Вампир Арман - Райс Энн - Страница 3

– Я за тебя боюсь! – внезапно прошептал он с особенной теплотой.

– Еще больше, чем раньше, сударь? – спросил я.

Он задумался. И сказал:

– Да. Ты любишь двух смертных детей. Они для тебя – и луна, и звезды. Пойдем, поживи со мной, хотя бы недолго. Расскажи мне, что ты думаешь о нашем Лестате, о том, что случилось. Расскажи, может быть, если я пообещаю вести себя спокойно и не давить на тебя, ты выразишь свою точку зрения на то, что ты недавно видел.

– Вы так деликатно затрагиваете эту тему, сударь, я вами просто восхищаюсь. Вы хотите сказать – почему я поверил Лестату, когда он сказал, что побывал в раю и в аду, вас интересует, что я увидел, взглянув на принесенную им реликвию, на Плат Вероники.

– Если захочешь рассказать. Но на самом деле я хочу, чтобы ты пришел и отдохнул.

Я положил руку на его пальцы, изумляясь, что, несмотря на все, что я пережил, моя кожа почти такая же белая, как у него.

– Потерпи моих детей, пока я не приду, хорошо? – попросил я. – Они воображают себя бесстрашными злодеями, потому что пришли со мной сюда, беспечно насвистывая, в самое, так сказать, пекло живых мертвецов.

– Живых мертвецов, – сказал он с неодобрительной улыбкой. – Какие слова в моем присутствии! Ты же знаешь, я это ненавижу.

Он быстро запечатлел на моей щеке поцелуй, что застало меня врасплох, но тут я осознал, что его уже нет.

– Старые фокусы, – произнес я вслух, думая, достаточно ли он близко, чтобы меня услышать, или он так же яростно заслоняет от меня свои уши, как я заслоняю свои от внешнего мира.

Я посмотрел в сторону, мечтая остаться в покое, и внезапно подумал о беседках, не словами, но образами, как умели мои прежние мысли, захотел лечь на садовые клумбы среди растущих цветов, прижаться лицом к земле и тихо что-нибудь спеть про себя.

Весна на улице, тепло, нависший туман, который превратится в дождь. Вот чего мне не хватало. И еще болотистых лесов вдали, но при этом мне нужны были Сибил и Бенджи, нужно было уйти и обрести немного воли, чтобы жить дальше.

Ах, Арман, ее-то тебе вечно не хватает, воли. Не допускай, чтобы повторилась старая история. Вооружись всем, что с тобой произошло.

Кто-то был рядом.

Неожиданно мне показалось ужасным, что какой-то незнакомый бессмертный вторгается в обрывки моих личных мыслей и, может быть, стремится эгоистично приблизиться к моим чувствам. Это оказался всего лишь Дэвид Тальбот.

Он появился из крыла часовни, пройдя по холлам монастыря, соединяющим ее, как мост, с основным зданием, пока я стоял наверху лестницы, ведущей на второй этаж.

Я увидел, как он вошел в холл, оставив позади стеклянную дверь, ведущую в сад, а за ней – мягкий, смешанный золотисто-белый свет дворика.

– Все спокойно, – сказал он, – на чердаке никого нет, и, конечно, вы можете туда подняться.

– Уходи, – сказал я. Я испытывал не злость, а искреннее желание, чтобы мои мысли не читали, а эмоции оставили в покое. Он проигнорировал мою реплику с удивительным самообладанием, а потом сказал:

– Да, я боюсь вас, немного, но при этом мне ужасно любопытно.

– Ну ясно. Значит, это оправдывает тот факт, что ты за мной следил?

– Я за вами не следил, Арман, – сказал он. – Я здесь живу.

– Вот как. Тогда прости меня, – согласился я. – Я и не знал. Полагаю, я рад, что ты его охраняешь, не оставляешь одного. – Я, естественно, говорил о Лестате.

– Вас все боятся, – спокойно уточнил он. Он занял небрежную позу в нескольких футах от меня, скрестив руки на груди. – Видите ли, знания и обычаи вампиров – предмет, достойный изучения.

– Только не для меня.

– Да, я понимаю, – сказал он. – Я просто размышлял вслух, надеюсь, вы меня простите. Насчет убитого ребенка на чердаке. Это в высшей степени раздутая история, об очень незначительном человечке. Может быть, если вам повезет больше, чем остальным, вы увидите призрак ребенка, чью одежду замуровали в стене.

– Ты не возражаешь, если я тебя рассмотрю? – спросил я. – Раз уж ты собрался с таким самозабвением копаться у меня в голове? Мы же встречались раньше, еще до того, как это случилось: Лестат, путешествие на небеса, этот дом. Я никогда тебя подробно не разглядывал. Либо от безразличия, либо из вежливости, не знаю.

Я сам удивился горячности своего голоса. Мое настроение все время менялось, и не по вине Дэвида Тальбота.

– Я знаю о тебе лишь то, что известно всем, – сказал я. – Что ты родился не в этом теле, что ты был пожилым человеком, когда Лестат с тобой познакомился, что тело, где ты обитаешь, принадлежало ловкой душе, способной перескакивать из одного живого существа в другое, а затем торговать им, являясь при этом нарушителем прав собственности.

Он обезоруживающе улыбнулся.

– Так говорил Лестат. Так он написал. Конечно, это правда. Вы же знаете. Знаете с тех пор, когда мы встречались.

– Три ночи мы провели вместе, – сказал я. – И я ни разу тебя ни о чем не спрашивал. То есть ни разу даже не посмотрел тебе в глаза.

– Мы тогда думали о Лестате.

– А сейчас – нет?

– Я не знаю, – ответил он.

– Дэвид Тальбот... – Я смерил его холодным взглядом. – Дэвид Тальбот, Верховный глава ордена психодетективов, известного как Таламаска, был катапультирован в тело, в котором сейчас и обитает. – Не знаю, пересказывал ли я уже известные мне факты или придумывал на ходу. – Там он либо закрепился, либо не смог выбраться, запутавшись в сетях венканатов, а потом его хитростью заманили в вампиры, в везучий организм вторглась пламенная кровь, запечатав внутри его душу и превратив в бессмертного. Мужчина со смуглой бронзовой кожей и сухими, блестящими и густыми черными волосами.

– Кажется, вы все правильно поняли, – ответил он со снисходительной вежливостью.

– Джентльмен-красавчик, – продолжал я, – карамельного цвета, с такой кошачьей легкостью движений и с таким манящим взглядом, что мне приходит на ум все, что когда-то меня восхищало, плюс смесь запахов корицы, гвоздики, перца и прочих специй – золотых, коричневых, красных... Эти ароматы пронзают мой мозг и повергают меня в бездну эротических желаний, которые сейчас еще живее, чем прежде, они вот-вот разыграются. Кожа у него пахнет орехами кешью и густым миндальным кремом. Правда.

Он засмеялся.

– Я вас понял.

Я сам себя шокировал. Мне стало паршиво.

– Я не уверен, что сам себя понял, – извинился я.

– Думаю, здесь все ясно, – сказал он. – Вы хотите, чтобы я оставил вас в покое.

– Слушай, – быстро прошептал я. – Я не в себе. Все мои ощущения перепутались, сплелись в узел, как нитки, – вкусовые, зрительные, осязательные. Я себя не контролирую.

Я лениво и злобно подумал, не стоит ли напасть на него, схватить, заставить склониться перед моим мастерством и коварством и попробовать его кровь, не спрашивая согласия.

– Я уже слишком далеко продвинулся для этого, – сказал он, – и зачем вам так рисковать?

Какое самообладание! Его опыт и интеллект действительно управляли здоровой молодой плотью – мудрый смертный с железной властью над вечностью и сверхъестественными силами. Какая смесь энергий! Приятно было бы выпить его кровь, получить его помимо его воли. Ничего нет на земле веселее, чем победа над равным тебе по силе.

– Не знаю, – пристыженно сказал я. Изнасилование недостойно мужчины. – Не знаю, зачем я тебя оскорбляю. Понимаешь, я хотел побыстрее уйти. То есть я хотел зайти на чердак, а потом оказаться где-нибудь подальше отсюда. Я хотел избежать подобных страстей. Ты удивительный, при этом ты считаешь, что я тоже удивительный, и это забавно.

Я обвел его взглядом. Да, истинная правда, во время последней нашей встречи я оставался к нему слеп.

Одевался он сногсшибательно. С изобретательностью былых времен, когда мужчины прихорашивались, как павлины, он выбирал золотисто-красноватые и темно-коричневые оттенки. Элегантный, хорошо сложенный, весь в аксессуарах из чистого золота – часы в жилетном кармане, пуговицы и тонкая булавка в современном галстуке, в цветном лоскуте ткани, популярном у мужчин этой эпохи, словно они сами напрашиваются на то, чтобы их ухватили за аркан. Нелепое украшение. Даже блестящая рубашка из хлопка была рыжевато-коричневой, вызывая ассоциации с солнцем и нагревшейся землей. Даже ботинки коричневые, глянцевые, как спины жуков. Он подошел ко мне.