Черная камея - Райс Энн - Страница 11

Что-то в комнате изменилось, но Лестат ничего не замечал.

– Подойди ко мне, – велел он. – Очень важно, братишка, чтобы кровь, какой бы сладостной она ни была, не ослабила тебя после.

Я кивнул. Но что-то все-таки происходило. Мы уже были не одни.

За спиной Лестата я увидел неясные очертания фигуры своего двойника – Гоблина, созданного по моему образу и подобию. На его лице играла безумная улыбка.

Лестат обернулся.

– Где он? – донесся до меня его шепот.

– Не надо, Гоблин, не смей! Я запрещаю! – воскликнул я.

Но его уже было не остановить. Фигура метнулась ко мне с быстротою молнии, не потеряв при этом своих очертаний. Стоящий прямо передо мной Гоблин вовсе не казался эфемерным, а был словно из плоти и крови, совсем как я. В следующее мгновение он начал со мной сливаться: я ощутил дрожь в руках и ногах, крошечные уколы в ладони, шею, лицо... И заметался, словно пойманный в крепкую сеть.

Откуда-то из глубины моего существа поднялся трепет блаженства, явственное сознание, что мы с ним одно целое и ничто нас не разлучит. Мне вдруг захотелось, чтобы так длилось вечно, но с языка сорвались совсем другие слова:

– Прочь от меня, Гоблин! Ты должен слушаться. Это ведь я тебя создал. Ты обязан мне подчиняться.

Бесполезно. Трепет, словно от электрического разряда, все никак не прекращался, а перед мысленным взором мелькали образы нас двоих в разные периоды жизни, но они сменяли один другой так быстро, что я почти ничего не успевал разглядеть, дабы удостовериться в своей правоте или, наоборот, в ошибочности иллюзий.

Сквозь открытую дверь лился солнечный свет, я видел цветастый узор линолеума, слышал смех малышей, ощущал на губах вкус молока...

Я понял, что сейчас упаду, что твердая рука Лестата служит мне опорой, ибо на самом деле меня нет в комнате, залитой солнцем, где Гоблин, малыш Гоблин, резвится и хохочет вместе со мной: «Люблю тебя, ты мне нужен, конечно, я твой, мы вместе». Опустив глаза, я увидел собственную пухлую детскую левую ручку, колотящую ложкой по столу. А поверх моей ладони лежала рука Гоблина. Ложка вновь и вновь со стуком опускалась на деревянную столешницу, солнечные лучи заглядывали в открытую дверь, цветастый линолеум был местами потерт.

А потом Гоблин отстранился – так же резко, как и прильнул ко мне. Еще секунду передо мной маячил его человеческий облик – огромные глаза, открытый рот, – потом черты расплылись, потеряли сходство со мной и вскоре растворились в воздухе.

Шторы на окнах колыхнулись, цветочная ваза внезапно наклонилась, до моих ушей неясно донесся звук падающих капель – и ваза полетела на мягкий ковер.

Я невидящим взором смотрел на пострадавший букет, на помятые, розовые у основания лилии. Мне захотелось их поднять. Крошечные ранки по всему телу болезненно саднили. Я возненавидел Гоблина за то, что он опрокинул вазу и разбросал по полу прекрасные цветы.

Женщины, казалось, просто заснули – не ощущалось даже намека на то, что они мертвы.

«Мой Гоблин... Мой родной Гоблин... – вертелось в голове. – Такой близкий мне дух, пожизненный партнер... Ты принадлежишь мне, а я тебе».

Я едва держался на ногах. Лестат обнимал меня за плечи. Если бы не он, я бы наверняка рухнул на пол.

– Зачем только он опрокинул цветы?! – сокрушенно посетовал я, не в силах оторвать взгляд от розовых лилий. – Еще когда мы были совсем маленькими, я учил его не причинять вреда тому, что красиво.

– Квинн! – Лестат старался привести меня в чувство. – Очнись! Я с тобой разговариваю! Квинн!

– Ты не видел его, – прошептал я.

Дрожь во всем теле не утихала. Крошечные ранки на руках и лице начали затягиваться. Я провел рукой по щеке. На пальцах остались едва заметные следы крови.

– Я видел кровь, – сказал Лестат.

– Каким образом? – поинтересовался я.

Силы постепенно возвращались, но наваждение, затуманившее голову, стряхнуть пока не удавалось.

– В облике человека, – пояснил Лестат. – Будто кто-то сделал кровью набросок человеческой фигуры. Она зависла в воздухе на мгновение, а потом превратилась в водоворот крошечных капель и прямо у меня на глазах исчезла в открытой двери – молниеносно, словно подхваченная вихрем.

– Тогда ты знаешь, зачем я тебя искал, – вздохнул я.

Однако Лестат на самом деле не мог видеть Гоблина. Да, действительно, он разглядел кровь, потому что кровь материальна, но дух, всю жизнь являвшийся ко мне, оставался для него невидимым.

– Он для тебя не опасен, поверь, – с нежностью успокаивал меня Лестат. – Ибо не способен отнять у тебя много крови. Он лишь попробовал то, что ты взял у женщины.

– Но он снова вернется, когда захочет, и я не в силах дать ему отпор. Могу поклясться, что каждый раз он забирает у меня чуть-чуть больше, чем в предыдущий.

Я перестал шататься, Лестат отпустил меня и погладил по голове Эта простая ласка в сочетании с его ослепительной внешностью – пронзительным взглядом фиалковых глаз и точеными чертами лица – околдовала меня, хотя чары Гоблина рассеялись еще не до конца.

– Он нашел меня здесь, – удрученно произнес я. – А ведь я сам не знаю, где нахожусь. Он нашел меня здесь, как находит повсюду, и с каждым разом, как я уже говорил, крадет у меня все больше крови.

– Уверен, ты можешь с ним справиться, – ободряюще заметил Лестат.

Его лицо выражало сочувствие и внимание, и я едва не расплакался от переполнявшей меня любви.

– Возможно, когда-нибудь я научусь противостоять его нападкам, – сдерживая слезы, сказал я. – Но разве этого достаточно?

– Пошли, пора покинуть это кладбище, – сказал Лестат. – Тебе придется все о нем рассказать. С самого начала.

– Не знаю, сумею ли объяснить все. Но постараюсь. – Вслед за Лестатом я вышел на террасу, на свежий воздух. – Отправимся в Блэквуд-Мэнор. Я не знаю другого места, где мы могли бы спокойно поговорить. Там будет только моя тетушка со своими милыми компаньонками и, может быть, еще моя матушка, но они давно привыкли к моим странностям и не станут нас беспокоить.

– А Гоблин? – спросил он. – Не будет ли он чувствовать себя там сильнее, если решит вернуться?

– Пик его силы миновал несколько секунд тому назад, – ответил я. – Думаю, что преимущество будет все-таки на моей стороне.

– Тогда решено: отправляемся в Блэквуд-Мэнор, – подвел итог Лестат.

Он вновь крепко обнял меня, и мы взмыли в вышину. Облака, заполнявшие все небо, расступились, пропуская нас прямо к звездам.

5

Через несколько секунд мы оказались перед огромным домом, и при виде двухэтажной галереи с колоннами, от которой тянулись в разные стороны два крыла здания, я отчего-то испытал мимолетное смущение.

Разумеется, фонари в саду горели, освещая во всю высоту рифленую колоннаду, и все многочисленные комнаты сияли огнями. Я сам установил это правило еще мальчишкой: в четыре часа дня все люстры в главном доме должны быть зажжены. И хотя я давно перерос детскую боязнь темноты, люстры в доме по-прежнему вспыхивали в одно и то же время.

Короткий смешок Лестата вывел меня из задумчивости.

– Ну и чего ты так смущаешься? – весело поинтересовался он, с легкостью прочитав мои мысли. – Америка избавляется от больших домов. Некоторые из них не простояли и столетия. – Акцент его стал менее заметным, а тон доверительнее. – Это место великолепно, – продолжил он небрежно. – Мне нравятся массивные колонны. Галерея, фронтон – все просто потрясающе! Настоящий греческий ренессанс. Как ты можешь стыдиться таких вещей? Ты странное существо – очень нежное, как мне кажется, и совсем несовременное.

– А как может быть иначе? – спросил я. – Разве могу я быть современным теперь, когда обрел Темный дар со всеми вытекающими из этого последствиями. Что ты на это скажешь?

Меня испугала собственная прямолинейность, но Лестат не посчитал вопрос дерзким.

– Я имел в виду другое, – пояснил он просто, по-дружески. – Полагаю, ты не принадлежал этому времени еще до того, как обрел Темный дар. Нити твоей жизни не были вплетены ни в одну ткань.