Черная камея - Райс Энн - Страница 127

«У меня ее вообще нет, так что оставайся на месте, – сказала Петрония. – Мы расстанемся скоро, но в мое время, не в твое, а потом можешь считать этот дом своим, я даже передам тебе мавзолей. Да, забирай все, рискни, и, возможно, ты даже станешь тосковать по этому темному живому болоту, как часто тосковала я. Мне кажется, я ждала тебя этих долгих три с половиной года, зная заранее, что как только мы увидимся, я сразу уступлю тебе все. Да, я тебя ждала. И почему теперь это нужно сделать, я не знаю...»

«Что? Что нужно сделать? О чем ты говоришь? – я взмолился. – Я тебя не понимаю».

«Зло прирастает с каждой минутой, – сказала она, – в конце концов оно выстреливает, превращаясь в другое зло, и я разрешаюсь от бремени, чего не могла сделать при жизни».

«Я тебя не понимаю».

Она повернулась и посмотрела на меня сверху вниз, и тут на ее лице появилась совершенно необыкновенная улыбка.

«Почему у меня такое чувство, будто ты гигантская кошка? – неожиданно спросил я. – Даже твои прелестные глаза и то кошачьи, а я словно твоя несчастная жертва, выбранная случайно».

«Только не случайно, – сказала она, став серьезной. – Не случайно. Выбор сделан тщательно, с учетом обстоятельств, достоинств и одиночества. Ничего случайного. Ты обласкан любовью. Тебя давно ждут».

Я окончательно опьянел. Еще немного – и я бы отключился.

Фигура передо мною начала вспыхивать и гаснуть, словно кто-то баловался выключателем, желая довести меня до сумасшествия. Я попытался встать, но не смог. Отставив киворий на край стола, я отодвинул его правой рукой. Петрония вновь наполнила его вином. Больше не буду, подумал я, но тут она подняла киворий и поднесла к моим губам. Я попытался отказаться. Она наклонила его – пришлось пить, и вино стекало по шее на рубашку. Вино было превосходное, теперь оно казалось мне гораздо вкуснее, чем вначале. Я откинулся на спинку стула. Увидел, что киворий валяется на полу. Увидел красное вино на мраморе.

«Только не на прекрасном белом мраморе, – сказал я, – оно похоже на кровь, посмотри». – Я снова попытался подняться и не смог.

Петрония опустилась передо мной на колени.

«Во мне есть жестокость, – сказала она. – Во мне есть жестокость, и она не останется без ответа. Ничего другого от меня не жди. Ты получишь дары, которые я сама для тебя выберу, только такие, и я не порождаю хныкающих ублюдков, как это делают многие, питающиеся старичьем. Когда я тебя покину, ты будешь сильным и будешь владеть дарами, без которых тебе не обойтись».

Я не мог ей ответить. Губы больше не шевелились.

Внезапно я увидел за ее спиной Гоблина! Его очертания были смутны, но вовсе не иллюзорны, и Петрония выпрямилась в ярости, пытаясь сбросить его с себя, но он успел захватить ее шею локтем, совсем как когда-то она придушила меня. Петрония принялась топать, отпихивая его локтем. Гоблин растворился в воздухе, но тут же снова напал на нее, чем привел Петронию в бешенство.

И снова замигал свет. Я оставался парализованным. При одной яркой вспышке я разглядел, что она метнулась в другой конец комнаты. Там она забрала огромную накидку из норки и приблизилась ко мне. Гоблин снова попытался придушить ее, но Петрония оказалась сильнее. Отбросив в сторону Гоблина, она потянулась ко мне, одним движением худой руки подняла меня со стула, закутала в норку, словно давно привыкла это делать, а затем заключила в объятия.

«Попрощайся со своим любовником!» – злобно бросила она Гоблину.

Мы оказались в открытом пространстве. Гоблин цеплялся за нас. Я видел его лицо, его открытый рот, из которого вырывался вой. А потом он начал соскальзывать вниз, вниз, словно тонул.

Мы поднимались все выше, и вот уже облака оказались подо мною. Ветер дул мне в лицо, замораживая холодом, но это не имело значения, потому что вокруг сияли великолепные звезды.

Петрония прижала губы к моему уху, и, прежде чем сознание окончательно меня покинуло, я услышал ее голос:

«Обрати внимание на эти холодные маяки, ибо за всю свою долгую жизнь ты, вероятно, не найдешь более теплых друзей, чем они».

38

Я очнулся средь бела дня. Оказалось, что я лежу на мягкой кровати посреди террасы и вокруг меня везде цветы. Вдоль всей балюстрады стояла герань в горшках, а за ней бело-розовые олеандры, и мне вдруг показалось сквозь дурноту и туман, что вдалеке, справа, виднеется гора, по форме в точности как Везувий. Я поднялся, мучимый тошнотой и болью, кое-как доковылял до перил и посмотрел вниз: там вдалеке я увидел черепичные крыши города и убедился, что этим способом убежать не удастся.

Слева проходила извилистая дорога, по которой неслись машины, казавшиеся с такого расстояния крошечными жучками. Итальянское побережье, во всей своей изломанности и великолепии, а за дорогой тихо шумело море. Солнце, стоявшее высоко в небе, ослепляло и обжигало меня, и от него некуда было скрыться на этой террасе.

Что касается дома, то он оставался для меня закрытым. Я увидел лишь темно-зеленые запертые двери, не дававшие возможности сделать хоть какие-то предположения. Я снова повалился на кровать, и глаза мои против воли закрылись.

«Ты должен убежать отсюда. Должен каким-то образом спуститься со склона. Спрыгнуть вниз и удрать по крышам», – промелькнуло у меня в воспаленном мозгу. То, что это существо, Петрония, вознамерилось меня убить, я не сомневался.

На меня вновь накатила дурнота – жаркая, черная, полная отчаяния. Во мне все еще бродило зелье, которое я не мог побороть.

Прошло какое-то время, и я увидел на фоне голубого неба смутные очертания женщины, услышал, как она тихо и быстро что-то говорила по-итальянски, а потом почувствовал резкий укол в руку. Я разглядел, как она ловко управлялась со шприцем с иглой, и хотел запротестовать, но не смог. В следующий момент она уже брила мне лицо маленькой электробритвой, которая, как шумный зверек, бегала по верхней губе и подбородку.

Женщина разговаривала со своей подругой на итальянском, и, хотя я немного знал этот язык, удалось разобрать лишь, что она жалуется. Наконец она отошла в сторону, и я ее разглядел: молодая, черноволосая, с характерным разрезом глаз – типичная итальянка.

«Почему ты, хотелось бы мне знать? – обратилась она ко мне с сильным акцентом. – Почему не я после стольких лет? Я все служу ей и служу, а она приводит тут кого-то и велит мне подготовить его. Я всего лишь рабыня».

«Помоги мне выбраться отсюда, – попросил я, – и я сделаю тебя богатой».

Девушка расхохоталась.

«Ты даже не хочешь этого, а оно все равно тебе перепадает! – насмешливо сказала она. – И почему? Потому что у нее такая прихоть. – Она говорила без злобы, но упрямо. – Все делает только по прихоти. Приходит. Уходит. Живет то в одном палаццо, то в другом». – Девушка отложила шприц. Я услышал, как звякнул металл. Теперь в руке у нее оказались длинные ножницы, и она отрезала у меня локон волос.

«Что ты мне вколола? – спросил я. – Зачем побрила? Где Петрония?»

Она расхохоталась, ей вторила вторая молодая женщина, подошедшая ко мне с другой стороны. Эта тоже была стройная, модная итальянка с хорошеньким личиком, под стать той, что сейчас меня стригла. Она загородила собою солнце, так что ее тень падала на меня.

«Нам бы следовало тебя убить, – сказала эта новенькая, – чтобы ей ничего не досталось. А мы сказали бы, что ты умер».

Обе громко расхохотались своей шутке.

«Почему вы желаете мне зла?» – спросил я.

«Потому что вместо нас она выбрала тебя! – ответила та, что делала мне укол. Она разозлилась, но голоса не повысила. – Да знаешь ли ты, сколько мы ждали? Она водит нас за нос с самого нашего детства. И вечно у нее находятся отговорки – разве что, когда разозлится, ей не нужны никакие отговорки и, Боже упаси, тогда попасться ей на глаза!» – Она принялась расчесывать мои волосы. – Ну, насколько я вижу, ты готов».

«Не бойся, – сказала вторая. Она возвышалась надо мной со сложенными на груди руками. Холодное выражение лица. Красивые губы скривились в презрительной усмешке. – Мы тебе не причиним зла. Она бы все равно узнала. И тогда уж точно поубивала бы нас».