Кровь и золото - Райс Энн - Страница 46

Не в силах больше пить, я отстранился и приник к Акаше, словно дитя. Обвив ее шею левой рукой, прижавшись лбом к тяжелым черным косам, я целовал ее снова и снова, и поцелуи мои были красноречивее любых слов.

Энкил не шелохнулся. Акаша тоже оставалась неподвижной. Единственным звуком, нарушавшим безмолвие святилища, был мой собственный стон.

Наконец я отошел от возвышения и, преисполненный благодарности, упал на колени перед Священными Прародителями.

Как же беззаветно я любил ее – мою блистательную египетскую богиню. И теперь я был уверен: она безраздельно принадлежит мне.

Я надолго задумался, стараясь полнее осмыслить то, что произошло между мной и Эвдоксией, и, кажется, кое-что начало проясняться.

Мне пришло в голову, что в отсутствие недвусмысленного жеста со стороны Акаши биться с Эвдоксией предстоит не на жизнь, а на смерть. Она ни за что не позволит мне оставаться в городе и попытается похитить Тех, Кого Следует Оберегать, а значит, придется применить против нее Огненный дар. События этой ночи были лишь объявлением войны.

Мне стало невыразимо грустно, потому что Эвдоксия вызывала во мне восхищение. Но я понимал, что поражение оказалось для нее слишком унизительным, чтобы отступить.

Я посмотрел на Акашу.

– Как же я посмею убить это создание? – спросил я. – В ее жилах течет твоя кровь. И в моих тоже. Но ты наверняка дашь мне ясно понять, как следует поступить?

Я пробыл там еще не менее часа.

Покинув святилище, я обнаружил, что Авикус и Маэл по-прежнему стоят там, где я их оставил.

– Она позволила мне испить ее крови, – сообщил я. – Это не похвальба. Я просто хочу, чтобы вы знали. Наверное, она дала мне знак. Но я не уверен. Думаю, она не хочет, чтобы ее отдали Эвдоксии, и в случае необходимости уничтожит ее.

Авикус пришел в отчаяние.

– За годы, проведенные в Риме, – сказал он, – мы, к счастью, никогда не сталкивались с тем, кто сильнее нас.

– Сильнейшие стараются держаться друг от друга подальше, – пояснил я. – Но, как ты понимаешь, мы перешли ей дорогу. Можно было бы уехать, как она просила.

– Она не вправе запретить нам оставаться в этом городе, – возразил Авикус. – Почему бы ей не попробовать полюбить нас?

– Полюбить? – переспросил я. – Откуда у тебя столь странные мысли? Вижу, она вскружила тебе голову. Конечно. Это заметно. Но за что ей нас любить?

– За нашу силу, – отозвался он. – Ее окружают слабые создания возрастом не старше полувека. Мы можем рассказать ей то, чего она не знает.

– О да, я поначалу думал так же. Но ничего не получится.

– Почему? – недоумевал Авикус.

– Если бы ей понадобились сильные спутники, они бы уже были здесь, – ответил я. И уныло добавил: – Мы в любой момент можем вернуться в Рим.

У него не нашлось ответа.

Даже не знаю, рассматривал ли я сам такую возможность всерьез.

Мы поднялись по ступеням и пошли по туннелям.

– Мысли о ней сведут тебя с ума, – убеждал я Авикуса, придерживая его за локоть. – Соберись с силами и разлюби ее, очисти свою душу.

Он кивнул, но даже не скрывал волнения.

Я бросил взгляд на Маэла, но тот воспринял ситуацию хладнокровнее, чем я предполагал.

– Эвдоксия уничтожила бы Авикуса, если бы не ты? – спросил он.

– Она намеревалась довести дело до конца, – ответил я. – Но Авикус очень стар, старше нас с тобой. Возможно, даже старше Эвдоксии. Ты сам стал свидетелем его могущества.

С тяжелым сердцем, исполненные сомнений, мы погрузились в противоестественный сон.

На следующую ночь, едва поднявшись, я почувствовал присутствие в доме посторонних. Новость привела меня в бешенство, но даже в те минуты меня не покидало сознание, что гнев порождает слабость.

Маэл с Авикусом незамедлительно присоединились ко мне.

Выйдя из укрытия, мы обнаружили Эвдоксию, объятого ужасом Асфара и еще двоих юношей-вампиров, с которыми раньше не встречались.

Они устроились в моей библиотеке словно дорогие гости.

Эвдоксия нарядилась в пышные восточные одежды с длинными широкими рукавами и надела персидские туфли. Заколки с каменьями и жемчугами удерживали над ушами густые черные кудри.

Я не успел до конца отделать и обставить комнату, поэтому она выглядела значительно скромнее той библиотеки, где накануне принимали нас. Эвдоксия была здесь самым роскошным украшением.

Меня снова потрясла красота ее маленького личика. Особенно обращал на себя внимание прелестный рот, но и холодные черные глаза не утратили своей притягательности.

Я пожалел и несчастного Асфара, столь страшившегося меня, и его спутников – сущих детей в смертной жизни и юношей в бессмертии.

Надо ли добавлять, как они были красивы? В момент превращения они только-только вышли из детского возраста и, сохранив мальчишескую пухлость черт, уже обладали телами взрослых.

– Почему ты явилась без приглашения? – спросил я. – И как ни в чем не бывало сидишь в моем кресле.

– Прости меня, – нежно заговорила она. – Я не смогла удержаться от искушения и пришла. Я обыскала весь дом вдоль и поперек.

– И этим гордишься? – спросил я.

Губы Эвдоксии дрогнули, словно она собиралась заговорить, но в глазах показались слезы.

– Где книги, Мариус? – тихо спросила она. – Где древние египетские книги? Книги, которые были в храме и которые ты украл?

Я не ответил.

– Я пришла, чтобы найти их, – сказала она, глядя в пустоту и не сдерживая слез. – Пришла, потому что вчера ночью мне привиделись жрецы из храма и я вспомнила, как они уговаривали меня прочесть старые легенды.

Я по-прежнему стоял молча.

Эвдоксия подняла на меня глаза и тыльной стороной ладони вытерла слезы.

– Я ощущала ароматы храма, запах папируса, – сказала она. – Я видела, как сидит за столом Старейший.

– Но ведь он выставил Священных Прародителей на солнце, – наконец заговорил я. – Не стоит заблуждаться, думая, что он ни в чем не повинен. Старейший был исполнен злобы и все сделал намеренно. Он ожесточился и думал только о себе. Тебе известно, какая судьба его постигла?

– Во сне жрецы сказали мне, что ты забрал книги, Мариус. Они говорят, что ты прошел в библиотеку и, не встретив сопротивления, вынес все древние свитки.

Я вновь не ответил. Но скорбь ее разрывала мне душу.

– Скажи мне, Мариус, где эти книги? – продолжала уговаривать Эвдоксия. – Если ты позволишь мне прочесть их, узнать древние египетские предания, в моей душе найдется для тебя место. Неужели ты не даруешь мне такую малость?

Я тяжело вздохнул и постарался, чтобы голос мой прозвучал как можно более мягко:

– Эвдоксия, тех книг больше нет, все, что от них осталось, хранится здесь, у меня в голове. – Я постучал пальцем по лбу. – Варвары, захватившие Рим, сожгли мой дом вместе с библиотекой.

Она покачала головой и закрыла лицо руками, не в силах смириться с услышанным.

Я опустился рядом с ней на колени и попытался развернуть к себе, но безуспешно. Она молча плакала, и по щекам струились кровавые слезы.

– Я запишу все, что смогу вспомнить, а помню я многое, – увещевал я. – Или, если хочешь, продиктую все нашим писцам. Реши, как тебе удобнее, и я с любовью передам тебе эти знания. Твое желание мне понятно.

Не время было объяснять ей, что большая часть того, что она искала, не представляла интереса, что древние предания строились на суеверии и даже песнопения не содержали ни капли смысла.

Так говорил и Старейший. Но за годы жизни в Антиохии я прочел свитки. И помнил их содержание. Каждое слово навеки запечатлелось в моей душе и в моем сердце.

Она медленно повернулась ко мне. И вдруг, подняв руку, погладила по голове.

– Зачем ты взял эти книги?! – в отчаянии зашептала она. – Зачем забрал из хранилища, где им ничто не угрожало?!

– Мне хотелось узнать, что в них написано, – откровенно ответил я. – Почему же ты за всю жизнь не прочла их? Почему не переписала? Ты же выполняла такую работу для греков и римлян. Так почему же теперь ты во всем винишь только меня?