Пленники Барсова ущелья (илл. А.Площанского) - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 10

Все чаще вылетали из — под стали снопы искр, и в пещере вдруг (возник острый запах горящего трута.

— Джан, огонь! — вскочив с места, громко крикнула Шушик.

Но Ашот быстро прикрыл ей рот рукой:

— Ссс! Не мешай!

Асо трудился так сосредоточенно, что для него, казалось, ничто не существовало в эти минуты — ни окружающее, ни товарищи. Но ведь именно из — за товарищей он и позабыл обо всем на свете, склонившись над слегка дымящимся кусочком трута. Мальчик знал, что от этого обломка засушенного гриба сейчас зависит их жизнь.

Взяв сухую щепочку, он защемил в ней трут и начал дуть легко и осторожно — так, чтобы зарождающийся огонек не умер от его дыхания, а, получив немного воздуха, разгорелся и вспыхнул.

— Ну, что же там у тебя? — не выдержав, воскликнул Ашот.

— Погоди, погоди, сейчас, — мягко ответил Асо, но, подняв щепку, похолодел: огонь погас, так и не родившись.

— Ну, получай! Вот оно, твое нетерпение! — кинула в лицо Ашоту Шушик и вышла из пещеры.

За ней последовали и остальные. Низко опустив голову, шел Асо. Ведь он уже добыл огонь, добыл ценой большого напряжения! Зачем же ему помешали, не дали довести дело до конца? Теперь — то пастушку было ясно, почему механик фермы Гарегин никогда ничего не исправлял в присутствии заказчика. «Придешь завтра в такой — то час и получишь», — говорил он и запирался один в своей маленькой мастерской.

— Почему ты не продолжаешь? Где же твой кремень? — не скрывая досады, спросил Ашот.

— Кремень сточился. Острые, края отбились, не дают больше искр, видишь? — И он показал Ашоту маленький тупой осколочек.

Всю ночь провели ребята в холодной пещере. Вход в нее оставался открытым, и морозный ветер врывался беспрепятственно. Стараясь не разбудить товарищей, Асо неслышно вышел из пещеры, собрал большие камни и возвел из них нечто вроде стены, защитившей вход. А когда, окончив работу, вернулся и обнял своего неразлучного друга Бойнаха, то услышал, как тяжело вздохнула во сне Шушик. То ли мерзла, бедняжка, то ли слишком жесткой была ее «постель».

У мальчика сжалось сердце. «Хоть бы ее не было с нами! — подумал он. — Ей тяжелее, чем всем нам…»

Он снова встал и заботливо прикрыл девочку толстой теплой телогрейкой, в которой не одну ночь провел в горах.

Из глубины пещеры доносилось монотонное, беспрерывное бульканье воды, а на дворе завывала вьюга. Какой длинной кажется ночь, когда человеку не спится!

…Утром ребята поднялись с тяжелой головой, в скверном настроении.

Раньше всех встал Асо. Он осторожно снял с Шушик свою телогрейку: увидят ребята — будет неудобно; затем разобрал каменную «дверь» и пошел к уже знакомой впадине в скале.

Довольно быстро он нашел горстку кремней и снова принялся за свои опыты.

Трут и кусочки трухлявого дерева мальчик еще с вечера припрятал у себя на груди, чтобы они подсохли.

Когда, сгорая от нетерпения, товарищи снова собрались у пастушка за спиной, его охватило беспокойство. Руки дрожали, он не мог сосредоточиться на деле, требовавшем большой осторожности. Ведь он — то знал, сколько ступеней проходит искра, прежде чем превратится в огонь!

Сначала должен заняться трут. От трута огонек перейдет на клочок ваты, с ваты — на сухую гнилушку. Гнилушка тлеет, дымит, но огня не дает. Огонь дадут только сухие щепки. Но вот попробуй-ка заставь эти щепки разгореться от тлеющей гнилушки, (вспыхнуть, дать пламя! Надо раздуть огонь, но как? Все зависит от того, как дуть, от расстояния, с которого дуешь, от силы дыхания. Если дуть на огонь очень близко, углерод, выделяемый легкими, может приглушить слабое пламя; если слишком издалека — дыхание не коснется пламени, а лишь подтолкнет воздух, богатый кислородом, и, едва коснувшись тлеющей щепки, заставит огонь разгореться.

Все это Асо знал, конечно, только из опыта и не мог объяснить товарищам такие тонкости.

Хорошо, что на помощь робкому пастушку вовремя пришла Шушик. По праву единственной девочки, она смело говорила с «начальством» и потому сказала:

— Ну, Ашот, вчерашнее повторять не будем. Уйдем! Чего вы тут расселись?…

Все покорно поднялись и отошли подальше. Но никто не мог заставить себя оторвать глаза от ритмических движений рук пастушка и вспыхивавших на темном фоне пещеры огненных снопиков.

Так же, как вчера, разлетались во все стороны огненные иглы, рассыпались каскадики искр. В напряженной тишине не было слышно даже дыхания.

Вот едва заметная струйка дыма поднялась вверх, к ушам Асо, а затем и выше и обвилась вокруг белого курдского колпака. Запах тлеющего трута защекотал ребятам ноздри.

Вероятно, никогда за свою короткую жизнь они ничего не ожидали с таким нетерпением, с каким сейчас ждали пламени. И оно вспыхнуло наконец во мраке пещеры. Сначала огонь выхватил из темноты правую щеку Асо, затем красными пятнами заиграл на причудливых, уродливых стенах пещеры. За спиной у стоявшего на коленях мальчика начала расти и удлиняться его тень.

Когда, радостно улыбаясь, Асо приподнялся и встал на ноги, все увидели у его ног кучку сухих веточек, по которым с легким треском бегали, выбрасывая язычки пламени, веселые огоньки.

— Ура — а — а! — точно по команде, закричали ребята. Оглушительно залаял ничего, конечно, не понявший, но зараженный общей радостью Бойнах. Под сводами пещеры гремело эхо.

— Ура — а — а! — еще раз прокричали ребята.

В эту минуту они, кажется, вновь забыли о своем тяжелом положении. Даже Саркис просиял.

Радовался вместе со всеми и Ашот, хотя в то же время ему было досадно, что огонь добыл не он.

А пастушок — курд добросердечно улыбался, и в его глазах, похожих на черные виноградины, сверкали искры рожденного им огня.

— Чем бил? — спросил его Ашот.

— Чем? Огнивом, конечно.

— А откуда оно у тебя?

— Огниво у каждого пастуха есть, — просто ответил Асо.

— Вот это хорошо! Оно нам очень пригодится. Дуй, дуй, — вдруг всполошился Ашот. — Огонь твой при последнем издыхании.

Радость была недолгой — искры снова потухли.

Но Асо умел высекать огонь и под дождем и даже во время грозы.

Он приблизил один к другому концы тлевших палочек, лег и, надув щеки, начал осторожно, спокойно оживлять замирающий огонек. Дым усилился, стал щипать ему глаза, выжал слезу. Еще немного, и дым клубами поднялся к потолку, поплыл под его оводами.

По мере того как огонь разгорался, Асо продолжал дуть все сильнее.

Внезапно, раздался треск, пламя лизнуло брови мальчика, бахрому шарфа на его колпаке и красным фонтаном взметнулось кверху.

Ребятам снова захотелось прыгать от радости, но они не шелохнулись, боясь, что огонь опять потухнет. И только в отблесках пламени было видно, как бурно, нервно дышат они от волнения.

Трещали сырые ветви. Смешиваясь с языками пламени, поднимался и выползал наружу густой дым. Ребята сидели вокруг костра, наслаждаясь долгожданным теплом, и лишь неугомонный Асо все еще был чем — то занят.

— Ашот, пить хочется, — жалобным детским голоском сказала Шушик.

— Пить? — задумчиво переспросил Ашот. — С водой у нас действительно плохо. Я осмотрел ущелье еще до того, как выпал снег, — и следа воды не было.

— Откуда ты знаешь? Заладил одно — нет да нет! — тем же капризным голосом выразила сомнение Шушик.

— Будь тут вода, хоть немного зелени росло бы возле нее, хоть бы…

— Ладно, убедились! Можешь не продолжать свои объяснения, — перебил Гагик. — Ты лучше вот что скажи: в чем нам снег растапливать? Камень, что ли, найти с углублением?

Но какой же камень может заменить кастрюлю?

— Что скажешь ты, Асо? — обратился Ашот к пастушку.

— Я? А что я могу сказать? Я для Шушик воду готовлю, — ответил Асо и густо покраснел.

— Воду? Где у тебя вода? — встрепенулась девочка.

— Сейчас, сейчас дам, хушкэ Шушик.

Он собрал и сложил в свой войлочный колпак целую кучу камней разной величины — с орех, с абрикос, с персик — и вывалил их в костер.