Мемнох-дьявол - Райс Энн - Страница 42

– Почему?

– Потому что Бог не позволит существу вроде вас причинить мне хоть малейший вред. В этом я уверена. Дьявол вы или злой дух, мне неизвестно. А быть может, вы добрый дух, не знаю. Мне не дано знать. Если я сейчас осеню себя крестным знамением, вы можете исчезнуть. Хотя... Не думаю, что это случится. Все, что я хочу знать, – это почему вы так боитесь меня. Ведь дело, конечно, не в моей добродетели.

– Погодите-погодите! Секундочку! Значит, вам известно, что я не человек?

– Да, я вижу это. И чувствую. Мне и раньше приходилось встречаться с существами вроде вас. Я умею отличать их даже в толпе большого города. Всего лишь мгновенные видения, не больше. Мне доводилось видеть многое. Я не стану уверять вас в своем сочувствии, это было бы глупо с моей стороны, но я вас не боюсь. Ведь вы вполне земное существо, не так ли?

– Абсолютно, – ответил я. – И надеюсь еще неопределенно долго оставаться таковым. Послушайте, я совсем не хотел шокировать вас такой новостью. Я любил вашего отца.

– Вы серьезно?

– Вполне. А он безгранично обожал вас. И хотел, чтобы я рассказал вам кое о чем. Но главное – чтобы я присмотрел за вами.

– Едва ли вы на это способны. Взгляните на себя! Вы похожи на испуганного эльфа.

– Я боюсь не вас, Дора. – Меня внезапно охватило волнение, мне не терпелось поведать ей о своих страхах. – Я и сам не понимаю, что происходит! Да, я существо совершенно земное. Это правда. И я... Я убил вашего отца. Я лишил его жизни. Это моих рук дело. А потом... Потом он пришел ко мне, чтобы поговорить. И сказал: «Я хочу, чтобы ты позаботился о Доре». Он велел присмотреть за вами. Так все и было. Я страшусь не вас. Быть может, дело в самой ситуации – в ее необычности. Поверьте, я никогда не попадал в подобные обстоятельства, никогда не сталкивался с такими трудными вопросами...

– Понимаю...

Дора была потрясена. Побледневшее личико блестело словно от пота, а сердце в ее груди бешено стучало. Она низко наклонила голову. Я не мог прочесть ни единой скрываемой там мысли, разум Доры был накрепко заперт и абсолютно недосягаем для меня. Одно я мог сказать с уверенностью: душу ее переполняла печаль. По щекам Доры медленно катились слезы, видеть которые было для меня невыносимо.

– Господи! Я чувствую себя хуже, чем в аду! – пробормотал я. – Я не должен был убивать его. Я... Я совершил это по одной простой причине... Он всего лишь... Всего лишь попался на моем пути. Чудовищная ошибка! Но потом он пришел ко мне, Дора. И мы провели вместе много часов. Его призрак и я... Мы беседовали... Он рассказал мне все... И о вас, и о своих сокровищах, и о Винкене.

– О Винкене? – переспросила она.

– Да, о Винкене де Вайльде. И о его двенадцати книгах – вы знаете о них. Послушайте, Дора, мне очень хочется коснуться вашей руки... Быть может, мое прикосновение поможет вам успокоиться. Но я боюсь, что вы закричите...

– Почему вы убили моего отца?

За этим простым вопросом скрывался другой. «Как мог кто-то, говорящий так, как вы, совершить такой ужасный поступок?» – вот что имела она в виду.

– Я жаждал его крови, – пояснил я. – Потому что питаюсь чужой кровью и таким образом сохраняю молодость и способность жить. Вы верите в существование ангелов? Тогда вам придется поверить и в то, что существуют вампиры. Поверить в меня. На земле существуют вещи и пострашнее.

Дора казалась совершенно ошеломленной, потрясенной. Ничего удивительного.

– Носферату, – тихо произнес я. – Вурдалаки. Вампиры. Ламии. Вполне реальные существа, как бы вы их ни называли. – Я пожал плечами, чувствуя себя совершенно растерянным, беспомощным. – Есть и другие. Но Роджер... Роджер пришел ко мне в облике призрака, чтобы открыть свою душу. Чтобы поговорить о вас.

Она вдруг задрожала и расплакалась. Но это отнюдь не походило на истерику. Ее полные слез глаза сделались совсем маленькими, лицо сморщилось, искаженное болью и горем.

– Дора, клянусь, я не причиню вам вреда! Ни за что на свете! Я вас не обижу...

– Мой отец действительно мертв? Это правда? – Нервы Доры в конце концов не выдержали. Ее сотрясали рыдания. – Боже! Помоги мне! – всхлипывая, шептала она, а потом вдруг закричала во весь голос: – Роджер! Роджер!..

Забыв о прежних опасениях, она осенила себя крестным знамением и долго сидела, не произнося больше ни слова и только судорожно всхлипывая. Однако страха в ней по-прежнему не было.

Я ждал. Но она плакала все горше и горше, а потом упала ничком и зарыдала с еще большим отчаянием. На меня она вообще не обращала внимания.

Я медленно выбрался из угла и выпрямился. Высота мансарды в центре позволяла стоять во весь рост. Обойдя лежащую на полу Дору, я наклонился и нежно обнял ее за плечи.

Она не сопротивлялась. Словно опьянев от неизбывного горя, она лишь мотала головой из стороны в сторону, судорожно всхлипывала и нервно скребла руками по полу, как будто в поисках опоры, чтобы подняться.

– Боже мой... Боже мой... Роджер! Роджер! Боже мой... – Только эти слова без конца срывались с ее губ.

Я взял ее на руки – легкую, почти невесомую, как пушинка, хотя для того, кто обладает такой силой, какой обладал я, вес не имеет значения – и понес к выходу из мансарды.

– Я знала... знала... я все поняла еще тогда, когда он поцеловал меня, – сквозь слезы шептала Дора, прижимаясь к моей груди. – Я была уверена, что вижу его в последний раз. Я знала...

Речь ее была бессвязной и неразборчивой, а вся она казалась такой маленькой и хрупкой, что я старался не прижимать ее к себе слишком сильно. Голова Доры откинулась назад, и беспомощное выражение на этом побледневшем заплаканном личике могло в тот момент заставить разрыдаться самого дьявола.

Я понес Дору вниз. Она лежала на моих руках как тряпичная кукла, безвольная, лишенная способности сопротивляться. Остановившись перед входом в ее комнату, я почувствовал исходящее изнутри тепло и толкнул дверь.

Когда-то здесь, наверное, располагалась классная комната или общая спальня. В просторном угловом помещении с высокими окнами, выходившими на две стороны, было довольно светло благодаря уличным фонарям и фарам проносящихся мимо здания машин.

У дальней стены стояла узкая старая металлическая кровать с высокой прямоугольной рамой над ней, предназначенной для крепления противомоскитной сетки, хотя никакой сетки не было. Скорее всего, эта кровать досталась Доре в наследство от монастыря. Белая краска, которой некогда были выкрашены тонкие металлические прутья, кое-где облупилась. Я увидел множество книг – они стояли на полках, стопки их располагались повсюду, многие с закладками лежали раскрытыми на самодельных пюпитрах – и сотни реликвий и всевозможных ценных предметов, принадлежащих Доре. Возможно, часть из них она получила в подарок от Роджера – до того момента, когда узнала о нем правду. На деревянных рамах окон и дверных косяках я заметил какие-то записи, сделанные черными чернилами.

Я положил Дору на кровать, и она уткнулась лицом в подушку. Все постельные принадлежности были такими чистыми, тщательно выстиранными и выглаженными, что казались новыми.

Когда я протянул Доре свой шелковый носовой платок, она чуть повернула голову, взяла его, но тут же захотела отдать обратно.

– Он слишком красив, – объяснила она.

– Нет-нет, возьмите, – настоятельно попросил я. – Это пустяк. У меня таких сотни.

В нос мне снова ударил аромат менструальной крови. Ну да, конечно, у нее же месячные, и кровь скопилась внутри мягкой хлопковой прокладки между ног. Запах казался мне восхитительным – мысль о том, с каким наслаждением я стал бы сейчас слизывать эту кровь, была неимоверно мучительной. Конечно, это не кровь в чистом виде, но она составляет основу менструальных выделений, и я с трудом сдерживал себя от искушения сделать то, что мы, вампиры, делаем довольно часто. Вы понимаете, о чем речь? Мы слизываем кровь с губ, что расположены у женщины между ног. Таким образом я мог бы напиться крови Доры, не причинив ей при этом никакого вреда.