Пандора - Райс Энн - Страница 3

В голове у меня все смешалось, и, возможно, ты это понял. Не помню, стала ли я закрывать от тебя свой разум, к тому же я знаю, что в действительности твои телепатические способности не очень сильны. У меня разбрелись мысли – может быть, сами по себе, может быть, с твоей подачи. Я подумала, сколько всего могу рассказать тебе, причем повествования мои будут в корне отличаться от историй Лестата или историй Мариуса, рассказанных Лестатом, и почувствовала необходимость предостеречь тебя, предупредить об опасности со стороны вампиров далекого Востока, которые непременно уничтожат тебя, если ты появишься на их территории, – убьют просто потому, что ты там оказался.

Мне нужно было убедиться, что ты понимаешь: источник нашего бессмертного вампирского голода обитает в двух существах – Мекаре и Маарет, таких древних, что они кажутся уже не столько прекрасными, сколько ужасными. И если они уничтожат себя, все мы умрем.

Мне захотелось рассказать тебе о тех, кто никогда не считал нас племенем, не знал нашей истории, кто пережил страшный огонь, которым наша Мать Акаша жгла своих детей. Мне захотелось рассказать тебе о бродящих по Земле существах, которые внешне похожи на нас, но по происхождению имеют к нам не большее отношение, чем к людям. И внезапно я ощутила жгучее желание взять тебя под свое крыло.

Должно быть, причиной все-таки был ты. Я видела перед собой истинного английского джентльмена, который легко и непринужденно соблюдал правила этикета, – никогда прежде не приходилось мне встречать подобного тебе мужчину. Твоя изысканная одежда привела меня в восхищение – ты доставил себе удовольствие облачиться в легкий черный плащ из гребенной шерсти и даже позволил себе такую роскошь, как блестящий красный шелковый шарф. Как же ты изменился с момента своего перерождения!

Пойми, я не знала о той ночи, когда Лестат превратил тебя в вампира. Этого момента я не почувствовала.

Однако в предшествующие недели весь сверхъестественный мир был взбудоражен известием о том, что какой-то смертный перешел в тело другого смертного, – мы всегда в курсе такого рода событий, словно о них рассказывают нам звезды. Чей-то сверхъестественный разум улавливает расходящиеся кругами отголоски того или иного нарушения ткани обыденного, другой разум принимает образ и передает его дальше…

Дэвид Тальбот, чье имя было знакомо всем нам в связи с почтенным орденом исследователей-экстрасенсов Таламаски, сумел полностью перенести душу и бесплотную часть своего существа в тело другого человека, которое в тот момент находилось во власти похитителя тел. Но ты его вытеснил – и в результате прочно обосновался в новом теле, сплавив воедино молодые клетки и накопленный за семьдесят четыре года жизненный опыт со всеми присущими ему проблемами, помыслами и ценностями.

И этого Дэвида Перерожденного, Дэвида, обладавшего блистательной индийской красотой и всеми достоинствами, обусловленными британским происхождением и воспитанием, Лестат превратил в вампира, завладел и телом его, и душой, довершив чудо Обрядом Тьмы. Он вновь совершил грех, в равной мере потрясший его современников и тех, кто намного старше.

И это сделал с тобой твой лучший друг!

Добро пожаловать во Тьму, Дэвид. Добро пожаловать в царство шекспировской «луны непостоянной».

Ты храбро направился ко мне по мосту.

«Простите меня, Пандора», – тихо произнес ты с безупречным британским акцентом, характерным для высших слоев общества, и с привычной обманчивой британской ритмичностью, столь соблазнительной, что в ней почти что слышится: «Все вместе мы спасем мир».

Ты держался на почтительном расстоянии, словно я невинная девушка девятнадцатого века, чьи нежные чувства ты не осмеливаешься потревожить.

Я улыбнулась.

Потом я все же дала себе волю и как следует рассмотрела стоящего передо мной молодого вампира, которого посмел создать Лестат вопреки запретам Мари-уса. И увидела главное: огромную человеческую душу, бесстрашную, но подверженную отчаянию, и тело, которое Лестат так стремился сделать сильнее, что сам едва не пострадал, отдав тебе гораздо больше крови, чем требовалось для трансформации и чем мог пожертвовать без ущерба для себя. Он старался передать тебе свое мужество, свою сообразительность, свое коварство; он пытался выковать для тебя броню из крови.

Он достиг желаемого. Твоя сила заметна и обусловлена множеством факторов. С кровью Лестата смешалась кровь нашей царицы-Матери Акаши. Мариус, мой древний возлюбленный, тоже давал ему кровь. Ох уж этот Лестат! Чего только о нем не рассказывают! Говорят, что он, возможно, пил даже кровь самого Христа.

Именно об этом я заговорила с тобой в первую очередь – только лишь потому, что слишком уж сильным было мое любопытство. Ибо, как правило, любая попытка больше узнать об этом мире заставляет столкнуться с невероятным количеством трагедий и не вызывает ничего, кроме отвращения.

«Расскажи мне правду, – попросила я. – О той истории, о Мемнохе-дьяволе. Лестат утверждал, что попал на Небеса и в преисподнюю. Он принес с собой Покрывало святой Вероники с изображенным на нем ликом Христа! Оно обратило тысячи людей в христианство, излечило их от отчуждения и избавило от горечи. Оно заставила других Детей Тьмы воздеть руки навстречу смертоносному утреннему свету, как будто это не солнце, а божественный огонь».

«Да, все произошло так, как я описывал, – с этими словами ты слегка наклонил голову, но скорее из вежливости, чем от преувеличенной скромности. – И вам известно, что некоторые… из нас погибли в своем рвении, в то время как газетчики и ученые собирали наш пепел для исследований».

Твое спокойствие приводило меня в восхищение: благоразумие двадцатого века, разум, обогащенный и отягощенный несметным количеством информации, живая речь, интеллект, склонный к быстроте решений, синтезу, исследованию вероятностей, – и все это на фоне ужасных происшествий, войн, резни, хуже которых мир еще не видывал.

«Все это произошло на самом деле, – сказал ты. – И я действительно встречался с Мекаре и Маарет – древнейшими из нас, а потому вам нет нужды опасаться, ибо я знаю, как хрупок наш корень. Однако я весьма признателен вам за доброту и заботу обо мне».

Я была очарована.

«А что ты сам подумал о священном Покрывале?» – спросила я.

«Фатима, госпожа наша, – тихо произнес ты. – Покровы Турина, калека, выходящий из чудотворных вод Лурдеса! Какое утешение мы бы обрели, если бы могли с легкостью принять все это на веру!»

«А ты не поверил?»

Ты покачал головой.

«Лестат на самом деле тоже не поверил. Покрывало унесла в мир смертная девушка Дора – она выхватила его у Лестата. Но должен сказать, что вещь эта уникальна и изготовлена с непревзойденным мастерством, мне никогда не доводилось видеть предмет, более заслуживающий названия „реликвия“. – В твоем голосе явственно прозвучало уныние. – Его создавали с какими-то грандиозными намерениями».

«А вампир Арман, хрупкий маленький Арман, – он поверил? – спросила я и добавила в ожидании утвердительного ответа: – Арман посмотрел на него и увидел лицо Христа».

«В достаточной степени, чтобы умереть за него, – мрачно заметил ты. – Достаточно, чтобы раскрыть объятия навстречу восходящему солнцу».

Ты отвел взгляд и прикрыл глаза, моля таким образом не принуждать тебя к разговору об Армане и о том, как он ушел в утренний огонь.

Я вздохнула – твое умение столь четко и ясно выражать свои мысли и твой скептицизм в сочетании с очевидной привязанностью к остальным удивили и пленили меня.

«Арман… – потрясенно произнес ты, по-прежнему избегая моего взгляда. – Какой реквием. Знает ли он теперь, действительно ли Мемнох был настоящим, действительно ли Бог Воплощенный, искушавший Лестата, был сыном Бога Всемогущего? Знает ли это хоть кто-нибудь?»

Твой серьезный тон и звучавшая в нем страсть тронули меня. Ты не пресыщен, не циничен. Чувства, которые ты испытывал в связи с произошедшими событиями, твое отношение к этим существам, к стоявшим перед тобой вопросам были вполне искренними.