Та сторона, где ветер - Крапивин Владислав Петрович - Страница 29

– Что значит «врет»?

– То, что с автобуса прямо к нам пришел. У него в рюкзаке, кроме птицы, ничего не было. С пустым рюкзаком он ездил, да? Он уж тыщу раз дома побывал, а потом к нам пришел хвастаться.

Мама смешно приоткрыла рот.

– Ну… ну, может быть. Наверно, ему неловко было просто так заходить, вот он и придумал. Такой характер. А ты ведешь себя безобразно.

– А зачем он говорит «Тамарочка»…

– Илька… Что за глупости! Ну, привычка такая. Он мой хороший знакомый.

– Иван Сергеевич так не говорит.

– При чем здесь Иван Сергеевич? С Володей мы учились в одном институте. Меня там все звали Тамарочкой.

– Он мне не нравится, – сказал Илька.

Мама взяла его щеки в ладони.

– Мне тоже, – тихо сказала она. – И все-таки надо стараться быть вежливым. Договорились?

Илька нехотя кивнул. Но мама не убрала рук. Ладони скользнули со щек на лоб. Они были очень холодными.

– Ой, Илька… Начинается опять лето.

«Ну и хорошо. Лето в тыщу раз лучше зимы», – хотел ответить Илька. Но язык сделался совсем сухим, просто деревянным. Илька неловко вздохнул и присел на диван. Привалился к спинке. Мамины пальцы, как встревоженные человечки, забегали по нему от пуговицы к пуговице…

Илька проснулся от того, что щелкнул замок сумочки. Значит, мама сейчас уйдет на работу. Обычно они выходили вместе, но когда Илька не спешил, он просыпался позднее – от этого сухого щелчка.

Илька приоткрыл глаза. Мама стояла у зеркала. Сумочку она держала в правой руке, а левой торопливо поправляла прическу.

– Проснулся? Доброе утро, – сказала мама, не обернувшись.

Как она узнаёт, что Илька уже не спит?

– Еще не совсем проснулся…

– Нет уж, ты постарайся совсем. И слушай внимательно. Температура у тебя нормальная, я проверяла. И наверно, не поднимется, если не будешь слишком много скакать по комнате.

– Не буду… – лениво сказал Илька.

Где уж ему скакать? Ноги и руки гудели и казались жидкими, как вареные макароны. И в горле скребло.

– Но обязательно позавтракай, слышишь? Разогрей котлеты.

«Ой…» – подумал Илька.

– И молоко тоже согрей. Оно уже кипяченое, но немного остыло. Выпьешь кружку горячего. И не забудь принять биомицин.

Илька вздохнул:

– Не забуду…

Впервые, что ли? Каждое лето у него ангина. По нескольку раз. Мама однажды сказала: «Простываешь постоянно. Носишься разгоряченным под всеми ветрами…»

Илька не почувствовал раскаяния. Эти слова ему понравились. «Под всеми ветрами…»

Было в них что-то широкое, шумное, синее… Но ангины продолжались.

В прошлом году мама хотела, чтобы Ильке удалили гланды, водила в свою больницу. Там его осмотрели, взяли кровь на анализ и сказали маме: надо подождать. Мама опечалилась, а Илька нисколечко…

– Я сегодня вернусь пораньше, – сказала мама. – Не скучай. – Подошла и чмокнула Ильку в лоб сухими губами. – Проветри комнату, но не торчи под форточкой. Договорились?

Илька двинул головой: договорились. Мама продолжала смотреть на него, глаза у нее были большие и печальные.

– Похудел моментально, – сказала она. – Раньше хоть лицо было круглое, а сейчас щеки ввалились… А ночью нес всякую чепуху. Что тебе снилось?

– Какая-то мохнатая дрянь, – припомнил Илька. И прибавил, чтобы успокоить маму: – Не бойся, я оторвал ей хвост.

Мама улыбнулась.

– Ты запомнил все, что я сказала?

Илька морщил лоб.

– Мама… А где живут фламинго?

– Ну вот! Я тебе про одно, а ты…

– Я все запомнил, – поспешно сказал Илька. – Но ты не знаешь, где живут фламинго?

– На юге.

– Я знаю. Но где на юге? Мне надо точно.

– Не помню. Я постараюсь узнать, хорошо? А теперь еще поспи.

Она ушла, а Илька стал думать о жарком ветре, принесшем в их края удивительную птицу. Скверную шутку сыграл с ней этот ветер. А может быть, он не виноват? Не знал ведь он, что фламинго нарвется на выстрел… Может быть, она вывела бы здесь птенцов и чудесные розовые птицы стали бы летать над городом. Живые… А что? Ведь живут на недалеких озерах такие же, как в Африке, пеликаны…

Илька незаметно уснул и проспал до одиннадцати часов. Разбудил его голод. Илька уже без всякого отвращения стал думать о котлетах.

Ноги теперь почти не гудели. Илька выбрался из постели, протопал на кухню и ухватил котлету пальцами со сковородки. Не разогревать же, в самом деле! Потом он вспомнил про молоко. С минуту лень боролась в нем с угрызениями совести. Потом он попробовал молоко и решил, что оно и так достаточно теплое. Илька запил им биомицин.

В комнате Илька открыл форточку и печально уселся от нее подальше. Начинался скучный день.

За окнами шумело веселое солнце, качались на ветках молодые листики – яркие, как зеленые огоньки. Прыгали счастливые воробьи, у которых не бывает ангины. Промчался на велосипеде «Спутник» бородатый спортсмен в таких же, как у Ильки, серых штанишках и в майке, розовой, как грудь фламинго… Потом прошагал с портфелем в руках по другой стороне улицы длинноногий Шурка Черемховский. Неужели из школы? Так рано? Он свернул за угол, Илька не успел его окликнуть. А жаль… Шурка-то, конечно, знает, где живут фламинго.

Илька вытащил коробку с карандашами «Искусство» и тетрадь для рисования. Достал сначала красный и розовый карандаши. Он трудился долго, но фламинго все равно не получился. Ведь Илька видел только мертвую птицу, а рисовал живую. Не вышло. С досады он нацарапал бородатого черта на велосипеде и закрыл тетрадь. Тоскливыми глазами посмотрел за окно.

И тогда, к великой своей радости, увидел он, как через дорогу прямо к окну шагает Генка.

Забыв про запрет, Илька взлетел на подоконник и высунул голову в форточку.

Илька, видимо, так сиял, что Генка чуть-чуть улыбнулся в ответ, хотя настроен был хмуро. Он тут же снова посерьезнел и спросил:

– Ты один?

– Мама на работе.

– Дай чего-нибудь пожевать. В брюхе свистит от голода.

Илька удивился, но молча скользнул с подоконника. Если у человека свистит в животе, ему не до расспросов. Отрезал Илька почти полбатона, положил на кусок две котлеты и все это переправил Генке через форточку.

– Сила! – сказал Генка.

Бросил к ногам сумку, прислонился к стене и принялся за дело. Изредка поглядывал вверх, через плечо, на Ильку. Илька вылез из форточки почти по пояс, и сандалии его скребли по стеклу. Сверху видна была Ильке Генкина макушка с маленьким хохолком. Генка жевал так, что хохолок дергался.

Илька спросил осторожно:

– Ген… Тебя, что ли, из дому выгнали?

Генка перестал жевать.

– Чего?…

– Да нет, я так… – смутился Илька.

– Чтоб из дому выгнали, надо в этот дом попасть сначала, – сердито объяснил Генка. – А попробуй попади. Там во какой замок! И ключ отец на работу унес, забыл оставить. И окна заперты… Только жареной картошкой из-за двери пахнет.

– У меня еще молоко есть, – сочувственно сказал Илька. – Принести? Только оно кипяченое.

Генку передернуло.

– А я ничего, пью, – со скромной гордостью заметил Илька. – Приходится, раз ангина… Ой! – вдруг встревожился он. – А если ты заразишься от котлеты? Ты не боишься ангины?

Генка обернулся. На лице его проступила сытая улыбка.

– Не, – сказал он и потянулся. – Я от голода помереть боялся, а теперь ничего не боюсь… А ты из-за ангины дома сидишь? Я думал, из-за ноги. Нога-то целая?

Илька подтянул пижамную штанину и с удовольствием показал кровоподтек. Если рана не болит, ею очень удобно хвастаться.

– Сгибается? – спросил Генка.

Илька попрыгал на подоконнике.

– Козел! – усмехнулся Генка.

Илька довольно заулыбался. Козел – это совсем не обидно. Это вовсе не значит – драный козел, с соломой в бороде и репьями на худых боках. Это значит – горный козел, житель скалистых круч, летающий над жуткими провалами по диким тропинкам. Легкий круторогий зверь.

– Да, я же забыл совсем! – спохватился Генка. – Зачем я к тебе шел-то! Я утром Ивана Сергеевича видел. Он просил сказать, что не зайдет к вам, потому что к Владьке улетает.