Святые Древней Руси - Федотов Георгий Петрович - Страница 20

     Прежде всего важно установить, что, подобно святым мирянам, епископы увенчиваются Церковью не за аскетические подвиги или не только за них. Они не сливаются с чином преподобных, качественно отличаясь от них.

     Конечно, и в Русской Церкви встречаются святители, в которых инок преобладает над пастырем – по крайней мере, в оценке потомков: мы видим их яснее в келье, чем на кафедре соборных церквей. Таковы епископы, поставленные из иноков Киево-Печерского монастыря в первый героический период его существования. Среди большого числа епископов-печерян канонизованы Никита Новгородский († 1108), Стефан Владимиро-Волынский († 1049) и Ефрем Переяславский († 1100). Все наши сведения о них исчерпываются рассказами Печерского патерика, где они упоминаются в числе ближайших учеников св. Антония и Феодосия: Ефрем-скопец, боярин князя Изяслава, один из первых постриженников монастыря; Стефан, преемник св. Феодосия во игуменстве, которого монашеское недовольство заставило удалиться из обители и основать собственный монастырь в Киеве; наконец, Никита-затворник, об искушении и падении которого мы уже знаем. Как раз о Никите Поликарп, в связи с его избранием на кафедру Новгородскую, говорит: "Много чудеса сотвори... и ныне со святыми чтут святого и блаженного Никиту". Это почитание (повидимому, канонизация) особо выделяет св. Никиту из круга печерских подвижников. Другие, хотя и епископы, разделяют общее почитание с сонмом печерских иноков.

     Со времени утверждения христианства на Руси у нас установился обычай почти исключительного избрания епископов из черного духовенства. Почти всякий епископ – монах, и аскетический подвиг для него обязателен. По смерти св. Евфимия, архиепископа Новгородского, на нем находят вериги. Св. Дионисий долго подвизался в пещере в Нижнем Новгороде, основав здесь второй Печерский монастырь, по образцу Киевского, прежде чем был вызван князем и митрополитом на кафедру Суздальскую (1364). И в новейшее время св. Тихон Задонский проходит свой подвиг преимущественно не на церковной кафедре, а "на покое", в келье монастыря. Все это иноческие черты в образе святителя.

     Но во многих случаях монашество святого епископа от нас скрыто или отмечено двумя-тремя стереотипными чертами. Аскеза более приличествует святому епископу, чем, например, святому князю. Но она не исчерпывает его подвига. Этот подвиг своеобразно соединяет в себе иноческое и мирянское ("княжеское"), с прибавлением особого церковного служения.

     В наибольшей полноте идеал святителя в русской агиографии раскрыт в XV веке в житиях Пахомия Логофета. Оставив для Руси новый канон житийного стиля, ученый серб заново создал образец святительского жития: более ранние опыты для этого чина представляли лишь краткие заметки или записи отдельных преданий.

     В прологе к житию св. Евфимия, архиепископа Новгородского (дословно повторенном и в житии Моисея Новгородского), Пахомий рисует икону святителя. Они "освящены от чрева матери" и "от Бога почтены архиерейством". Они "наставники человеком", направившие их "ко спасенному пути". Многие из них прияли "велики беды от нечестивых", печась о врученной им пастве, "как и киим образом от еретик соблюсти тех неврежденных". Посему они почитаются ныне "с мученики и выше мученик". Особенно настаивает Пахомий на общественном исповедничестве епископов. Во время мира и благополучия, они "сами себе ратницы беаху", создавая себе гонителей: "Видяще неправедная от царей и от вельмож деемая, видяще и сироты истязаемы, ограбления и хищения... царей обличаху". Ссылка на Златоуста переносит нас в обстановку IV века. Что всего более поражает в святительском образе под пером Пахомия, это верность его идеалу христианской древности – тому IV веку, который впервые стал канонизовать епископов. Великие святители того времени почти все были исповедниками, гонимыми властью за защиту православия против ереси. Их связь с мучениками ("исповедниками"), ясная для современников Афанасия Великого и Златоуста, живет еще и на Руси. В учительство, в защите чистоты веры, в служении спасению всех – личный, особый характер святительского подвига. Разумеется, не все исповедники, не все страдальцы. Жизнь епископа окружена даже внешней пышностью: "Инии в благоденстве живуще или в светлых ризах ходяще... яко да святительства сан не уничижится". Но тут вступает необходимый момент аскезы: "вся сия имяху яко преходящия.. подобно сени и сну... николиже хлеба в сласть ядуще; и всегда тех глас бяше: готово сердце мое, Боже, готово".

     Житие св. Евфимия написано над его свежей могилой. Пахомий далек от творчества легенд: он не делает из новгородского святителя ни Златоуста, ни исповедника. Но главные типические черты русского святителя здесь присутствуют.

     Во-первых, щедрая милостыня, которую богатый новгородский владыка посылает даже в Царьград, на Афон и в Иерусалим. Во-вторых, храмостроительство, особенно широкое в Новгороде. Подробный перечень церквей и монастырей, основанных или украшенных владыкой, сближает епископское житие с новгородской церковной летописью, тоже почти исключительно посвященной храмостроению. Здесь автор возвышается до поэтического подъема: "Прииди к великому храму Премудрости Божией и возведи окрест очи свои, и тамо видиши пресветлыи храмы святых яко звезды горы стоящи, иже от него созданные. Аще и не гласом – вещьми же вопиют... сия архиепископ Евфимие дарова ми". В житии св. Моисея в связи с храмостроительством отмечается работа по изготовлению и переписке книг ("собра многие книгописцы"), правда, только церковных, которые вместе с иконами служили "ко исполнению церквей Божиих".

     Среди храмов и монастырей отмечаются и светские сооружения: городские стены и даже собственные "палаты пречудные", владычный дом, который в Новгороде поражал воображение и хитроумной стройкой со множеством переходов, соединяющих отдельные здания, и стенной росписью: в XV веке были большой редкостью башенные часы "велми предивны" на высоком столпе посреди архиерейского сада.

     Строитель этого дворца носил вериги. Смысл всей этой роскоши биограф по человечеству видит в желании увековечить свою память и дать упокоение своим преемникам. В основе, конечно, лежит стремление возвысить авторитет духовной власти, которая, особенно в Новгороде, стояла в центре государственной жизни. Избираемый, как в христианской древности, всем клиром и народом, хотя и при участии жребия, новгородский епископ был государем своего города в гораздо большей степени, чем военный защитник его – князь. Это гражданское значение епископа, зародыш теократии, имеет глубокие исторические корни: особенно сильно оно выражено в ранневизантийскую эпоху и на латино-германском Западе.

     Строгое отношение к проступкам богатых и сильных завершает это церковно-общественное служение. Если в житии св. Евфимия Пахомий отмечает особенно его строгость в соблюдении брачных канонов, то св. Моисея он прославляет за то, что тот был "обидимым помощник, вдовам и сиротам заступник" – обратная сторона той же гражданской справедливости: "Сильных не устыдися".

     Известная суровость в борьбе за правду, по-видимому, отличали лично Евфимия. По словам Пахомия, Бог его "страшна к непокоривым показа". Его преемник, св. Иона, при той же твердости, при "запрещениях на непослушных", кротко отвечает "лукавым", никто в нем не может усмотреть "гнева и гордения". Поэтому он всеми "и любим и желаем, слышащим и видящим сладок".

     В ряду новгородских владык особой ревностью к канонической правде отличался св. Нифонт († 1157), из печерских монахов, погребенный в Киеве, житие которого вошло в поздние изводы патерика. Политик и миротворец, неоднократно миривший князей между собою и вольный свой город с князьями, он не остановился перед запретом неканонического брака князя Святослава, несмотря на дружеские к нему отношения. Он не переставал обличать князя за его непослушание. Особенно памятна борьба его с великим князем и митрополитом Киевским Климентом по вопросу об автокефалии Русской Церкви. Великий князь Изяслав Мстиславич односторонним неканоническим актом, упреждавшим на четыре века историю, на Соборе русских иерархов избрал митрополитом русского по национальности Климента (Смолятича). С князем и епископами было национальное сознание большинства или части русского общества, тяготившегося зависимостью от греков. Нифонт Новгородский решительно протестовал и увлек за собою часть епископов. Он не признал законности поставления Климента и не желал служить с ним. За это он подвергся даже заточению в Печерском монастыре. Смена княжения в Киеве положила конец незаконной русской автокефалии. За свою стойкость Нифонт удостоился почетного послания от патриарха, который писал о его "праведном страдании", просил его потерпеть за правду, чтобы быть причтенным от Бога к прежним святым. Русская Церковь в оценке дела Нифонта присоединилась к Греческой. Если Нифонт не стал одним из самых почитаемых святителей в Новгороде (такими были Никита и Иоанн), то, вероятно, потому, что его мощи находились в Киеве, где застигла его кончина. Зато он раньше, благодаря патерику, стал общерусским святым.