Черная камея - Райс Энн - Страница 103

30

Если в тот день кто-то был больше влюблен, чем я, хорошо бы поговорить с этим человеком и услышать доказательства из его или ее собственных уст. Я буквально летал от счастья. Припарковал машину в полуквартале от дома, чтобы меня не заметили злобно настроенные Мэйфейры, а затем с букетом в руке (обертку цветочницы я смял, сделав что-то вроде бумажной манжетки на стеблях) я приблизился к воротам, пройдя вдоль забора под густыми зарослями лагерстремии, сплошь в цвету.

Весь Садовый квартал благоухал цветами, а улицы были абсолютно безлюдны, так что я не встретил ни одного лица, не знающего, что такое любовь.

Что касается Гоблина, когда он появился рядом, я твердо заявил ему, что должен выполнить эту миссию один, что ему нужно сейчас уйти, если он не хочет, чтобы я перестал с ним разговаривать.

«Я люблю тебя, как уже не раз говорил. Дай мне время побыть с Моной», – сурово сказал я.

К моему изумлению, он ласково чмокнул меня несколько раз в щеку и, прошептав «Au revoir», послушно исчез. У меня осталось хорошее послевкусие, щемящее чувство доброжелательности и душевной щедрости, такой же ощутимой, как легкий ветерок.

Разумеется, я надеялся, что Мона будет ждать меня с рюкзаком, чемоданом и паспортом в руке.

Но как только я достиг кованых ворот, ко мне вышел высокий элегантный мужчина, вдребезги разбив мои надежды незаметно удрать с Моной, хотя его живое лицо было полно сострадания.

Он был строен, этот записной франт, с преждевременной сединой в кудрявых волосах и быстрыми острыми глазками. Одет он был подчеркнуто щеголевато, хотя и в старомодный костюм, словно специально скроенный для какой-то драмы девятнадцатого века, но первой или второй половины – не знаю.

«Входи, Тарквиний, – произнес он с французским акцентом и повернул медную ручку, хотя Мона в тот раз использовала ключ. – Я тебя ждал. Очень рад твоему приходу. Входи же, прошу. Нам нужно поговорить. Пройдем в сад, если не возражаешь».

«Но где же Мона?» – спросил я, стараясь изо всех сил не выходить за рамки вежливости.

«Не сомневаюсь, она сейчас расчесывает свои длинные рыжие волосы, – ответил он с неподражаемой интонацией, – чтобы потом свесить их с балкона, – он указал на железные перила балкона, – и заманить тебя к себе, как Рапунцель[20] заманила отвергнутого колдуньей принца».

«Значит, я отвергнут?» – спросил я, стараясь не поддаваться его очарованию, что было сложно.

«Кто знает? – произнес он со вздохом уставшего от жизни человека, но продолжая задорно улыбаться. – Идем, и называй меня дядя Джулиен, если не возражаешь. Я твой дядя Джулиен – и это так же точно, как то, что твоя тетушка Куин вчера вечером обнимала Мону. Кстати, это был потрясающий подарок – камея. Мона всегда будет ее хранить как самую большую драгоценность. Можно тебя называть Тарквиний? Впрочем, я уже тебя так назвал, не спросив разрешения. Так я могу пользоваться твоим доверием до такой степени, чтобы обращаться к тебе по имени?»

«Вы ведь меня пригласили, не так ли? – ответил я. – Уже за одно это я вам очень признателен».

Мы шли теперь по мощенной плиткой дорожке рядом с домом, и справа от нас простирался огромный сад с самшитовыми кустами, высаженными по периметру восьмиугольной лужайки. Время от времени на нашем пути попадались греческие мраморные статуи – мне показалось, я узнал Гебу и купающуюся Венеру, – клумбы изумительных весенних цветов и небольшие цитрусовые деревца, среди них я заметил лимонное деревце с одним-единственным плодом устрашающих размеров. Я даже остановился, чтобы рассмотреть его как следует.

«Ну разве не очаровательно? – поинтересовался мой спутник. – Маленькое деревце отдает все свои силы одному лимону. Если бы на нем росло много плодов, они, несомненно, были бы обычного размера. Можно сказать, клан Мэйфейров делает нечто подобное. Ладно, идем дальше».

«Вы говорите, имея в виду наследство, – уточнил я. – Все достается одной-единственной наследнице, – продолжал я, – и ее следует охранять от интрижек с недостойными кавалерами, каким, вероятно, сочли и меня?»

«Мon fils, – сказал он, – тебя сочли слишком юным! В тебе нет ничего недостойного. Просто Моне всего лишь пятнадцать, да и ты пока не зрелый мужчина. А еще, должен признать, тебя окружает небольшая тайна, которую я постараюсь развеять».

Мы поднялись на несколько каменных ступеней и теперь шли вдоль огромного восьмиугольного бассейна. Кажется, тетушка Куин упоминала, будто Майкл Карри чуть не утонул в этом бассейне? Я был сбит с толку. Повсюду царила красота. И было очень-очень тихо.

Дядя Джулиен обратил мое внимание на то, что бассейн был точно такой же формы, как и лужайка. И этот восьмиугольник повторялся в каждой короткой балясине балюстрады.

«Одни узоры поверх других узоров, – сказал он. – Узоры привлекают духов. Потерянные духи способны различать узоры, поэтому им так нравятся старые дома, величественные особняки с огромными комнатами, где чувствуется присутствие таких же духов. Иногда мне кажется, что если в доме когда-то жили призраки, то в него легче попасть другим призракам. Поразительная вещь. Но пойдем, я отведу тебя на задворки сада. Там нам не будут мешать никакие узоры и мы просто посидим немного под деревьями».

Все было так, как он сказал. Сойдя с выложенной плиткой тропинки, опоясывавшей бассейн, и миновав большие двойные ворота, мы оказались на бесформенной лужайке и направились к железному столику и стульям под огромным дубом, где торчала редкая трава и проступали над почвой корни, и молодые деревца, что росли справа от нас, – ивы, магнолии, клены – изо всех силенок старались выглядеть рощицей.

На коре дуба я разглядел глубоко вырезанное слово «Лэшер». В саду улавливался какой-то странный сладковатый запах, слегка напоминавший аромат духов, – но я никак не мог связать его с цветами, а спросить, чем пахнет, постеснялся.

Мы уселись за черный железный столик. Он был накрыт на двоих – чашки, блюдца, высокий кувшин-термос, за который мой спутник сразу взялся.

«Что скажешь, mon fils, насчет горячего шоколада?»

«Чудесно, – ответил я, рассмеявшись. – Просто великолепно. Даже не ожидал». – Он наполнил мою чашку.

«А-а, – протянул он, наливая себе, – ты даже не представляешь, какое это для меня наслаждение».

Мы сделали по маленькому глоточку и решили подождать, чтобы шоколад немного остыл, и тут я увидел на тарелочке крекеры в виде фигурок животных, и в голове сразу всплыли строки старого стихотворения Кристофера Морли, в которых описывалась точно такая же трапеза:

Мы оба расхохотались.

«Вы заказали это угощение, вспомнив стихотворение?» – спросил я.

«Да, наверное, – ответил он. – А еще потому, что думал, оно тебе понравится».

«Большое спасибо. Как предусмотрительно с вашей стороны».

Я воспарил под небеса от счастья. Этот человек не собирался разлучать меня с Моной. Он понимал, что такое любовь. Но я кое-что забыл. Только сейчас до меня дошло, что я определенно слышал раньше имя Джулиена Мэйфейра. Но в какой связи – я никак не мог вспомнить... Во всяком случае, я слышал его не от Моны. Точно.

Я бросил взгляд налево, на длинный трехэтажный особняк Мэйфейров, такой огромный и тихий. Мне не хотелось, чтобы он остался для меня закрытым.

«А вы слышали о Блэквуд-Мэнор? – неожиданно спросил я. – Его построили в восьмидесятых годах девятнадцатого века. Этот дом гораздо старше. Мы живем за городом. Но у вас здесь тишина и очарование сельской местности».