Томка, дочь детектива - Грачев Роман - Страница 37

– Да, конечно… можно и мячик.

Тамара отошла на безопасное расстояние, стала присматриваться к девчонкам, ожидавшим продолжения тренировки. Томка никогда не будет сидеть спокойно на скамейке, если есть с кем потрепаться.

– Итак, – я вернулся к собеседнице, – вы хотели мне что-то сообщить?

– Да.

– Можете не продолжать, я сам скажу. Вы только что закончили институт физкультуры. Закончили с отличием, я знаю. Учились неплохо. Успехов в большом спорте не достигли, но в этом нет ничего предосудительного, вы не подумайте, что я расставляю людей по ранжиру в зависимости от их успехов… вовсе нет. Друзей и подруг у вас немного. Вы также не замужем…

Она вспыхнула, открыла рот, чтобы дать отповедь, но я продолжил с нажимом:

– Мне нет абсолютно никакого дела до вашей личной жизни – замужем вы или нет, меня беспокоит ровно в той степени, в какой это влияет на ваши взаимоотношения с учащимися и методику преподавания. И вынужден вас огорчить: я совсем не убежден, что ваши проблемы должны отражаться на моей дочке, которая всегда любила заниматься физкультурой. Понимаете, о чем я?

Глазки ее, и без того узкие, стали еще уже.

– Физкультурой можете заниматься в детском саду, а сюда ходят за достижениями.

– За какими?

– Спортивными.

– Хотите сказать, что можете подготовить этих ребятишек к Олимпиаде?

Она приосанилась. Видимо, такая мысль приходила ей в голову.

– А хотя бы!

Я кивнул. Поискал глазами дочь. Томчик уже залезла на боксерский ринг и что-то пыталась проделать с канатами – то ли опоясаться ими, то ли растянуть, как резинки рогатки, и взлететь. Нормальный, веселый, физически развитый и психически здоровый ребенок…

– Что ж, – произнес я, – цель ваша благая, слов нет. Олимпиада – это круто. Но едва ли она стоит тех унижений и оскорблений, которые обрушиваются на шестилетних ребятишек. Мы понимаем друг друга?

– Нет, вы не понимаете. Мой курс требует полной самоотдачи. Сюда нельзя ходить как на кружок вязания, таких заведений полно в школах и дворцах пионеров. Возможно, я бываю резка с ними, но тренер должен быть…

– Я не знаю, каким должен быть тренер. Наверно, он должен быть диктатором, но это справедливо в том случае, если он показывает результат. У вас от диктатора пока лишь зычный голос, уж простите за грубость.

Я склонил голову, пытаясь изобразить запоздалую учтивость. Не люблю грубить женщинам, но порой они не оставляют выбора.

– Я так понимаю, что посещать мои занятия вы отказываетесь? – спросила Наталья Игоревна.

– Все верно.

– Жаль. У вашей дочки хорошие данные.

– Да, спасибо. Именно поэтому я и хочу, чтобы она оставалась счастливым ребенком, а не обрастала комплексами. Жизнь и без нас добавит ей проблем. Всего хорошего.

Я тронул пальцами воображаемую шляпу и прошел в зал.

– Тома, пойдем!

Дочка не отреагировала. Ее не на шутку заинтересовали канаты боксерского ринга.

– Том!

Нет ответа.

– Том!

Нет ответа.

– Тамара, блин!

Она повернулась, отпустила натянутый канат.

Канат ударил ей в подбородок.

Томка шлепнулась на ринг.

– О, господи, чудо-юдо! – Я бросился к дочери.

Тамара не плакала. Уселась в центре ринга и стала озадаченно поглаживать подбородок.

Я остановился у канатов.

– Ты в порядке?

– Ага… Пап!

По блеску в глазах я понял, что сейчас прозвучит одна из ее неожиданных просьб. И не ошибся.

– Пап, купи мне перчатки.

35

Валуйский стойко воспринял известие о том, что Медальон окончательно потерялся. Когда я сказал, что знаю о происхождении раритета, он резко сник и залег в свою загородную берлогу. У него не было формальных оснований требовать возврата дорогой вещицы. Один из помощников ювелира так обрисовал в телефонном разговоре состояние босса:

– Затаил печаль.

Из этих слов было ясно, что мне следовало впредь быть осторожным. С Валуйским шутки плохи, а что-то мне подсказывало, что наше с ним общение не принесло никому большой выгоды.

Чебышев тоже исчез. Скорее всего, навсегда. Трудно было подозревать в нем человека чести, но грусть и отчаяние, написанные на его лице в момент нашего расставания, казались искренними.

С Мариной мы, разумеется, не сошлись, вопреки некоторым законам мелодраматического жанра. Я не видел смысла поддерживать тесные отношения после всего, что произошло. Я не знаю, где она сейчас и с кем. С Тамарой они так и не встретились. Я бы не возражал против встречи, но Томка не заикнулась об этом, предположив лишь, что «у мамы, наверно, все в порядке». А самой Марине, надеюсь, просто хватило такта не повиснуть на нашей шее тяжелым камнем. Она понимает, что нам с Тамарой хорошо.

Да-да, знаю наперед все, что вы скажете: отец и шестилетняя дочка – это неправильно, это даже где-то противоестественно, ведь у девочки должна быть мать…

Все знаю.

Но не все в моей власти.

Вместо эпилога. Настоящая параллельная реальность

А еще я стал писать для нее сказку. На большую книгу о моей жизни в милиции (или о жизни милиции во мне) я, наверно, так и не замахнусь, но первое образование филолога требовало хоть какой-то реализации.

Однажды я где-то услышал, как один мальчик сказал маме: «Ты у меня будешь пушистая зайка, а я буду твой самолетик», – и эта фраза застряла в моей голове. Зайка и самолетик, зайка и самолетик… что может быть общего между этими двумя существами? Поди разбери. Дети порой отыскивают такие невероятные связи и выстраивают такие логические цепочки, что у иного взрослого очки на лоб лезут. И спорить бесполезно.

Как говорила экстрасенс Ольга Мякуш, дети общаются напрямую со всей Вселенной.

В общем, достал меня этот Зайка со своим Самолетиком так, что сел я однажды вечером за компьютер, когда Тамарка уснула, свернувшись клубком на диване перед работающим телевизором, и за несколько минут написал сказку.

Зайка и самолетик. Мечта о небе

Зайка жил в дремучем лесу и всегда мечтал о небе. Но сквозь верхушки пушистых сосен он видел только голубые клочки, да и то не всегда, а лишь когда облака расступались в стороны под напором ветра. Зайке казалось, что небо – бескрайнее и далекое.

И еще ему казалось, что он готов на все, чтобы увидеть его.

Однажды Зайка отошел слишком далеко от своей норки. Он услышал какой-то странный звук. Зайка слышал его и раньше, но никак не мог понять, что же могло так громко реветь. Рев появлялся где-то у самой земли, а потом уходил вверх и пропадал за деревьями. На медведя это было не похоже, а уж на волков тем более, потому что волки и вовсе реветь не умеют. Они только рычат и стучат зубами.

Всякий раз, когда он слышал рев, Зайка прятался в норке, дрожал, словно осиновый лист, и не выходил наружу, пока не опускалась тишина. Но однажды он решил, что нельзя все время бояться, нужно обязательно выяснить, что же это так ревет. Вдруг это поможет приблизить его мечту?

И Зайка, набравшись храбрости, пошел на странный звук.

Лес неохотно расступался перед ним. Ветки папоротника больно хлестали по ушам, страшные и колючие корни деревьев хватали за задние лапы и не пускали.

«Останься здесь, – шелестел старый лес, – останься с нами. Ты там пропадешь, пропадешь, пропадешь…».

Но Зайка бежал вперед. Он твердо решил узнать, что же это так громко ревет, улетая ввысь.

И вот наконец лес закончился. И Зайка от страха прижал уши. Прямо перед ним раскинулось большое зеленое поле. С него взлетали самолеты. Они разбегались от дальней кромки и с ревом взмывали в небо – один за другим, как трудолюбивые пчелки. Зайка заворожено смотрел, как они превращаются в маленькие точки где-то далеко наверху.

Но не это поразило Зайку больше всего. Он увидел Небо. И он узнал, какое оно бескрайнее…

– Эй! – вдруг услышал он голос. – Ты что это здесь делаешь?