Сын Америки - Райт Ричард - Страница 78

Будучи спрошен о том, какое влияние может оказать процесс Томаса на апрельские выборы, на которых мистер Бэкли выступает в качестве кандидата в преемники самому себе, он вынул красную гвоздику из петлицы своей визитки и со смехом отмахнулся ею от репортеров».

Вдруг раздался протяжный вопль; Биггер уронил газету, вскочил на ноги и бросился к решетке посмотреть, что случилось. В коридоре шесть белых людей боролись с каким-то негром. Они тащили его за ноги и остановились прямо против камеры Биггера. Дверь камеры распахнулась, и Биггер попятился к койке, раскрыв рот от удивления. Негр извивался и корчился в руках у белых, безуспешно пытаясь высвободиться.

– Пустите меня! Пустите! – кричал он.

Они приподняли его и бросили в камеру, потом заперли дверь и ушли. С минуту негр лежал неподвижно на цементном полу, потом, вскочил и бросился к двери.

– Отдайте мои бумаги! – закричал он.

Биггер увидел его лицо; глаза у него были налиты кровью, в углах губ белела пена. Пот блестел на коричневой коже. Он сжимал прутья решетки с такой исступленной силой, что при крике все его тело сотрясалось. Видя его отчаяние, Биггер удивился, почему ему не отдают то, что у него ваяли.

– Вам это так не пройдет! – ревел негр.

Биггер подошел к нему и положил ему руку на плечо.

– Что такое они у тебя забрали? – спросил он.

Но тот продолжал кричать, не обращая на него внимания.

– Я буду жаловаться на вас президенту, слышите! Отдайте мне мои бумаги или выпустите меня сейчас же отсюда, белая сволочь! Вы хотите уничтожить все мои доказательства! Хотите замазать свои преступления! Не удастся! Я расскажу о них всему миру! Я знаю, зачем вы меня посадили за решетку! Это все профессор! Но ему это так не пройдет…

Биггер смотрел на него со страхом в невольным интересом. В возбуждении этого человека по поводу его пропажи, в чем бы она ни заключалась, было что-то неестественное. И все же его отчаяние казалось искренним; оно действовало на Биггера, властно требуя сочувствия.

– Идите сюда! – кричал негр. – Отдайте мне мои бумаги, а не то я пожалуюсь президенту, и вы будете отстранены от должности…

Что за бумаги они у него отняли? Биггер ничего не понимал. О каком это президенте он все твердит? И кто такой профессор? Среди криков негра Биггер услышал чей-то голос, звавший его.

– Эй ты, новичок!

Биггер, осторожно обойдя яростно бившегося негра, подошел к двери.

– Он не в себе! – сказал ему белый человек, сидевший в одной из камер напротив. – Скажи им, чтобы его от тебя убрали. Он тебя придушит. Он слишком много сидел над книгами в университете, вот и заучился. Он писал книгу про то, как живут негры, и теперь уверяет, что у него украли все его записки. Он говорит, что доискался до причины, почему белые обижают негров, и теперь он все объяснит президенту, и президент сделает так, что больше этого не будет. Совсем свихнулся, понимаешь? Он говорит, это университетский профессор велел его посадить в тюрьму. Его зацапали сегодня утром в вестибюле почтамта: он пришел туда в одном нижнем белье, с президентом собрался беседовать…

Биггер отпрянул назад, к койке. Весь его страх смерти, вся ненависть и стыд стушевались перед одной пугающей мыслью: что, если этот несчастный кинется на него? Негр все еще тряс решетку, продолжая кричать. Он был такого же роста, как Биггер. У Биггера возникло странное ощущение, что все его чувства обрели временное равновесие на волоске, которым была его усталость, и что неистовство этого человека вновь втянет его в кипящий водоворот. Он лежал на койке, обхватив голову руками, мучимый безотчетной тревогой, лежал и слушал вопли негра, хотя самое лучшее для него было бы их не слышать.

– Вы боитесь меня! – кричал негр. – Потому-то вы меня сюда и упрятали! Но я все расскажу президенту! Я скажу ему, что вы сослали нас всех на Южную сторону и заставляете жить в таких условиях, что каждый десятый из нас неминуемо сходит с ума! Я скажу ему, что вы сбываете в Черном поясе все испорченные продукты, и притом за двойную цену! Я скажу, что вы берете с нас налоги, а больниц для нас не строите! Я скажу, что наши школы так переполнены, что в них процветают все пороки! Я скажу, что вы нанимаете нас на работу в последнюю очередь, а увольняете в первую! Я все скажу президенту, и Лиге наций тоже…

Арестанты в других камерах зашумели.

– Заткнись ты, псих!

– Уберите его отсюда!

– Выбросьте его вон!

– Ну тебя к черту!

– Не запугаете! – заревел негр. – Я вас знаю. Они подсадили вас сюда, чтобы вы подглядывали за мной!

Поднялся невообразимый гомон. Но по коридору уже бежали несколько человек в белых халатах, с носилками. Они отперли камеру, схватили кричащего негра, надели на него смирительную рубашку, уложили на носилки и унесли. Биггер сел на койку и уставился в пространство тупым, безнадежным взглядом. Он слышал, как арестанты переговариваются из камеры в камеру.

– Что это у него-украли?

– Да ничего! Он просто полоумный!

Наконец все успокоились. В первый раз с тех пор, как его поймали, Биггеру захотелось, чтобы возле него кто-то был, чтобы ему было за что физически уцепиться. Он обрадовался, когда лязгнул ключ в замке. Он сел, над ним стоял сторож.

– Выходи, парень. Адвокат пришел.

Ему надели наручники и повели его по коридору в маленькую комнатку, посреди которой стоял Макс. Стальные кольца у него на руках разомкнули и втолкнули его в комнату, он услышал, как за ним захлопнулась дверь.

– Садитесь, Биггер. Ну как вы?

Биггер присел на кончике стула и ничего не отвечал. Комната была очень маленькая. С потолка спускалась одна лампочка под желтым шаровидным колпаком. Единственное окно было забрано решеткой. Кругом стояла тишина. Макс сел напротив Биггера, глаза Биггера встретились с его глазами и сейчас же опустились. Биггеру казалось, что вот он сидит и держит в руках всю свою жизнь и растерянно ожидает, чтобы Макс сказал ему, что с ней делать; и от этого он чувствовал ненависть к самому себе. Его вдруг охватило желание исчезнуть, перестать существовать. Он был слишком слаб, или мир был слишком силен; он сам не знал, что вернее. Много раз он пытался создать свой собственный мир, в котором можно было бы жить, и всякий раз он терпел неудачу. И вот опять он ждет, чтобы кто-то ему что-то сказал; опять он застыл на грани между самостоятельным действием и свершением чужой воли. Что же, ему все еще мало ненависти и страха? Чем теперь может помочь ему Макс? Даже если Макс честно приложит все старания, тысячи белых рук протянутся, чтобы помешать ему. Пусть лучше идет домой. У него зашевелились губы, чтобы заговорить, чтобы попросить Макса уйти; но слова не вышли. Он понял, что даже в этих словах обнаружит крушение последней надежды и тем предаст свою душу на еще больший позор.

– Я для вас купил костюм, – сказал Макс. – Завтра утром вам его передадут, и вы его сейчас же наденьте. Нужно, чтобы вы явились в обвинительную камеру в приличном виде.

Биггер ничего не говорил, он только глянул на Макса и снова отвел глаза.

– О чем вы задумались, Биггер?

– Ни о чем, – пробормотал он.

– Ну вот что, Биггер. Я хочу, чтобы вы мне рассказали о себе…

– Не стоит вам, стараться, мистер Макс! – вдруг выпалил Биггер.

Макс пристально посмотрел на него:

– Вы в самом деле так думаете, Биггер?

– А как же еще тут можно думать?

– Биггер, я буду с вами откровенен. Я вижу только один выход: признание вины. Можно просить о помиловании, о пожизненном заключении…

– Лучше умереть!

– Глупости. Вы должны жить.

– Для чего?

– Разве у вас нет желания бороться?

– Что я могу? Я уже попался. – Так умереть вы не должны, Биггер. – Мне все равно, как умереть, – сказал он; но голос у него сорвался.

– Слушайте, Биггер, то море ненависти, которое вы увидели теперь, всущности, окружало вас всю жизнь. И именно поэтому вы должны бороться. Если им удастся сломить вас, значит, им и других ничего не стоит сломить.