Панталония — страна чудаков - Вангели Спиридон Степанович - Страница 6

К вечеру стал Огурчик хорошим огурцом, посмотрел в небо и не увидел золотой дыни. Глядь, она уже на вершине холма лежит.

— Ты слышал шум? — спросил он у Хвостика.

— Нет.

— И я не слышал, а дыня-то оторвалась всё-таки. Говорил я, что упадёт. Того и гляди, под гору скатится.

— Держи её! Хватай! Если упустишь, потемнеет синий зонтик! — кричал Хвостик.

И Огурец принялся опять расти и расти. Когда он уже почти дотянулся до Солнца, оно всё-таки скатилось за холм. Расстроился Огурец, хотел посоветоваться с Хвостиком, посмотрел назад и остолбенел: он стал таким длинным, что не увидел даже собственный хвост. А может быть, тот спрятался в темноте?

Солнце потихоньку утянуло с собой за холм голубой зонтик. Теперь Огурец лежал под чёрным зонтом в золотую крапинку.

— Вот и стал я стариком! — вздохнул Огурец.

Огурцу не спалось. Вспомнилось, как он рос под зелёным детским зонтиком, потом под голубым. О чём жужжала та пчела?.. И что теперь с той девочкой? Жаль, что он жёлтую дыню за холм отпустил… Хорошо хоть бабочка отдохнула на его хвосте. Говорила, что летит на свадьбу… А на что нам нужна эта свадьба?

— Ой! — вздрогнул задремавший было Огурец. — Кто это ходит по моей спине мягкими холодными лапками?

— Роса ложится… Спи… — шепнул кто-то.

Совсем уже было поздно, когда Огурец заснул.

А на заре услышал странный шорох.

Большая босая Нога с умытыми росой пальцами приближалась к нему.

— Доброе утро! — вежливо сказал Огурец. И тут кто-то тронул его за хвост… В глазах его потемнело. Только и успел крикнуть:

— Эй, вы, под зелёными зонтиками! Проснитесь, а то вечером станете стариками. И если увидите пчелу…

Но никто его не услышал. Лишь один огурчик повернулся на другой бок и продолжал спать, прикрытый от жёлтой дыни своим детским зелёным зонтом.

Маленькое ручное солнце

Поздней ночью показалась в окне сонная голова. Смотрит крошка Дорофтей в небо: рог луны высоко — до утра далеко, — можно спать спокойно.

Хотел он залезть на печку, да проспать побоялся. «Лягу, — думает, — на лавку. Там, правда, холодно и жёстко. Зато, когда открою один глаз, по луне пойму, пора вставать или нет».

Вчера ещё он занял очередь на мельнице и проспать боялся.

«Чем на мешке у мельницы спать под гром жерновов, не лучше ли в своём доме? Приду под утро, когда очередь подойдёт».

Придумал Дорофтей неплохо. Башка, конечно, у него большая. Но что за сон на лавке? Неудобно же. К тому же вспомнил он, что на этом месте со сложенными на груди руками и с зажённой свечкой у головы лежал недавно его покойный отец. Спи после этого, если можешь.

Вернулся он на печку, а сон тоже не дурак — взял да и убежал. Не смог Дорофтей сон поймать ни на левом боку, ни на правом. Вылез из-под одеяла, заходил по комнате, как вурдалак, если, конечно, бывают вурдалаки в кальсонах.

А луна всё высоко в небе. Словно гвоздём прибита. Будь у Дорофтея длинная верёвка, он её вниз стянул бы. Но верёвки нету, а луне спешить некуда. Не молоть же ей ночью зерно на мельнице! Э, да что говорить, если это даже и не луна вовсе, а так — половинка, месяц. Лишь с одной стороны лунный каравай круглится, а с другой — уже половины нет. Кто это её ест всё время? Голодный какой-то. Только луна бок отрастит, а он уж снова проголодался. Начинает луну жевать.

«Вот бы такой каравай испечь. Как луна! — думает крошка. — От одного бока отломил, на другом — выросло! Хлеб и не кончится никогда!»

Ходит крошка по комнате, а в голове его жернова ворочаются, муку для «небесного» каравая мелют.

А кроме каравая он ещё курочку придумал, которая не кудахчет и зерно не клюёт, а по нескольку яиц в день приносит, и овцу, которая сено не просит и шерсть даёт.

Луна уже к краю неба подбиралась, но Дорофтей в окно не смотрел. Чего смотреть-то? Пусть лунный каравай хоть во всё небо будет, башка у Дорофтея умная: он уже свой каравай нескончаемый придумал.

Разбудил жену, Касандру, чтобы и она порадовалась, какая у них будет жизнь замечательная. А она только глаза вытаращила:

— Быть этого не может никогда. — И опять к стенке повернулась.

С утра, не слушая причитаний жены, Дорофтей запряг лошадь и отвёз на рынок всё, что во дворе кудахтало, блеяло и есть просило. Продал даже зерно вместе с мешками прямо на мельнице.

С базара Дорофтей вернулся верхом на лошади, весёлый, шапка набекрень, руки в карманах.

— Что же ты ничего не привёз? — спросила Касандра. — Горе ты луковое.

Дорофтей таинственно осмотрелся и шепнул:

— Смотри внимательно. Боюсь, только, как бы тебе от радости дурно не стало. — И тут он вынул из-за пазухи… часы. — Не блеют, не кудахчут, только тихонько «тик-так» говорят. Еды не просят, ни мельницы им не надо, ни загона, ни курятника. Лежат себе в кармане, так что никто и не догадается. А купил-то я их, между прочим, в соседнем королевстве, потому что в нашем часы только король имеет. Теперь вот и у нас будут.

— Что ж получается, я теперь почти королева? — приосанилась Касандра.

— Выходит, что так.

— Вот только не пойму, как же они яйца нести будут?

— Придёт время — увидишь. Будет это приплюснутое яйцо и цыплят выводить, и ягнят — серых, чёрных, даже коричневых.

— Эх, Дорофтей, Дорофтей, — покачала головой Касандра и снова из королевы в простую бабу превратилась. — Может, я и дура, но только откуда ж это всё возьмётся? Ты же не Иисус Христос-чудотворец! Боюсь, что с прошлой ночи ты головой малость повредился. Вот и лицо у тебя пожелтело.

— Думаешь, рехнулся? — И Дорофтей снял с головы шапку. — Смотри — голова на месте.

— Голова на месте, а болтаешь не пойми что!

— Касандра! — прикрикнул крошка и так топнул ногою, что из ведра вода выплеснулась. — Королевой себя возомнила?

— Хороша королева с пустым амбаром…

Всю ночь Касандра не сомкнула глаз, а Дорофтей и на луну больше не глядел, спал как убитый.

Утром запряг он в сани лошадь, привязал к дышлу колокольчик побольше и поехал по дорогам панталонским.

— Кому время? Продаётся время! Налетай — подешевело! — кричал он во всё горло.

К воротам выбегали крошки, очень удивлённые. Заглядывали в пустые сани и не могли понять, что собирается продавать им этот человек. Разве колокольчик, который на дышле болтается?

— Время — что зимой, что летом — дорого стоит. Подходите, я вам подешевле уступлю, — зазывал их Дорофтей. Он привстал в санях и на небо показал. — Видите? Всё небо тучами затянуло. Никто и не знает, где сейчас солнце.

— Как это не знаем? Оно на небе, — не удержался один из крошек.

— Ясно, что на небе. А где именно? Может, пора уже скотину кормить или обед готовить? А у меня в кармане — маленькое ручное солнце, которому никакие тучи не страшны, по нему большое солнце всегда отыскать можно.

Тут Дорофтей повернулся боком, а на кармане у него амбарный замок висит. Он замок открыл, а часы сразу не вынимает.

— Нет, нет, даром время не получите. И не просите. И так дёшево отдаю.

Простодушные крошки заинтересовались. Один миску муки принёс, Дорофтей шепнул ему на ухо, который час.

Крошка задумался на миг и вдруг рванул с места и побежал куда-то.

— На поезд опаздываю! — кричал он.

— Но-о… — усмехаясь, погонял лошадь Дорофтей. — Кому время? Продаётся время, оно у меня в кармане.

Из калитки выскочила какая-то пёстрая тётка с пёстрой курицей под мышкой.

— Давай курицу — получишь время, — предложил Дорофтей.

— Не-е… Курицу не отдам. Отдам только яйцо, если точно скажешь, когда она снесётся.

— Ладно, садись в сани. Подождём.

Тётка-пеструшка вместе с курицей уселась в сани.

— Кому время? Продаю время! — покрикивал Дорофтей.

Крошки выбегали на улицу, пялили глаза, и тётушка в санях с курицей на коленях гордилась, — вроде часы были её собственные.

А Дорофтей бойко торговал временем, ему платили мукой, и орехами, и сушёными грушами.