Сказки русских писателей (с илл.) - Ушинский Константин Дмитриевич - Страница 8

Царь тотчас велел отвесить

И, по милости своей,

Дал в прибавок пять рублей.

Царь-то был великодушный!

Повели коней в конюшни

Десять конюхов седых,

Все в нашивках золотых,

Все с цветными кушаками

И с сафьянными бичами.

Но дорогой, как на смех,

Кони с ног их сбили всех,

Все уздечки разорвали

И к Ивану прибежали.

Царь отправился назад,

Говорит ему: «Ну, брат,

Пара нашим не даётся;

Делать нечего, придётся

Во дворце тебе служить;

Будешь в золоте ходить,

В красно платье[26] наряжаться,

Словно в масле сыр кататься,

Всю конюшенну мою

Я в приказ тебе даю[27],

Царско слово в том порука.

Что, согласен?» – «Эка штука!

Во дворце я буду жить,

Буду в золоте ходить,

В красно платье наряжаться,

Словно в масле сыр кататься,

Весь конюшенный завод

Царь в приказ мне отдаёт;

То есть, я из огорода

Стану царский воевода.

Чудно дело! Так и быть,

Стану, царь, тебе служить.

Только, чур, со мной не драться

И давать мне высыпаться,

А не то я был таков!»

Тут он кликнул скакунов

И пошёл вдоль по столице,

Сам махая рукавицей,

И под песню дурака

Кони пляшут трепака;

А конёк его – горбатко —

Так и ломится вприсядку,

К удивленью людям всем.

Два же брата между тем

Деньги царски получили,

В опояски их зашили,

Постучали ендовой[28]

И отправились домой.

Дома дружно поделились,

Оба враз они женились,

Стали жить да поживать

Да Ивана поминать.

Но теперь мы их оставим,

Снова сказкой позабавим

Православных христиан,

Что наделал наш Иван,

Находясь во службе царской,

При конюшне государской;

Как в суседки[29] он попал,

Как перо своё проспал,

Как хитро поймал Жар-птицу,

Как похитил Царь-девицу,

Как он ездил за кольцом,

Как был на небе послом,

Как он в Солнцевом селенье

Киту выпросил прощенье;

Как, к числу других затей,

Спас он тридцать кораблей;

Как в котлах он не сварился,

Как красавцем учинился[30];

Словом: наша речь о том,

Как он сделался царём.

Часть вторая

Зачинается рассказ

От Ивановых проказ,

И от сивка, и от бурка,

И от вещего коурка.

Козы на море ушли;

Горы лесом поросли;

Конь с златой узды срывался,

Прямо к солнцу поднимался;

Лес стоячий под ногой,

Сбоку облак громовой;

Ходит облак и сверкает,

Гром по небу рассыпает.

Это присказка: пожди,

Сказка будет впереди.

Как на море-окияне

И на острове Буяне

Новый гроб в лесу стоит,

В гробе девица лежит;

Соловей над гробом свищет;

Чёрный зверь в дубраве рыщет,

Это присказка, а вот —

Сказка чередом пойдёт.

Ну, так видите ль, миряне,

Православны христиане,

Наш удалый молодец

Затесался во дворец;

При конюшне царской служит

И нисколько не потужит

Он о братьях, об отце

В государевом дворце.

Да и что ему до братьев?

У Ивана красных платьев,

Красных шапок, сапогов

Чуть не десять коробов;

Ест он сладко, спит он столько,

Что раздолье, да и только!

Вот неделей через пять

Начал спальник[31] примечать…

Надо молвить, этот спальник

До Ивана был начальник

Над конюшней надо всей,

Из боярских слыл детей;

Так не диво, что он злился

На Ивана и божился,

Хоть пропасть, а пришлецa

Потурить вон из дворца.

Но, лукавство сокрывая,

Он для всякого случaя

Притворился, плут, глухим,

Близоруким и немым;

Сам же думает: «Постой-ка,

Я те двину, неумойка!»

Так, неделей через пять

Спальник начал примечать,

Что Иван коней не холит,

И не чистит, и не школит,

Но при всём том два коня

Словно лишь из-под гребня:

Чисто-начисто обмыты,

Гривы в косы перевиты,

Чёлки собраны в пучок,

Шерсть – ну, лoснится, как шёлк;

В стойлах – свежая пшеница,

Словно тут же и родится,

И в чанах больших сыта[32]

Будто только налита.

«Что за притча[33] тут такая? —

Спальник думает вздыхая. —

Уж не ходит ли, постой,

К нам проказник-домовой?

Дай-ка я подкараулю,

А нешто, так я и пулю,

Не смигнув, умею слить[34], —

Лишь бы дурня уходить.

Донесу я в думе царской,

Что конюший государской —

Басурманин[35], ворожей,

Чернокнижник[36] и злодей;

Что он с бесом хлеб-соль водит,

В церковь божию не ходит,

Католицкий держит крест

И постами мясо ест».

В тот же вечер этот спальник,

Прежний конюших начальник,

В стойлы спрятался тайком

И обсыпался овсом.

Вот и полночь наступила.

У него в груди заныло:

Он ни жив ни мёртв лежит,

Сам молитвы всё творит.

Ждёт суседки… Чу! в сам-деле,

Двери глухо заскрыпели,

Кони топнули, и вот

Входит старый коновод.

Дверь задвижкой запирает,

Шапку бережно скидает,

На окно её кладёт

И из шапки той берёт

В три завёрнутый тряпицы

Царский клад – перо Жар-птицы.

Свет такой тут заблистал,

Что чуть спальник не вскричал,

И от страху так забился,

Что овёс с него свалился.

Но суседке невдомёк!

Он кладёт перо в сусек[37],

Чистить коней начинает,

Умывает, убирает,

Гривы длинные плетёт,

Разны песенки поёт.

А меж тем, свернувшись клу?бом,

Поколачивая зубом,

Смотрит спальник, чуть живой,

Что тут деет домовой.

Что за бес! Нештo нарочно

Прирядился плут полночный:

Нет рогов, ни бороды,

Ражий парень, хоть куды!

Волос гладкий, сбоку ленты,

На рубашке прозументы[38],

Сапоги как ал сафьян, —

Ну, точнёхонько Иван.

Что за диво? Смотрит снова

Наш глазей на домового…

«Э! так вот что! – наконец

Проворчал себе хитрец, —

Ладно, завтра ж царь узнает,

Что твой глупый ум скрывает.

Подожди лишь только дня,

Будешь помнить ты меня!»

А Иван, совсем не зная,