На берегу Севана (др. изд.) - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 25

В тот же вечер Камо повели во Дворец пионеров, где ему пришлось рассказать о ферме диких птиц.

Через два дня Камо возвращался домой на колхозной машине. Он вез веревочную лестницу, палки с крючьями, «кошки» и другие предметы, которыми пользуются альпинисты. С ним был также и свежий номер пионерской газеты, на первой странице которой, под крупным заголовком «Дела юных новаторов села Личк», была напечатана большая статья. В центре статьи был помещен портрет Камо.

Как попали люди в пещеры Чанчакара

Армен всю ночь проворочался в постели — впечатления минувшего дня не давали ему спать. Можно было с уверенностью сказать, что и другие герои нашей повести провели неспокойную ночь.

Наутро следующего дня Армен с Грикором пришли на ферму. Асмик не было — она погнала птенцов к пруду, на дне которого осталось немного мутной воды. Жара усиливалась. Вот уже с месяц не было дождя, и речка, протекавшая около села, высохла. Высыхал и пруд, вырытый отрядами школьников-пионеров.

Птенцы водяных птиц выросли — пришла пора подрезать им крылья. Гусята были более подвижны, проворны и решительны, чем птенцы домашних гусей. Несмотря на то что их опекали Анаид и Асмик и охранял дед Асатур, гусята вздрагивали от каждого подозрительного звука и настораживались — сказывался природный инстинкт дикой птицы. Но в пруду они вели себя так же, как и домашние гуси: «разговаривали» на своем гусином языке, порой шипели сердито, гоготали. Водяные куры-лысухи появились на свет покрытые светло-бурым пухом, с крылышками, отороченными по краям белыми пятнышками. Теперь цвет их начал заметно меняться. Они мало-помалу темнели и начинали походить на своих мамаш. Преобладающий тон их был аспидно-черный, равномерный, только более густой на голове и шее и светлый на груди и брюшке. Резко выделялись на общем темном фоне светло-красные глаза. Цвет своих родителей принимали постепенно и остальные питомцы фермы.

Воды в пруду было мало, и все птенцы в нем не умещались. Они теснились и оспаривали друг у друга лучшее место.

К Асмик подошли Армен и Грикор.

— Как ты думаешь, — спросил Армен, — должны ли мы сидеть без дела до возвращения Камо?

Асмик вместо ответа подняла за ножки издохшего утенка.

— Не волнуйся, Асмик, скоро наш ячмень созреет, — попробовал успокоить ее Армен.

— Да, «не волнуйся»… А сам ты сколько воды из пруда выпустил на ячменное поле?… Как же я утят теперь выкупаю?… А какие они хорошие! И как их жалко!

— Да ведь ячмень сохнет, — оправдывался Армен. — И потом, ведь этот ячмень для них же… Я не думал, что речка так быстро высохнет… Ну, да слезами тут ничего не поделаешь!

— А ты поди-ка на озеро, погляди, как там живется родственникам наших утят и гусят, как они пищат от радости, купаясь и играя в воде. Ты только на их перышки посмотри, как они горят! А наши просто запаршивели… — говорила Асмик.

Подошла Анаид.

— Армен, дорогой мой, мало у меня было бед, вы еще одну на мою голову свалили! — мягко упрекнула она мальчика. — Асмик с весны не знает ни сна, ни покоя. Только и слышу: «Ай, птенцы мои без воды остались! Ай, коршун летит, птенца унесет!…» Сядет ворона на телеграфный столб, а она уже: «Ах, она такая-сякая! Знаю, зачем она там уселась, о чем думает: птенца унести норовит!…» И зачем вы только эту ферму устраивали!… А теперь еще и пруд высох… Как же быть?

— Ничего, тетя Анаид, не тужи. Если уж очень плохо станет, прирежем всех, съедим. Что касается этого, ты не беспокойся, — пошутил Грикор. — Ты лучше скажи: можно Асмик пойти с нами на Чанчакар?

— Эй, паренек, какие у девочки на Чанчакаре могут быть дела?… Третьего дня вы ее тоже куда-то водили — только башмаки растрепала.

— Какие у нас там дела?… Разве можно спокойно здесь сидеть, когда из пещер Чанчакара мед так и течет!… Идем, Асмик.

— Дело не только в меде. Мы должны узнать, каким путем поднимались в пещеры люди, должны найти способ добыть древние вещи, оставшиеся в пещерах, — рассудительно пояснил Армен.

— В этих делах я мало что понимаю, Армен, родненький, но уж если с тобой — пусть идет. Тебе я верю, а вот этому шалопаю не верю, — со смехом добавила Анаид, глядя на Грикора.

Взяв лопаты и кирки, ребята двинулись в поход. Не успели они отойти от фермы и нескольких десятков шагов, как Грикор начал ворчать:

— Что ты, Армен, выдумал? Какие древние вещи? Еще что!… Если за медом идем — я с вами. Если за старыми тюфяками — уж лучше телятами займусь.

— Если найдем, каким способом люди добирались до пещер, то и мед добудем и все остальное.

— Так? Тогда идет: мед — мне, горшки — вам, — засмеялся Грикор.,

Дойдя до подножия Чанчакара, ребята пошли вверх по ущелью, к тому.месту, где утесы Чанчакара и Черных скал почти сближались. Здесь их отвесные стены образовали узкий коридор, похожий на улицу в большом городе, с высокими-превысокими зданиями-небоскребами по бокам. Ребята стояли как бы на «мостовой» этой улицы и смотрели вверх, где далеко в вышине чернели пещеры.

День был жаркий. В ущелье, казалось, не было воздуха, а солнце так накалило камни, что на них нельзя было и присесть. Ребята отерли влажные от пота лица и немного передохнули.

— На верхушки этих скал и кошка не взберется. Как-то люди туда попали? — сказал Армен.

— Может быть, мост перебрасывали и переходили с Черных скал на Чанчакар? — высказала предположение Асмик.

Ребята надолго умолкли. «Что же делать? С чего начать?» — думал каждый из них.

Жалкая, вялая древесная поросль, пробивавшаяся между камнями, привлекла внимание Армена.

— Ведь это дуб, — сказал он, сорвав один листок. — Как он сюда попал?

Отбросив несколько камней, Армен копнул киркой, в двух-трех местах разрыл каменистую землю и обнажил корень полуистлевшего, когда-то, по-видимому, гигантского дерева.

Тощие зеленые побеги пробивались из-под земли, беря начало от остатков этого корня.

Армен долго, в глубоком раздумье смотрел на эти побеги. Неожиданно его лицо радостно осветилось, и, посмотрев на товарищей, он воскликнул:

— Теперь я все понял! Здесь когда-то рос дуб-великан — вот остатки его корней. Макушка дерева доходила до середины скалы, до самой Пчелиной пещеры. По дубу люди поднимались наверх, в пещеры, по дереву они подняли и свое добро.

— А почему люди переселились в пещеры? — спросила Асмик.

— Спасаясь от врагов, конечно. Я знаю, что в наших горах люди жили в почти недоступных пещерах, — ответил за Армена Грикор.

— Что же сталось с дубом? — не унималась Асмик.

— Дуб, наверно, сожгла молния. Теперь тебе понятно? Ты ведь знаешь, каков наш Дали-даг? Солнце, ясный день, и вдруг — тучи, гром, гроза. Вот погляди — снова собираются тучи…

И в самом деле, тучи, случившиеся на вершинах Дали-дага, быстро увеличивались и густели. Вскоре они покрыли все небо и плотным покрывалом нависли над Севаном. Молнии огненными бичами рассекали эту черную завесу, на мгновение оживляя своими отблесками мрачную поверхность озера.

Разразилась гроза.

Армен и Асмик успели укрыться под выступом скалы и с восторгом смотрели на ливший ручьями дождь.

— Это подарок моим птенчикам! — радовалась Асмик. — Ох, как хорошо им будет! Пруд наполнится водой… Как теперь утята и гусята будут купаться, плавать!

Они с Арменом уселись на камни, чувствуя, что скоро им из-под навеса скалы не уйти: дождь лил не ослабевая.

— Я больше не позволю брать воду из пруда для ячменного поля, — сказала Армену Асмик.

— Не позволишь? А план — с полгектара двадцать центнеров ячменя?… Впрочем, воды теперь не нужно: после такого дождя мне ее до самой жатвы не понадобится… Грикор, чем ты там занят?

А Грикор стоял под проливным дождем, с наслаждением подставляя лицо его прохладным струям.

— Дайте освежиться! Разве от воды убегают?… Вода — это бог в нашей земле, обожженной солнцем. Вот увидите, какая зелень появится после этого дождя, увидите, как телята наши на траву накинутся! Трава в поле даровая — будут пастись, жиреть. Осенью поведут телят на весы. Взвесят — и меня тоже попросят: «Грикор Овсепович, пожалуйте, получите и вы премию». Вот не было печали — тащись с хромой ногой за этой премией в колхозный склад и волоки ее домой! Да еще в хлеву место готовь для премиального теленка! — говорил Грикор, стараясь придать лицу пренебрежительное выражение.