Меррик - Райс Энн - Страница 78

23

Он все сделал очень тщательно.

Вытащил гроб – поистине старинную реликвию – и отнес его на задний двор городского дома на Рю-Рояль, в весьма уединенное место, огороженное высокой стеной.

В доме он оставил прощальное письмо, положив его на письменный стол, которым одно время пользовались все мы – я, Лестат и Луи. Затем он спустился во двор, снял с гроба крышку и лег в него, отдавшись на волю лучей утреннего солнца.

Его предсмертная записка была адресована мне.

Таково было письмо, написанное его старомодным почерком на новом пергаментном листе высокими и глубоко вдавленными буквами.

А что же тело? Неужели он был прав в своей догадке, что превратится в пепел, подобно тому ребенку, которого отдал на откуп горестной судьбе в далеком прошлом?

Нет, он ошибся.

В гробу без крышки, открытом ночному воздуху, лежали обгорелые черные останки того существа, которое я когда-то знал как Луи, – твердые на вид, как у любой древней мумии, освобожденной от бинтов. Плоть прочно облепила кости. Одежда на нем сильно обгорела, но осталась цела. Гроб тоже потемнел. Лицо и руки – да и вся фигура в целом – еще не были тронуты ветром и сохранили все мельчайшие детали.

А рядом с гробом стояла на коленях Меррик и, горестно сжимая руки, неотрывно смотрела на угольно-черное тело.

Медленно, очень медленно, она протянула руку, нежным указательным пальчиком коснулась тыльной стороны ладони Луи и тут же в ужасе его отдернула. На почерневшей плоти не осталось ни малейшей впадинки.

– Твердая, как уголь, Дэвид, – запричитала Меррик. – Как ветер может развеять эти останки? Для этого тебе придется вытащить их из гроба и растоптать каблуками. Ты не можешь так поступить, Дэвид. Скажи, что не можешь.

Я словно безумный метался возле гроба.

– Не могу! – выкрикнул я в отчаянии и уже шепотом добавил, обращаясь к Луи: – Какой печальный долг исполнять твою последнюю волю! Если бы я мог просто похоронить тебя.

– Это была бы самая ужасная жестокость, – взмолилась Меррик. – Дэвид, а может быть, он все еще жив в этой оболочке? Ты ведь лучше меня знаешь особенности вампиров. Дэвид, быть может, он все еще жив?

Я молча ходил взад и вперед, поглядывая то на Меррик, то на безжизненные останки в обугленной одежде, и время от времени, убитый горем, равнодушно смотрел на далекие звезды.

А за моей спиной тихо плакала Меррик, давая волю своим чувствам, бушевавшим в ней с новой силой, давая волю страстям, готовым захлестнуть ее с такой мощью, которая не поддается человеческим меркам.

– Дэвид... – наконец позвала она.

Я медленно обернулся и взглянул на нее сверху вниз. Она по-прежнему стояла на коленях на холодных каменных плитах, взывая ко мне, словно я был одним из ее святых.

– Дэвид, если ты надрежешь вену на запястье и позволишь своей крови упасть на него, он оживет?

– Не знаю, дорогая, не знаю. В одном уверен: он сделал, что хотел, а еще он оставил распоряжение, как мне теперь действовать.

– Но ты не можешь так просто его отпустить, – запротестовала Меррик. – Дэвид, умоляю... – Голос ее беспомощно замер.

Листья банановых деревьев зашелестели от легкого ветерка. Я повернулся и в ужасе взглянул на тело. Весь сад вокруг нас шептал и вздыхал, но тело оставалось неподвижным.

Тут налетел новый порыв ветра, гораздо сильнее. Он принес с собой запах дождя. Теплыми весенними ночами здесь часто случались дожди. Я представил, как дождевые капли омоют это каменное лицо с закрытыми глазами.

Я не мог подобрать слова, чтобы успокоить плачущую Меррик. Я не мог найти слова, чтобы излить боль своего сердца. Луи ушел или все еще здесь? Чего бы он ждал от меня теперь – не прошлой ночью, когда в предрассветных сумерках писал свое храброе письмо, а теперь, именно в эту секунду, если бы оказалось, что он заперт внутри этого обгоревшего деревянного ящика?

О чем он думал, когда взошло солнце и на него накатила смертельная слабость, прежде чем в свои права вступил жар? У него не было сил, как у древнейших из нас, выбраться из гроба и зарыться глубоко в землю. Неужели он не пожалел о содеянном? Быть может, он страдал от невыносимой боли? Неужели я ничего не смогу понять, просто всматриваясь в его неподвижное обгорелое лицо?

Я подошел к гробу. Голова Луи лежала ровно, как у любого мертвеца, которого должны предать земле. Руки были сцеплены на груди – так их мог бы сложить гробовщик. С первыми лучами солнца Луи не попытался заслонить ладонью глаза. Не попытался повернуться к смерти спиной.

Но какое значение все это имело теперь?

Возможно, ему не хватило сил что-то предпринять в последние секунды. Он оцепенел при появлении первых лучей, а потом они ослепили его и заставили закрыть веки. Осмелюсь ли я дотронуться до хрупкой почерневшей плоти? Осмелюсь ли убедиться, не опустели ли его глазницы?

Я целиком отдался этим жутким мыслям, желая только услышать какой-то другой звук, кроме тихого плача Меррик, потом подошел к железным ступеням винтовой лестницы, ведущей с балкона, опустился на ступеньку, показавшуюся мне в то мгновение самым удобным креслом, и закрыл лицо руками.