Очищение - Харрис Роберт - Страница 34

Арий не часто выступал в Сенате, но когда он говорил, то его выслушивали с уважением. Не знаю почему. Может быть, абсурдность его произношения сообщала его словам дополнительную правдивость. Он встал и подробно рассказал, что видел в провинции: как вооруженные банды, набранные Манлием, собираются в Этрурии и что их численность скоро может достигнуть десяти тысяч человек; как он понял, что их ближайшая цель — напасть на Палестрину; что безопасность самого Рима находится под угрозой; что подобные же восстания запланированы в Апулии и Капуе.

К моменту, когда он вернулся на место, в зале заседаний началась паника. Гибрида поблагодарил Ария и вызвал Красса, Марцелла и Сципиона, чтобы они могли зачитать полученные ими прошлым вечером письма. Остальные письма он отдал клеркам, которые раздали их адресатам. Первым встал Красс. Он рассказал о таинственном появлении предупреждений и как он немедленно направился вместе с остальными к Цицерону. Затем зачитал свое письмо твердым, ясным голосом: «Время разговоров прошло. Наступило время действий. Планы Катилины готовы. Он предупреждает тебя, что в Риме прольются реки крови. Тайно уезжай из города… Когда можно будет вернуться, с тобой свяжутся».

Вы можете себе представить эффект от этих слов, сначала торжественно произнесенных Крассом, а затем, более нервно, Сципионом и Марцеллом? Шок был еще большим потому, что все знали, что Красс дважды поддерживал Катилину на выборах в консулы. В зале поднялся шум, и кто-то громко закричал: «Где он?» Крик был подхвачен другими: «Где он? Где он?», поднялась суматоха. Цицерон быстро прошептал что-то на ухо Катуллу. Старый патриций встал:

— В связи с ужасными новостями, которые мы только что получили, и в соответствии с древними законами я предлагаю, чтобы консулам была передана абсолютная власть для защиты нашей Родины, как это предусматривается Положением о чрезвычайной ситуации. Эта власть должна включать, но не ограничиваться, правом управлять войсками и вести военные действия, использовать неограниченную силу в отношении врагов и жителей восставших городов, а также осуществлять верховную военную и юридическую власть как на территории Республики, так и за рубежами нашей страны.

— Квинт Литаций Катулл предложил ввести чрезвычайное положение, — провозгласил Гибрида. — Кто-то против?

Все головы повернулись в сторону Цезаря, еще и потому, что легитимность чрезвычайного положения была одним из основных вопросов, лежащих в основе обвинения Рабирия. Однако Цезарь, впервые на моей памяти, был полностью потрясен происходящим. Он демонстративно не обменялся с Крассом ни одним словом и даже не смотрел в его сторону, что было очень странно, так как обычно они всегда держались вместе. Это можно было объяснить лишь тем, что Цезарь был потрясен неожиданным предательством Красса. Он не двигался, а молча смотрел перед собой, напоминая те свои бюсты с пустыми мраморными глазами, которые теперь можно увидеть в любом учреждении Республики.

— Если все за, — сказал Гибрида, — то предложение принимается, и я передаю слово Марку Туллию Цицерону.

Только теперь хозяин встал под одобрительный шум тех сенаторов, которые еще две недели назад издевались над ним за его «паникерство».

— Граждане, — сказал он. — Прежде всего, я хочу поблагодарить Антония Гибриду за то, с какой уверенностью он провел сегодняшнее кризисное заседание. — Послышались слова одобрения, и Гибрида расплылся в улыбке. — Со своей стороны, пользуясь защитой своих друзей и союзников, я останусь в Риме и продолжу свою борьбу с опасным безумцем Катилиной. Так как никто не может сказать, сколько будет существовать эта угроза, я официально прошу вас освободить меня от дел моей провинции, в соответствии с тем обещанием, которое я дал в начале своего консульства, обещанием, которое я обязан выполнить в этот тяжелый для Республики час.

Патриотическое самопожертвование Цицерона было принято с аплодисментами, и Гибрида мгновенно достал священную урну и положил в нее один отмеченный жетон, который обозначал Ближнюю Галлию, и семь пустых (позже я узнал, что все жребии были пустыми). Затем вперед вышли восемь преторов. Первым тянул жребий Лентул Сура, который, и Цицерон это хорошо знал, был одной из ключевых фигур в заговоре Катилины. Сура, через свои матримониальные связи, был родственником почти всем членам Сената и даже самому Гибриде: с одной стороны, он был женат на вдове брата Гибриды и растил, как своего собственного, ребенка от этого союза, Марка Антония; в то же время дочь Гибриды, Антония, была обручена с этим самым Марком Антонием. Поэтому я внимательно наблюдал за Гибридой, чтобы понять, сможет ли он выполнить то, что обещал Цезарю. Но у политиков свои понятия о лояльности, которые совсем не похожи на понятия простых людей. Сура глубоко засунул руку в урну и достал жребий, который передал Гибриде. Тот объявил, что он пуст, и показал его всей палате. Сура пожал плечами и отошел. В любом случае, сейчас его целью была не провинция, а сам Рим.

Следующим был Помптиний, за ним Флакк — оба безрезультатно. Четвертым тянул жребий Целер. Гибрида взял у него жетон и повернулся в сторону, якобы к свету, — и, по-видимому, именно в этот момент заменил жетон, потому что после этого он высоко поднял его, чтобы все могли увидеть, что на этом жребии нарисован крест.

— Ближняя Галлия достается Целеру, — объявил Гибрида. — И да помогут ему боги!

Раздались аплодисменты, и Цицерон мгновенно вскочил на ноги.

— Предлагаю вручить Квинту Цецилию Метеллу Целеру военный империй и дать ему право мобилизовать армию для защиты своей провинции.

— Кто-то против? — спросил Гибрида.

На секунду я подумал, что сейчас встанет Красс. Казалось, он уже приготовился это сделать, но передумал и остался сидеть на своем месте.

— Принято единогласно.

После закрытия заседания Цицерон и Гибрида провели военный совет со всеми преторами, чтобы подготовить сенатские эдикты, необходимые для защиты города. Немедленно было направлено послание командиру гарнизона в Палестрине с приказом усилить охрану города. Было принято также давнишнее предложение префекта Риетеи направить в Рим центурию для усиления охраны. Было решено, что городские ворота будут закрываться на час раньше, чем обычно. В полночь будет наступать комендантский час, и на улицы будут выходить патрули. Древний запрет на ношение оружия в пределах городских стен будет отменен в отношении солдат, лояльных Сенату. Будут проводиться выборочные обыски экипажей. Доступ на Палатинский холм будет закрываться с заходом солнца. Все гладиаторские школы в городе и его окрестностях будут закрыты, а гладиаторы направлены в отдаленные города и колонии. Большие награды, до ста тысяч сестерций, будут выплачиваться любому — будь то свободный человек или раб, — кто сообщит информацию о потенциальных предателях. Целер отправится с восходом солнца и займется формированием свежих боевых отрядов. И, наконец, было решено обратиться к нескольким надежным людям с просьбой выдвинуть против Катилины обвинение за угрозу стране, с гарантией их личной безопасности.

Во время этого совета Лентул Сура спокойно сидел на нем, а рядом расположился его вольноотпущенник Публий Умбрений, который записывал все, что говорилось. Позже Цицерон горько пожаловался мне на абсурдность ситуации: двое из главных заговорщиков присутствовали на заседании наиболее закрытого совета Республики, и обо всем, что там говорилось, докладывали своим соратникам-бунтовщикам! Но что он мог поделать? Все та же старая история — у него не хватало улик.

Телохранители Цицерона хотели увести его домой до того, как на город спустятся сумерки, поэтому после окончания совета мы осторожно вышли из здания и заторопились через Форум, вниз по Эсквилинскому холму и через Субуру. Через час Цицерон уже сидел в своем кабинете, сочиняя письма руководителям провинций с информацией о решениях Сената, когда вдруг опять залаяла собака. Слуга доложил, что прибыл Метелл Целер, который ждет в атриуме.