спиртное стало рядовым товаром, повсюду были конкуренты, а прибыль и отдаленно не напоминала то, что было раньше. Для таких людей, как Лучиано, Лански и Зигель, их соратники Костелло, Дженовезе, Джо Бонанно, Карло Гамбино, Джонни Торрио, Лонджи Цвильман, братья Фишетти, Сантос Трафиканте, Тони Аккардо, Сэм Джанкан, Джо Адонис, Карлос Марчелло, и всех остальных — тех, чьи имена войдут в историю преступности XX столетия, товаром снова стал героин.

По-прежнему приносила доход проституция, но риски здесь были слишком высокими, а прибыль, как довелось узнать Лучиано, — слишком маленькой. Вымогательство, мошенничество и подпольная лотерея были гораздо менее рискованными, но это отражалось на прибыли. Торговля спиртным была совсем другим делом, поскольку не укладывалась в общую схему: там был низкий риск и очень высокая прибыль. Впору было жаловаться: «Хорошо бы виски опять объявили вне закона».