Защитники людей - Корнилов Антон - Страница 40

– Давайте-ка, парни, уматывайте отсюда… – сказал он полицейскому. – Привет Полубабкину.

– Как скажете, – пожал тот плечами. – Наше дело предложить, как говорится. Может, номер телефончика моего оставить вам? Пригодится…

– Если ты мне понадобишься, – веско произнес Ион, – тебя и безо всякого номера ко мне откуда угодно привезут. Уматывай, сказано же!

Не обращая больше внимания на полицейских, он шагнул к перемазанному кровью Кастету, успевшему уже подняться на одно колено.

– Вставай, чего раскорячился, – сказал Ион ему. – Лечиться поедем.

– Для себя медикаменты прибереги… – выцедил Кастет и вдруг шлепнулся на задницу. Не то чтобы не удержался обессиленно в шатком своем положении, а, кажется, вполне сознательно. – Слышь, пузатый! – позвал он, глядя на Иона с неожиданной спокойной серьезностью. – А ты шлепни меня. Ты сейчас меня пойми – ты просто обязан меня шлепнуть. Потому что, падла, в противном случае я тебя все равно найду и примочу. Солдатской честью клянусь – найду и примочу. Не веришь?

– Верю, – сказал Ион.

Он и вправду поверил Кастету. Не столько клятве его поверил и серьезности интонации, с которой он эту клятву произносил, – а всплеску гибельной тоски в глазах.

– Может, и веришь, – согласился Кастет. – Только все равно убивать не станешь. Уж слишком вы себя, пузатые, любите. Зачем вам лишние проблемы? Вы комфортную жизнь любите… А мне вот плевать – хоть сейчас на тот свет. Чего терять-то? Жизнь эту поганую?.. Потому и предупреждаю, последний шанс тебе даю. Оставишь меня в живых, найду рано или поздно – и конец тебе…

На какое-то мгновение странное наваждение захлестнуло Иона. Почудилось ему, что заволокло все вокруг подвижными плетьми маслянистого вонючего дыма. Грохот рвущихся снарядов заглушил клекот зевак и уличный шум. Ион непроизвольно зажмурился. И только тогда сумел разглядеть – кто, раскинув ноги, сидит перед ним в луже крови. Не псих-скандалист, тоскливо ожидающий отправки в полицейское отделение, а – свой брат-солдат, которого непременно нужно вынести с поля боя. Наконец-то хоть кто-то, кого можно назвать – «свой»…

«А кто сказал, что все кончено? – подумалось Иону. – Кто сказал, что упустил я свой шанс?.. Хоть немного, хоть капельку изменить этот мир? Не должно у меня совсем ничего не получиться – если я не один буду. Если за мной пара батальонов таких вот бойцов встанет. Своих бойцов…»

Он открыл глаза.

Кастет оскалился было, явно намереваясь выдать еще какую-нибудь презрительную угрозу, но Ион, ухватив его поперек туловища, легко поднял и перекинул через плечо:

– Подожди лаяться-то… Должок за мной имеется, так что изволь его получить. Каждый, Костя, получает то, что заслуживает.

Мансур лежал, придавливая громадным полуголым телом узкий одноместный диванчик, тонкие ножки которого, казалось, едва выдерживали чудовищный вес кавказца.

Под правой ключицей Мансура чернела маленькая аккуратная дырочка, вокруг которой неряшливыми разводами запеклась кровь. Прямо из черной дырочки торчала свернутая трубкой гигиеническая салфетка, напитанная уже красным.

– Почему он мне ничего не сказал?! – в который раз уже взревел Мансур. – Ну почему, а?

С такой яростной страстью он задавал этот вопрос, будто думал, что получи он ответ – и вся молниеносная череда событий заскрипит вспять и не произойдет того страшного, что уже произошло.

– Почему… – деревянно отозвался стоявший у окна Двуха. – Дурак потому что.

– Ты что? – резко повернулся к нему Сомик. – Нельзя о нем так говорить… теперь.

– А чего он?.. – по-настоящему зло воскликнул Игорь – как злятся на живых, а не на мертвых. – Дурак – он и есть дурак. Говорили же ему…

– Прекратить! – вдруг оглушительно звонко вскрикнул, топнув ногой, Олег.

Тотчас воцарилась гулкая тишина – даже стало слышно, как тикают на стенке старенькие часы, как лают где-то во дворах собаки и упруго пульсирует вдалеке музыка.

– В холодильнике, в морозилке, – лед, – оглянувшись на Двуху, быстро и негромко сказал Олег, снова став прежним – неизменно спокойным и собранным. – Там же, на кухне, в аптечном ящике, пузырек с перекисью водорода… Неси, впрочем, весь ящик. И еще нож прихвати – там набор керамических на столе стоит, невдавне покупал. Самый маленький возьми. Тарелку. Еще пинцет нужен…

– Пинцет я в ванной видел, – сообщил Двуха, направляясь на кухню.

– Может, все-таки «скорую» лучше? – несмело предположил Сомик. – Олег, ты… уверен, что сможешь все правильно сделать?

– Всего лишь проникающее пулевое ранение без повреждения жизненно важных внутренних органов, – пожав плечами, ответил Олег. – Достаточно извлечь пулю и зафиксировать края раны. Умение проводить подобного рода операции входит в имперский боевой комплекс первого уровня. А я владею третьим.

Больше по этой теме вопросов не поступало. Сомик и Двуха, переглянувшись, неловко замолчали.

– Полиция не могла за тобой проследить? – продолжил Трегрей расспрашивать Мансура.

– Какой там! – откликнулся тот, чуть сморщившись, когда Олег начал протирать салфеткой рану. – Они меня и не рассмотрели толком, мамой клянусь. Я через стройку ушел – там стройка рядышком. Махнул через забор сразу, как они на меня внимание обратили. Забор здоровенный, метра два с половиной. Куда им за мной, э?

– А что с теми двумя?

– Одного… я разорвал, – помрачнев, выговорил Мансур таким тоном, что как-то сразу стало понятно: употребленное им выражение – вовсе не фигура речи. – За Никиту. Второй шакал… сам кончился, как только я до него добежал, мордой в землю ткнулся и подох. Стеклами его порезало, вся кровь за пару минут вытекла. Я бы и за минуту успел, мамой клянусь, но пришлось задержаться в квартире. Проверял: может, Никита еще… не совсем…

– Теперь закрой глаза, – сказал Олег, когда все, что он просил принести, легло на тумбочку у дивана. – Постарайся расслабиться. Дыши ровно и глубоко.

– Режь, Олег, не бойся! – фыркнул Мансур. – К чему эти «дыши-мыши»? Я мужчина, а не мальчик! Мужчины боли не боятся!

Трегрей, удалив салфетку, щедро полил рану перекисью водорода, положил на нее, зашипевшую густой шапкой пены, чистый целлофановый пакет со льдом. Мансур, покосившись на пакет, пренебрежительно усмехнулся, демонстрируя, что даже в такой нехитрой анестезии не нуждается. Впрочем, когда Олег, выждав немного, взялся за нож, кавказец все же побледнел и стиснул зубы.

Операция длилась недолго. Минут через пятнадцать Трегрей бросил в тарелку тоненько звякнувший комочек металла. Мансур тут же поднял голову посмотреть.

– Пуля? – отдуваясь, спросил он.

– Ты что-то другое ожидал увидеть?.. – ответил за Олега Двуха.

– Теперь надобно поспать, – сказал Трегрей Мансуру, аккуратно налепив на еще раз сбрызнутую перекисью рану медицинский пластырь.

– Да не хочу я…

– Надобно поспать! – повторил Олег. В голосе его снова прорвались нервические нотки. Он мотнул головой с явной, сердитой досадой на самого себя. Потом коротко, но сильно нажал большим пальцем Мансуру куда-то под ухом.

Кавказец тут же обмяк на диване – и спустя несколько секунд захрапел открытым ртом.

Все время, пока шла операция, Двуха и Сомик о чем-то шепотом совещались у окна. Когда Трегрей поднялся, устало хрустнув шеей, Сомик шагнул к нему:

– Олег, мы тут подумали и решили… – начал было он.

Трегрей отрубил окончание фразы коротким взмахом руки.

– Позволь… на минуту? – попросил он. И, не дожидаясь позволения, ушел на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.

– Никогда его раньше таким не видел, – шепотом проговорил Женя.

– Никогда раньше у нас за неделю двух ребят не убивали, – ответил Двуха, тоже шепотом.

– Зря ты так с ним все-таки…

– Если бы он Никиту сам привез, ничего бы этого не было.

– Если бы Никита не сглупил, ничего бы этого не было… Какой смысл виноватых искать? Тем более и без того ясно – кто на самом-то деле виноват…

За закрытой дверью недолго пошумела вода. Потом Олег вышел из кухни. Волосы его были мокры, на висках и подбородке еще поблескивали капли. Но умытое лицо было уже, как всегда, спокойно.