Черная камея - Райс Энн - Страница 140

Наверное, прошел целый час, а я все стоял, прислонившись спиной к двери, не в силах сдвинуться с места. Я заставил себя дышать глубоко. Я заставил себя не сжимать кулаки. Не бояться. Не испытывать ярости.

Ритуал свершился. Теперь мне предстояло жить дальше. Я должен был вернуться домой. Я должен был сделать все аккуратно, уверенно, я должен был любить тех, кто любил меня всем сердцем.

Наконец я прилег на кровать, чувствуя комок в горле и дрожа всем телом. Внезапно меня покинули силы, и я погрузился в сон, как обыкновенный смертный.

Кажется, мне ничего не приснилось. Я не видел во сне ни Пэтси, ни Ревекки, хотя вновь услышал женский смех, но мне было все равно.

Рассвет разбудил меня, словно ошпарил кипятком.

Я немедленно задвинул шторы, и комната погрузилась в приятную прохладную темноту. Затем я заполз под кровать и вскоре потерял сознание.

На следующий вечер у меня появился временный паспорт, наличность в карманах, новая карточка «Американ Экспресс» и билеты, чтобы начать путешествие. Прибыв в Лондон, я сразу понял, что придется выработать другой маршрут поездки, – я сделал пересадки в Новой Шотландии, Канаде и под конец в Ньюарке. Последний мой перелет был в Новый Орлеан.

Все это время я бесстрашно тренировался в умении насыщаться парой глотков. Я бродил в аэропортах среди огромных толп, как болотная рысь, часами выслеживал ту или иную жертву, прежде чем подворачивался удобный момент, этот сладостный момент, который я жаждал и ненавидел в то же самое время. Я ни на секунду не сомневался, что кажусь обыкновенным человеком всем прочим людям, что у меня приятный вид. Во время охоты я действовал безошибочно. Ни разу не убил. Ни разу не пролил ни одной капли крови.

Я испытывал муки страха и наслаждения, смешиваясь с людской толпой, как зверь в людском обличье. Многолюдные аэропорты стали для меня адом. Я словно видел в них декорации какой-то драмы в духе экзистенциализма. Но я быстро привыкал к охоте, как и к самой крови.

Наконец я оказался в главном терминале новоорлеанского аэропорта, и тетушка Куин открыла мне объятия, потом то же самое сделал и Нэш, и моя прелестная Жасмин, и мой маленький сынок, Джером, которого я подхватил на руки и поцеловал, крепко прижав к себе. Среди встречающих был и Томми, мой сдержанный тринадцатилетний дядя, которого я просто обожал. Я не мог удержаться, чтобы не обнять Томми.

Если кто из них и подметил во мне что-то странное, то мой энтузиазм поборол в них все сомнения. Каким образом я попал в Италию, я пообещал рассказать им позже. Разумеется, они дружно запротестовали, но им все равно не удалось вытащить из меня ни слова.

Когда мы загрузились в лимузин, я узнал новость: у Пэтси развился СПИД, но она хорошо поддается лечению; Сеймор, однако, подал на нее в суд. У него тоже оказался СПИД, и он заявил, что она не поставила его в известность о своей болезни и заразила. Я не знал, что сказать. Все думал о том сне, который видел, о том ужасном сне. Никак не мог выбросить из головы те образы.

«Как она себя чувствует?» – спросил я. Мне ответили, что прекрасно.

«Как она выглядит?» – спросил я. Мне ответили, что прекрасно.

«Как ее группа?» – спросил я. Мне ответили, что прекрасно.

Вот и все.

Как только мы приехали домой, я обнял Большую Рамону и сказал ей, что больше не буду с ней спать – я уже взрослый, а она ответила, что давно ждала от меня этих слов. Ей все не верилось, что я не шутил, отказавшись от ее оладий.

Когда я наконец очутился в своей комнате и запер на замок дверь, мне показалось, что я сейчас или упаду в обморок, или сойду с ума. Все-таки я сумел всех провести. Я одурачил их и был снова с ними. Они рядом, они по-прежнему меня любят. Я расплакался.

Я все плакал и плакал. Зайдя в ванную, я увидел, что по моему лицу струится кровь – так я узнал, что мы плачем кровавыми слезами. Я вытер кровь бумажным платком и в конце концов успокоился. Потом я увидел Гоблина.

Он сидел на стуле за моим письменным столом лицом ко мне, абсолютно такой же, как я, вплоть до кровавых слез, которые текли по его лицу.

Я чуть не вскрикнул от ужаса – такое это было зрелище. Сердце перестало стучать на секунду, но потом снова ожило.

А я все вытирал и вытирал лицо.

«Взгляни, – сказал я, подбежав к Гоблину, – я вытираю их, видишь? Я вытираю их! Смотри, крови больше нет, неужели не видишь? – Я перешел на крик. Пришлось понизить голос. – Неужели ты не видишь! Крови больше нет. Я ее стер!»

А он все сидел, и кровь продолжала литься по его щекам, а потом он вскочил и бросился на меня. Он слился со мной в одно целое, и я почувствовал, как меня толкают сначала к круглому столу, а затем к подножию кровати, и я не мог бороться с ним, он был во мне, он слился со мной, меня словно ударило электричеством, а когда он отстранился, я увидел, что он весь состоит из крошечных капелек крови, и тогда я отключился.

43

Теперь ты знаешь мою историю. Ты знаешь мой самый великий позор – то, что я убил ни в чем не повинную невесту. Ты знаешь, как Гоблин начал нападать на меня.

Ты можешь догадаться, что произошло после моего возвращения домой, ибо уже понял из моего рассказа, как сильно я люблю своих родных, и знаешь, насколько тесно моя жизнь переплетена с их жизнями.

Я чувствую огромную лютую ненависть к Петронии за то, что она сделала со мной! Со страстью, которую можно назвать только местью, я вернулся к своей прежней жизни, в мир смертных, к своей семье. И по-другому быть не могло, если только мне не докажут, что родные меня подозревают и сторонятся. Но пока ничего такого не произошло.

Наоборот, я нужен людям и знаю это. Мое странное исчезновение жестоко ранило тетушку Куин, Томми, Джерома, Жасмин и даже Клема с Большой Рамоной. Я старался как-то исправить положение бесконечными извинениями, хотя не мог объяснить, как произошло мое исчезновение, да и не стал бы этого объяснять.

Все, что я мог сделать, – пообещать, что больше никогда не исчезну, что хотя я и превратился в этакого нелюдима-холостяка, ведущего ночной образ жизни, что хотя и буду пропадать время от времени на одну-две ночи, а то и три, я всякий раз буду возвращаться домой. И впредь никому не следует бояться за меня.

И тогда родные со смехом сказали: «У Квинна переходный возраст». Но Квинн редко пропадал из дома.

Как сам видишь, я велел кое-что переделать в своей комнате, повесить тяжелые бархатные шторы, отлично защищающие от света, и вставить прочный замок в дверь. Но обычно я провожу дневные часы в мавзолее на острове Сладкого Дьявола, где чувствую себя в полной безопасности, вдали от любопытных глаз, так как я один могу легко его вскрыть, а ведь в прошлом, в тот волнующий день, когда мы впервые осматривали склеп, его смогли открыть только впятером.

В доме, в котором хозяйка, тетушка Куин, привыкла вставать в три часа пополудни и совершать оздоровительную прогулку перед сном в шесть утра, мои привычки никого не удивили, окружающие восприняли их как норму.

Тетушка Куин недавно призналась, что на самом деле ей восемьдесят пять лет, а не восемьдесят, – эту свою маленькую тайну она хранила от нас, когда мы вместе с ней бродили по руинам Помпей, спотыкаясь о камни. Но она до сих пор активна, любознательна, до сих пор не потеряла способности радоваться жизни во всем ее богатстве, как ты сам видишь, и каждую ночь она устраивает у себя прием, куда собираются Жасмин, Синди и другие помощники всякого рода. Я тоже там бываю, особенно ранними вечерами, так как обычно я отправляюсь по своим ночным делам только в полночь, с первым боем часов.

Что касается постояльцев, то Жасмин окончательно выдохлась, как мы здесь говорим, и отказалась заниматься этими делами. А когда мы поселили Томми в одну из спален наверху, а другую оставили для Бриттани, на случай ее приездов, и разместили Нэша в прежней спальне Папашки, то для гостей осталась всего одна комната, так что сдавать ее не имело смысла.