Талтос - Райс Энн - Страница 35

Теперь, когда Мона проснулась, мысли ее заполнила Роуан – раньше, чем в воображении предстало лицо Юрия, раньше, чем вернулось чувство вины за то, что случилось между нею и Майклом, раньше, чем она в который уже раз осознала, что Гиффорд и ее мать мертвы.

Она посмотрела на солнечный свет, омывающий пол, на золотой дамаск обивки стула, стоящего у ближайшего окна. Может быть, все дело было в том, что после смерти Алисии и Гиффорд свет для Моны словно потускнел. И теперь, когда Роуан – эта загадочная, столь много значащая в жизни Моны женщина – проявила к ней интерес, свет засиял снова.

Смерть Эрона оказалась ужасной, но она смогла справиться с горем. Фактически ничто не занимало ее больше, чем то эгоистическое волнение, которое она почувствовала вчера при первом же свидетельстве интереса к ней со стороны Роуан, с первым же доверительным и уважительным ее взглядом.

«Возможно, она пожелает спросить меня, хочу ли я отправиться в пансион», – подумала Мона. Ей не хотелось снова притворяться примерной ученицей – гораздо приятнее бродить по дощатым полам дома на Первой улице. Теперь, при новом штате прислуги, они всегда были в порядке. Янси, дворник в доме, часами полировал их. Даже Эухения трудилась усерднее и меньше ворчала.

Мона встала с постели, разгладила шелковое платье, возможно теперь вконец испорченное, в чем она была не совсем уверена. Она подошла к окну, выходящему в сад, и позволила себе окунуться в солнечный поток, в теплый и освежающий воздух, наполненный утренней влажностью и ароматами сада, – все это раньше казалось ей само собой разумеющимся, но на Первой улице выглядело крайне удивительным и заслуживало некоторого размышления, прежде чем она с головой окунется в события нового дня.

Протеин, древесный уголь, витамин С. Она умирала с голоду. Прошлой ночью столы ломились от угощения: вся семья приходила обнять Беатрис. Но Мона забыла о еде.

«Не удивительно, что ты проснулась ночью, экая ты идиотка. – Когда не удавалось поесть, у нее неизменно возникала головная боль. Сейчас она внезапно вспомнила о плавании Роуан в одиночестве, и эта мысль встревожила ее снова: нагота Роуан, странное безразличие ко времени и к присутствию охранников. – О черт побери, ты идиотка, ведь она же из Калифорнии. Они занимаются подобными делами в любое время дня и ночи».

Она потянулась, раздвинув ноги, коснулась руками пальцев стоп и отклонилась назад; потрясла волосами из стороны в сторону, пока снова не ощутила свободу и прохладу, после чего вышла из комнаты и направилась вдоль длинного коридора, через столовую в кухню. Яйца, апельсиновый сок, коктейль по рецепту Майкла. Быть может, здесь хранится его запас?

Запах свежего кофе удивил Мону. Она поспешно выхватила черную фарфоровую чашку из буфета и чайник. Очень черный эспрессо, который Майкл полюбил в Сан-Франциско. Но она сознавала, что это вовсе не то, чего она хочет. Она жаждала чего-то холодного и вкусного. Апельсинового сока. У Майкла всегда было несколько бутылок его, смешанного и готового для питья, в холодильнике. Она наполнила чашку апельсиновым соком и старательно прикрыла крышкой, чтобы витамины не разрушились на воздухе.

Внезапно она осознала, что в кухне есть еще кто-то.

Роуан сидела за кухонным столом, наблюдая за ней. Она курила сигарету, стряхивая пепел на блюдце из тонкого фарфора с цветочным узором по краю. На ней был черный шелковый костюм и жемчужные серьги, а также маленькая нитка жемчуга вокруг шеи. Это был один из костюмов с длинными воланами, с жакетом, двубортным и застегнутым на все пуговицы, но без блузы или без рубашки под ним – декольте доходило до самого промежутка между грудей.

– Я не видела вас, – призналась Мона. Роуан кивнула.

– Ты не знаешь, кто для меня купил эту одежду? – Голос был такой же невероятной красоты, как прошлой ночью, – воспаление в горле прошло.

– Возможно, тот же человек, что купил мне это платье, – ответила Мона. – Беатрис. Мои шкафы лопаются от вещей, подаренных Беатрис. И все они из шелка.

– Как и мои шкафы, – отозвалась Роуан, и на ее лице засветилась улыбка.

Волосы Роуан были зачесаны назад, но при этом выглядели естественно и свободно вились прямо над воротником; ресницы были очень черными и пушистыми; бледная розово-сиреневая помада на губах подчеркивала их прелестную форму.

– Вы действительно хорошо себя чувствуете, не так ли? – спросила Мона.

– Присядь рядом, ладно? – Роуан жестом указала на противоположный край стола.

Мона повиновалась.

От Роуан исходил запах дорогих духов, весьма похожий на аромат цитрусов и дождя.

Черный шелковый костюм был просто шикарным; в дни, предшествовавшие свадьбе, ее никогда не видели в чем-нибудь столь намеренно чувственном. Беа обладала свойством проникать в чужие шкафы и запоминать нужные размеры, пользуясь не только ярлыком, но и мерной лентой, а затем одевала людей так, как ей, Беатрис, представлялось наилучшим.

Да, с Роуан у нее все получилось превосходно.

«А я испортила это синее платье, – подумала Мона. – Наверное, еще не доросла до того, чтобы носить такие вещи. Или те туфли на высоких каблуках, которые в сердцах швырнула на пол в гостиной».

Роуан наклонила голову, гася сигарету. Густой локон пепельных волос спереди угнездился в ямке на щеке. Лицо выглядело драматически выразительно – слабость и скорбь придали ей изможденный вид, мечтая о котором старлетки и манекенщицы голодали, доводя себя почти до смерти.

В таком типе красоты Мона не была ей соперницей. Вот ее рыжие кудри всегда смогут составить предмет зависти для других женщин. Если они кому-то не нравятся, то и сама Мона не придется по нраву.

Роуан тихо рассмеялась.

– Как давно вы занимаетесь этим? – спросила Мона, сделав большой глоток кофе. Он как раз достиг нужной температуры. Великолепно. Еще две минуты – и он остыл бы настолько, что пить стало бы невозможно. – Читаете мои мысли – вот что я имею в виду. Вы делаете это постоянно?

Роуан от неожиданности показалась несколько растерянной, но при том весьма изумленной.

– Нет, что ты! Я могла бы сказать, что это случается вспышками, когда ты как бы поглощена чем-то другим или углубилась в собственные раздумья. Как если бы ты внезапно чиркнула спичкой.

– Да, мне это нравится. Я понимаю, о чем вы говорите.

Мона отпила еще один глоток апельсинового сока, подумав, до чего он хорош и прохладен. На мгновение голову опять заломило – от холода. Она попыталась смотреть на Роуан без обожания. Это было похоже на желание задавить насмерть учителя – нечто такое, чего никогда Мона не испытывала.

– Когда ты смотришь на меня, – сказала Роуан, – я не могу прочесть ничего. Быть может, твои зеленые глаза блокируют разум. Не забывай о них, когда играешь в карты. Безупречная кожа, рыжие волосы, за которые можно отдать жизнь, длинные и немыслимо густые, да еще и эти огромные зеленые глаза. Еще есть рот и тело. Знаешь, мне кажется, что ты пока еще не осознаешь свою привлекательность. Может быть, потому, что сейчас тебя интересуют больше другие вещи: наследство, смерть Эрона, исчезновение Юрия…

Умные слова пришли на ум Моне и мгновенно исчезли. Никогда в жизни она не задерживалась перед зеркалом больше, чем было необходимо. Этим утром она вообще не взглянула на себя ни разу.

– Послушай, у меня мало времени. – Роуан хлопнула ладонями по столу. – Мне нужно поговорить с тобой без всяких уловок, прямо и откровенно.

– Да. Я согласна, – ответила Мона. – Пожалуйста.

– Я полностью признаю твое право стать наследницей. Между нами не существует никаких обид. Ты представляешься мне прекрасно выбранной кандидатурой. Я поняла это сама, интуитивно, как только пришла к осознанию того, что надо делать. Но Райен выяснил все вопросы полностью. Тесты и психологические характеристики получены. Ты одаренная дочь. Обладаешь интеллектом, стабильностью, твердостью. У тебя прекрасное здоровье. Да, найдены излишние хромосомы, это верно, но они наблюдаются в роду Мэйфейр по женской и по мужской линии уже столетиями. Нет оснований ожидать, что случится нечто жуткое, как было на то Рождество.