Кровь и золото - Райс Энн - Страница 32

Наконец я поднял голову, оглядел обоих и обернулся к окну.

– Я готов драться, – нетерпеливо заявил Маэл.

– И чего ты добьешься? Надеешься вырезать из моего сердца тайну Матери и Отца?

Авикус сел в кресло, стоявшее по другую сторону стола и предназначенное для посетителей.

– Мариус, они неподалеку от Рима. Я знаю это уже давно. Ты частенько уходишь в холмы, всегда в одно и то же уединенное место. Я следил за тобой с помощью Мысленного дара, пытаясь понять, что заставляет тебя посещать столь глухой, заброшенный уголок. Теперь я понимаю, что ты навещаешь Мать и Отца. Доверься мне и поделись своей тайной. Впрочем, ты можешь сделать это и молча.

– Нет! – подскакивая к нам, вмешался в разговор Маэл – Говори, Мариус, или я тебя уничтожу! А мы с Авикусом сами отправимся туда и найдем Мать и Отца.

– Ни за что! – впервые вспылил Авикус. – Хватит болтать глупости! – Он покачал головой. – Только вместе с Мариусом.

– Предупреждаю еще раз, – холодно произнес я, – они вполне могут за себя постоять. Я сам был тому свидетелем. Только они решают, кому позволят испить Могущественной Крови, а кому – нет. Но если они откажут тебе в этом, ты умрешь.

Я помолчал, прежде чем продолжить:

– Однажды один могущественный бог с Востока пришел в Антиохию, силой вломился в святилище и попытался испить крови Матери. Но, когда он наклонился, чтобы вонзить клыки в горло Акаши, она раздавила его голову и усилием мысли направила к изувеченному телу огонь от горевших повсюду ламп. От бога не осталось и следа. Поверь, это правда. – Я вздохнул. Гнев утомил меня. – Теперь, после всего сказанного, я, если пожелаете, провожу вас в святилище.

– Но ты же пил ее кровь! – возразил Маэл.

– Какой же ты непонятливый! – возмутился я. – Ты слышал, что я сказал? Она может тебя уничтожить. Это не значит, что именно так и случится: никому не дано предугадать, как она поступит. А кроме того, рядом с ней царь. Какова будет его воля? Не знаю. Но я вас отведу, раз обещал.

Видно было, что Маэл твердо решил встретиться с нашими Священными Прародителями и его уже не остановить. Авикус же очень испугался и стыдился собственного страха.

– Идем же! – Глаза Маэла горели от возбуждения. – У меня нет выбора. Я был ее жрецом. Я служил ее богу. Я должен ее увидеть. И не надо меня запугивать – я все равно не отступлю.

Я кивнул и, жестом попросив их подождать, открыл двери в обеденный зал. Гости беззаботно веселились. Ну и хорошо. Двое смертных радостно встретили неожиданное появление хозяина дома, но тут же обо мне позабыли. Полусонный раб апатично разливал ароматное вино.

Я вернулся к Авикусу и Маэлу.

Втроем мы вышли на ночные улицы, и по дороге к святилищу мне стало ясно, что ни Маэл, ни Авикус так и не научились использовать свои способности в полную силу. Я велел им двигаться побыстрее, особенно в тех местах, где нас никто не мог увидеть, и очень скоро оба повеселели, осознав, какие сверхъестественные преимущества им дарованы.

У входа в святилище я продемонстрировал своим спутникам тяжелую гранитную дверь и пояснил, что открыть ее не сможет даже целая толпа смертных, а затем зажег факел и повел их вниз по каменной лестнице.

– Мы на священной территории, – заметил я, перед тем как отпереть бронзовые двери. – Не забывайте, тон ваш должен быть почтительным, лишнего не болтайте и не вздумайте говорить о Матери и Отце так, будто они вас не слышат.

Мои спутники стояли словно завороженные.

Я открыл двери, засветил прикрепленный к стене факел и подвел Маэла и Авикуса к возвышению.

В помещении царил идеальный порядок, да я иного и не ожидал.

Акаша и Энкил сидели, как всегда положив руки на колени. Их прекрасные, обрамленные черными волосами лица не отражали ни единой мысли, ни единой заботы.

Глядя на них, никто бы не догадался, что внутри этих холодных, неподвижных статуй по-прежнему теплилась жизнь.

– Мать и Отец, – отчетливо произнес я, поднимая как можно выше факел, – я привел двух посетителей, умолявших о встрече с вами. Их имена Маэл и Авикус. Они почитают вас и преклоняются перед вами.

Маэл опустился на колени – совсем как христианин. Он простер руки и начал молиться на языке жрецов-друидов, превознося красоту царицы, пересказывая ей повести о древних богах и священных рощах. И потом испросил ее крови.

Авикус содрогнулся. Я, по-моему, тоже.

А в глазах царицы промелькнуло нечто похожее на чувство. Или мне показалось?

Воцарилось неловкое молчание.

Маэл поднялся и направился к возвышению.

– Царица, – ровным голосом обратился я к Великой Матери, – Маэл со всем смирением просит позволения испить из первородного источника.

Он сделал последний шаг, отважно, но с любовью склонился над царицей и приблизил губы к ее шее.

Мне казалось, что ничего страшного не случится и Акаша позволит Маэлу исполнить задуманное. Она не изменила позу, руки по-прежнему неподвижно лежали на коленях, а остекленевшие глаза смотрели в пространство, словно все происходящее не имело к ней никакого отношения.

Но внезапно могучий, широкий в кости Энкил, будто деревянная машина, приводимая в действие колесами и шестеренками, с чудовищной скоростью повернулся к нам боком и резко выбросил вперед правую руку.

Я ринулся вперед, обхватил Маэла и, едва увернувшись от карающей длани, оттащил его от Акаши и уволок в угол.

– Стой здесь и не шевелись, – прошептал я и вновь повернулся лицом к Матери и Отцу.

Энкил все так же сидел вполоборота ко мне, вытянув руку и глядя перед собой пустыми глазами, как если бы не понимал, куда вдруг исчез объект его гнева. Сколько раз, одевая их, ухаживая за их телами, я наблюдал то же самое безучастное пренебрежение!

Скрывая страх, я поднялся на возвышение и умоляющим голосом обратился к Энкилу:

– Мой повелитель, все закончилось, вас никто больше не потревожит.

Я взял дрожащими пальцами его руку и аккуратно вернул ее на место. Что самое жуткое – лицо царя абсолютно ничего не выражало. Потом я положил руки ему на плечи и начал медленно, осторожно поворачивать торс. Вернув Энкила в прежнее положение, я старательно расправил тяжелое золотое ожерелье, аккуратно распрямил пальцы и разгладил каждую складочку на юбке.

Все это время царица оставалась безмятежной, как будто последние события ее не касались. Однако потом я заметил пятнышки крови на ее льняном одеянии, и первой мыслью, пришедшей в голову, было: «Нужно сменить платье при первой же возможности».

Но алые капли ясно свидетельствовали о том, что Акаша позволила поцеловать себя, а Энкил воспротивился этому. Очень интересно! Значит, когда я в последний раз пил ее кровь, именно Энкил отбросил меня на пол.

Времени на раздумья, однако, не оставалось: следовало как можно быстрее увести из святилища Авикуса и Маэла.

Лишь когда все мы оказались в безопасности – в ярко освещенной библиотеке моей виллы, – я позволил себе излить гнев на Маэла.

– Два раза спасал я твою жалкую жизнь, – говорил я, – и, вне всякого сомнения, еще об этом пожалею. Не нужно было приходить к тебе на выручку в ту ночь, когда вы с Авикусом попали в переделку и он прибежал ко мне за помощью. Не нужно было мешать царю сегодня – пусть бы он размозжил твою дурную голову. Запомни: я тебя презираю. И ничто в целом свете не изменит мое мнение. Ты безрассуден, упрям и одержим своими страстями.

Авикус сидел, склонив голову, и молча кивал в знак согласия.

А что до Маэла, он застыл в углу, положив руку на кинжал, и с завистью разглядывал меня, не говоря ни слова.

– Убирайся из моего дома, – процедил я сквозь зубы. – А если тебе жизнь надоела, пойди и разбуди Мать и Отца. Дорогу в святилище теперь знаешь. Но, как ты мог убедиться, при всей своей древности и бессловесности Священные Прародители способны одним пальцем раздавить любого, кто осмелится делать что-то против их воли.

– Ты даже не представляешь всю тяжесть своей вины! – не унимался Маэл. – Как ты смел скрывать их от всех нас?