Игры оборотней - Рампо Эдогава - Страница 22

… Страшное у меня ощущение: будто писала не я, а моей рукой водило Провидение, Великий Дух-разоблачитель…

Нет, откладывать ручку в сторону еще рано. Во многом хочу разобраться.

Почему я, разоблачив чудовищные преступления мужа, не испытываю к нему ни страха, ни ненависти? Наоборот, восхищаюсь его дерзким умом, железной волей и даже детским стремлением к красивости? Убит человек, которого я любила (и сейчас люблю), а я не горю гневом. Отчего так?

Да, я нисколько не злюсь, не страдаю от этой потери. Может быть, мне неведомо то, что в мире именуют настоящей любовью? Может быть, я отличаюсь от других способностью одновременно любить многих? Нет, пожалуй, по-настоящему, высшей любовью, я сегодня люблю только мужа; а в молодых любила только их тела.

Вернусь, однако, к преступлениям маркиза.

Не считаю нужным сообщать о них кому бы то ни было. Останусь на стороне мужа до конца. Максимум усилий приложу, чтобы утаить правду. Почему? Опять же потому, что мужа, который к своим зловещим целям шел так целеустремленно, настойчиво и красиво, люблю, пожалуй, еще сильнее.

Странный настрой души? Да, очень. Сама поражена этой безумной странностью.

Хорошо осознаю, несколько опасно доверять свои мысли даже дневнику, пусть и закрывающемуся на ключ. Не допущу, чтобы кто-нибудь попытался раскрыть его; сожгу до того.

Хочется писать еще и еще, но не могу. На пальце образовалась мозоль, больно держать ручку. Все на сегодня.

На пустыре

Глухое отчаяние испытывал Такэхико, пока читал эти страшные записи. Какое-то время сидел не шелохнувшись, в тупой прострации. И только одна мысль с вялой назойливостью мучила его: что же делать? Что же делать?

Более всего его страшила встреча с Юмико. Но это неизбежно состоится сегодня вечером, за ужином. И с Юмико, и с Ёсиаки Огаварой придется сидеть за одним столом, придется обмениваться какими-то репликами…

Такэхико очень хотел избежать этого. Сказал привратнику Горо, что у него есть личные дела, и, завернув дневник в несколько газет, вышел с ним на улицу. Бесцельно долго бродил вокруг дома. Смеркалось. Ноги сами понесли его к парку Дзингу, и там по извилистым дорожкам он бродил час или два. Печально бледные шары редких фонарей, зловещие тени деревьев, пугающее безмолвие вызывали у него ощущение призрачности, ирреальности этого мира. Мысли, большей частью нелепые, теснились в голове, и не было ни одной разумной. С одной стороны, ради самой Юмико, из уважения к своей любви, пусть, может быть, и прошедшей, следовало постараться все забыть. Но с другой стороны, существуют законы, мораль, правила человеческого общежития, и нельзя их игнорировать.

В конце концов Такэхико решил с кем-нибудь посоветоваться. На ум пришло имя Когоро Акэти. Знаменитый детектив по складу характера и образу деятельности уважал закон, но не был его рабом. Такэхико надеялся, что ум и душевные качества этого человека позволят найти оптимальный компромиссный вариант. Его сдерживало только то, что придется невольно приоткрыть перед детективом тайники своей души.

Поймав такси, Такэхико поехал к Акэти. Было уже 7.30 вечера.

К счастью, Акэти оказался дома и сразу принял гостя.

— Это дневник госпожи Огавары, — сказал Такэхико, протягивая сверток. — В нем есть записи чрезвычайной важности. Прочитайте, пожалуйста, вот отсюда до конца. — Он открыл дневник на странице «5 мая».

— Это займет время. Чтоб не скучать, полистайте пока те книги.

Такэхико пребывал в таком состоянии, что просматривать книги не мог; он внимательно следил за выражением лица Акэти, пока тот читал.

Между тем Акэти не отрывал глаз от дневника. Запустил правую руку в копну волос, что свидетельствовало о его возбужденном состоянии, — Такэхико где-то читал об этом. Мягкое, улыбчивое лицо Акэти совершенно преобразилось: стало жестким, в глазах читались то удивление, то гнев, то ирония.

На чтение ушло полчаса, после чего кое-какие места Акэти переписал в свой блокнот. Захлопнув дневник, он повернулся к Такэхико, Лицо стало, как всегда, приветливым:

— Я вижу, замок сломан. Ты открывал его без ключа. И уж конечно, выкрал.

— Да, — покраснел Такэхико.

— Значит, так. Дневник надо положить на место. Откровенно говоря, не было необходимости выкрадывать его.

Такэхико болезненно воспринял это замечание, но не время было вдаваться в объяснения. Испорченный замок беспокоил его больше.

И, как бы читая его мысли, Акэти сказал:

— Замок покорежен, но все на месте, привести его в полный порядок можно. Посмотри, как я это сделаю.

Акэти вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся с небольшим ящичком, в котором находились пилки, молоточек, наковальня, сверла, кусачки и прочие инструменты, необходимые ювелиру.

Тонкие пальцы детектива двигались удивительно ловко. Постучал молоточком по пластинке — и она стала идеально гладкой. Так же быстро устранил и другие следы насилия над замочком.

— Конечно, если внимательно приглядеться, кое-что можно заметить. Но сработано не так уж плохо. — Акэти протянул Сёдзи дневник. — Аккуратно положи его на место.

— Понял. Вернуть… А дальше? — Вид у Такэхико был очень растерянный.

— А дальше постарайся забыть, что ты его читал. Тебе это будет непросто, но надо постараться. В остальном положись на меня. В полицию сообщать не буду, сам займусь этим делом. Обличения Юмико, конечно, очень интересны, но в них содержатся всего лишь предположения. А нужны явные доказательства, улики. У нас их нет. Придется добывать. Чувствую, меня ждут острые ощущения, коих я давненько не испытывал…

«Что он имеет в виду? Явно затевает какую-то авантюрную операцию», — подумал Такэхико.

— Значит, дневник возвращаю и делаю вид, будто ничего не знаю?

— Именно так. Постарайся хорошо сыграть. И продолжай как ни в чем не бывало встречаться с Юмико.

Такэхико снова покраснел.

Он вернулся домой в половине десятого. Дождался, когда супруги ушли отдыхать, и, прокравшись в комнату Юмико, положил дневник в ящик письменного стола.

Двадцатое декабря прошло спокойно.

Двадцать первого декабря Юмико заглянула в комнату Сёдзи, что само по себе было почти невероятно. Но у нее, видимо, не было другого выхода, учитывая, что Такэхико избегал даже случайной встречи.

Осторожно притворив дверь, она подошла к сидевшему за столом Такэхико и устремила на него пристальный взгляд.

«Нет, не могу устоять перед ее чарами. Она поразительно красива. Ее взгляд в буквальном смысле завораживает», — думал Такэхико, пока шел этот немой диалог.

Молчание нарушила Юмико:

— Маркиз сегодня вернется поздно. А мне хочется хоть раз встретиться с тобой в другом месте. — Ее голос звучал очень нежно.

Кроме нестерпимого желания любить ее, Такэхико испытывал сейчас острый приступ ревности.

«В другом месте — значит, в гостинице. А там она встречалась с. другими…» Такэхико все еще был под впечатлением прочитанного дневника.

— В пять часов вечера у станции Ичигая. Заеду за тобой на такси. Договорились?

Как тут не договориться!

Без пяти минут Такэхико стоял у входа на станцию и смотрел на проезжавшие машины.

Темнело, загорались огни.

Ровно в пять перед ним остановилась машина, дверца открылась, оттуда выглянула Юмико и жестом позвала юношу.

В машине радостный Такэхико оглядел любимую и мысленно отметил, что она в обычном своем платье, прическу и лицо тоже не изменила.

Он крепко сжал ее руку и спросил:

— Куда едем?

— Скоро узнаешь. Там замечательно.

Проехали немного, и машина остановилась в пустынном безлюдном месте. Вышли из нее. Юмико отпустила такси. С одной стороны дороги тянулась живая изгородь большой усадьбы, с другой было огромное, заросшее сорной травой поле. В середине его Такэхико разглядел остатки кирпичного строения.