Защитники людей - Корнилов Антон - Страница 69

– Не лезь пока, а? Без тебя тошно…

Во двор въехал микроавтобус «Мерседес». С лязгом откатив дверцу салона, на снег выпрыгнул Костя Кастет. Шатун, ссутулившись, сунув руки в карманы форменной куртки, двинулся к нему. Руководы о чем-то коротко переговорили, затем Костя, приметив возвращавшуюся из терема четверку дежурных, махнул им рукой и режуще свистнул. Дежурные перешли на бег. Вместе с ними и снедаемый любопытством привратник подошел к микроавтобусу.

И увидел, как руковод Кастет отступил в сторону, открывая дружинникам доступ к белеющему к темноте салона неподвижному телу, с головой завернутому в простыню.

– Выгружайте, – велел Кастет.

– Третий… – прошептал привратник.

Тело, вытащив, положили прямо на снег. Привратник сглотнул.

– Куда его? – тихо осведомился один из дежурных. – Как обычно, за балкой, где овраг, прикопать?

– Надо было б за балку, отвезли бы за балку, – ответил Кастет. – Пока отнесите… за южный корпус. У забора положите – до дальнейших распоряжений. Мороз ведь… ничего с ним не сделается. Выполнять!

Во двор въехала очередная машина – на этот раз красный внедорожник без эмблемы Северной Дружины на борту.

– Капрал! – с придыханием проговорил привратник. – Сегодня в лагере ночует, вот это да!..

Этой ночью Иван Иванович Ломовой, Капрал, действительно впервые за долгое время остался ночевать в лагере Дружины. До самого утра окна его апартаментов тлели неярким, приглушенным шторами светом. Значит, не спал Капрал, голова Северной Дружины. Не спал он, но не нашлось бы во всем лагере ни одного человека, кто осмелился бы его побеспокоить.

Ночь за мощными бревенчатыми стенами была особой, таежной, какой нигде, кроме как в этих краях, не увидеть. Темное небо, будто огромный зверь, улеглось на тайгу. И спал этот зверь чутко, помаргивая бесчисленными острыми глазками звезд, потому ни одно живое существо не смело шевельнуться или подать голос. Великая тишина стояла в мире.

Ион Робуст, в тысячный раз, наверное, прошагав от стены до стены, остановился наконец у окна, заложил руки за спину.

– Как глупо вышло-то, а? – бесцветно выговорил он. – Даже и надеяться не смел, что после стольких лет… встречу здесь соотечественника. И уж никак не думал, что встреча окажется такой… Почему все случилось – так, как случилось? Черт бы его побрал, этого недоноска, Рысака плешивого…

– Вперво, – раздался голос позади Иона, – дурно отзываться о покойных не принято – ни здесь, ни у нас…

Ион Робуст дернулся с места и снова зашагал по комнате.

– О покойных!.. – зло усмехнулся он. – Вы бы сказали еще, ваше превосходительство: «о павших»! Покойный! Жмурик он, вот и весь ему почет. Жил мелко и помер мелко. От страха в беспамятство впал, да так и не пришел в себя. Лежит теперь в простынку завернутый, стынет на снегу…

Олег Гай Трегрей полулежал в громадном – по специальному заказу для Ивана Ивановича Ломового делали – кресле. Ноги Олега укрывала тяжелая медвежья шуба. Был Олег очень бледен и в черной форменной рубашке дружинника на пару размеров больше выглядел сильно похудевшим. Рассеченную бровь его закрывала белая полоска медицинского пластыря. Такая же полоска была наклеена понизу на левом ухе, лишенном мочки.

– Защищаете этого… покойного, ваше превосходительство, – недовольно выговорил Ион. – А ведь через его подлость едва жизни не лишились. Если б не посчастливилось дернуться вам в последний момент, пуля как раз бы в голову пришлась. Здешние ребята – из охотничьих семей, стрелять обучены. С малолетства белок в глаз бьют.

– В том, что и я, и наши с вами соратники едва жизней не лишились, вовсе не бедолага журналист виноват, – не согласился Олег. – Я пытался вашим руководам объяснить разницу между законом и самовластью, а они меня слушать не стали. А коли и стали бы слушать – поняли бы? Да и вы сами… не забыли ту разницу?

Обиженно вскинулся Ион Робуст:

– Не надо так, ваше превосходительство! Ничего я не забыл. Все я понимаю.

– Отчего ж тогда понимание это своим парням не привили?

– Да от того, ваше превосходительство…

– Не называйте меня так, я ведь вам говорил уже!.. – подняв руку, перебил его Олег.

Ион улыбнулся и тихо проговорил:

– Не нравится, не буду. Только… как произнесу это «ваше превосходительство», закрою глаза… кажется, будто дома.

– Мы не дома, – жестковато заметил Олег.

– Не дома, – со вздохом повторил Ион.

– Осмелюсь предложить, капрал Ион Робуст, перейти на «ты». Брудершафт пить не будем, ни к чему нам эти церемонии.

– Как вам… как тебе угодно…

Беседа их длилась уже третий час. Сначала они – пока еще ехали в лагерь – прощупывали друг друга ничего не значащими вопросами, точно не веря, что судьба, закинувшая их когда-то по одиночке в один уголок чужого мира, наконец-то смилостивилась, сведя вместе. Лишь оставшись наедине, осмелились говорить друг с другом прямо. О чем они вели тогда беседу? А о чем еще могут говорить два земляка, нечаянно перехлестнутые на чужбине? О Родине, конечно. О доме.

Постепенно разговор перетек в иное русло…

– Самовластье, говоришь?.. – произнес капрал Ион Робуст, остановившись напротив Олега. – И закон, говоришь… Закон здесь сам по себе ничего не значит, ты сам об этом прекрасно осведомлен. Закон здесь – удобное орудие в чьих-либо руках. И потому доверия к такому закону у людей нет. А что у них есть – так это неизбывная тоска по Всеобщей Справедливости. Страстное желание чувствовать себя защищенными. Всеобщая Справедливость, Олег, она превыше закона. С ней нельзя договориться, ее невозможно обойти или купить…

Олег покачал головой.

– Самовластье – суть терроризм, – сказал он.

Тяжело ступая, Ион отошел к противоположной стене, опустился на широкий диван, крытый звериными шкурами. Жалобно скрипнули диванные ножки.

– Самовластье!.. – повторил Ион, – терроризм!.. Да что угодно можешь говорить, но факт остается фактом: здесь людям, кроме как на таких, как мы, надеяться не на кого. Я уже почти четверть века здесь… Я знаю… Уж кому, как не мне, знать, что такое здешняя власть и какими принципами она руководствуется…

– Знаешь, а снова туда стремишься, – тихо сказал Олег.

– А что мне еще остается делать? – проговорил Ион, и Трегрей даже вздрогнул, ощутив прорвавшуюся с этими словами тоску. – В местной биомассе редко-редко, но можно откопать настоящих людей. Ради них хотя бы стоит попытаться.

– Ты говоришь так, будто вовсе не уверен в успехе своего предприятия, – заметил Олег. И странное удовлетворение прочиталось в его голосе.

Ион Робуст надолго замолчал.

– Не можешь победить систему – возглавь ее, я так считаю, – заговорил он наконец. – Другими словами, чтобы противостоять системе, надобно играть по ее правилам. Иначе система сокрушит тебя. Для того круга, где я последнее время вращаюсь, мотивация моих действий проста и понятна – престарелый предприниматель, бывший когда-то у власти, не принял отставку и заново начал восхождение. По инерции, так сказать, потому что не научен жить иначе, кроме как беспрестанно, не останавливаясь, умножать собственное благосостояние. Если б я открыто заявлял, что стремлюсь изменить существующую реальность, – чего бы я добился?.. Того, чего добился недавний губернатор соседнего края?

Олег на секунду непонимающе сощурился. Потом вспомнил:

– А юморист, всенародный любимец?.. Беззаветная и безнадежная борьба с коррупцией, подозрительная автомобильная авария, таинственная папка с документами, предположительно обличающими сильных мира сего и куда-то исчезнувшая после его гибели… Мне эта история кажется надуманной. Уж слишком много в ней мелодраматизма и слишком мало фактов…

– Все верно, – невесело усмехнулся Ион. – Она и должна казаться надуманной, эта история. И мелодраматизма в ней ровно столько, сколько и должно быть.

Олег хотел было возразить, но промолчал.

– Людям необходимы герои, – проговорил Ион. – От этого никуда не денешься. А тем, кто правит здесь, предпочтительнее герои – мертвые. Являющие, к тому же, собой пример, что будет с теми, кто осмелится пойти наперекор… Общественное мнение – мощное оружие. Казалось бы, к чему мне обращать внимание на борзописцев, распространяющих о Дружине чудовищные небылицы? Поедание младенцев!.. – он фыркнул. – Рассудить здраво, какой дурак способен в это поверить? Однако же… Дело все в том, Олег Гай Трегрей, что народ любит интересненькое и жутенькое. У меня в голове… – Ион постучал для убедительности себя по лбу пальцем, – десятки схем теневых махинаций местных власть имущих. Выложи я их в открытый доступ – кто, кроме специалистов, стал бы вникать в эти хитросплетения, в эти таблицы и цифры? Это скучно и неувлекательно. Это не щекочет нервы. Зато будоражащие кровь истории о палаче и людоеде из Туя моментально обретают бешеную популярность. Понимая, что многое из этого бреда ну никак не может быть правдой, люди все-таки с энтузиазмом запихивают вываливаемую им жвачку в свои мозги. Внимают и реагируют. Интересненькое и жутенькое всегда вызывает живую реакцию. И наслоение какой угодно чепухи постепенно создает вполне определенный образ. Которому уже нельзя не поверить. Свойство человеческой психики, знаешь ли…