На берегу Севана (др. изд.) - Ананян Вахтанг Степанович - Страница 15

— Да разве выйдут из яиц цыплята, если ты запретишь наседкам яйца переворачивать? — усмехнулась мать.

Асмик удивленно подняла брови.

— Ох, и непонятливая у меня дочка! Наседки затем так делают, чтобы яйцо обогревалось со всех сторон одинаково. Нельзя же, чтобы яйцо нагревалось только сверху, а снизу оставалось холодным!

— А… понимаю… — сообразила Асмик. — Ну и умные же эти куры… правда, мам? Значит, мать заботится о цыпленке и тогда, когда он еще в яйце?… А как же яйца в инкубаторе? Нужно ли их и там переворачивать?

— В инкубаторе?… Н-не знаю… — растерялась мать.

— Ну, об этом я спрошу у Армена, он, конечно, знает.

И Асмик, не дождавшись прихода Армена, побежала к нему домой.

— Что у тебя в книжках сказано — нужно в инкубаторе яйца переворачивать или не нужно?

— А зачем их переворачивать? — удивился Армен. — Ты чего взволновалась?

— Как «зачем»?… Что ты на меня уставился?… Наседки что делают? Переворачивают! Погляди, что в книжках сказано про инкубатор. Поскорее! Яйца остыть могут…

Армен в недоумении взял в руки руководство по птицеводству. Перелистав несколько страниц, он вскочил с места и выбежал на улицу.

— Да, наседки твои правы: яйца нужно и в инкубаторе переворачивать, — народу объяснил он Асмик. — Ах, голова, как это я проморгал!…

С этого дня дежурные пионеры по два раза в сутки переворачивали в инкубаторе яйца. Теперь все они обогревались равномерно.

Кто ворует яйца?

Однажды дед Асатур пришел в сарай и объявил, что он несколько дней не сможет дежурить, потому что идет на Севан с рыбаками.

Вечером Грикор появился в сарае со стареньким тюфяком в руках.

— Вот здесь я и буду спать, пока дед не вернется, — объявил он Асмик и начал взбивать сено, приготовляя себе постель в углу сарая.

— А может, и не нужно? Ведь недолго… — пыталась разубедить его Асмик.

— Нет, — твердо сказал Грикор. — Ты же сама жалуешься, что яйца гагар и чаек исчезают. Кто их ворует? Надо нам это узнать? Чем же мы наших птенцов кормить будем?

— Ничего, Грикор… Я не думаю, что яйца ворует у нас человек, — ответила Асмик. — Вор унес бы много, а пропадают пустяки — по одному, по два… Я сначала и не заметила. Ну, стоит ящик у стены… Как-то заглянула — показалось, что яиц меньше стало. Кому, думаю, нужны поганые яйца?

— Ты не подумала: кто в нашем селе, кроме Грикора, эти яйца есть станет?

— Ты ведь и на самом деле не брезгаешь: помнится, ел их на озере. Но тайком же ты есть не станешь?… А в другой раз, — продолжала Асмик, — гляжу, еще меньше… Давай, думаю, сосчитаю. Сосчитала… Не помнишь ли, сколько мы оставили яиц на корм птенцам?

— Помню: сто шестьдесят три.

— Вот-вот, сто шестьдесят три… Считаю: сто сорок одно. И больше всего яиц чаек недостает… Кто же их ворует, как ты думаешь?

— Я выясню… Я ведь сплю, как заяц, с открытыми глазами.

В последующие дни Грикор рассказывал своим товарищам до того смешные истории, что они никак не могли разобраться, где в них правда, а где забавная выдумка.

— Ну, как тебе спалось? — спросил его однажды Камо. Перед школой он с Арменом и Асмик забежал узнать, как идут дела на ферме.

— У меня постель мягкая, — весело ответил Грикор, — но этой ночью я не спал. Одна из наших железных наседок так стонала, так скрипела всю ночь, что сердце у меня сжималось. Больна, должно быть, бедная… Армен, погляди: не повысилась ли у нее температура?… А куры!… Прислушался к их клохтанью — и что же слышу? «Давайте, говорят, придушим этих железных наседок! Если они будут сотня за сотней цыплят выводить, что же нам, бедным, останется делать? Погибнем… Никто больше нас на яйца сажать не станет, лишат нас материнства». Что поделаешь, просто обыкновенная материнская ревность.

Товарищи засмеялись.

— Да, — продолжал уже серьезно Грикор, — поверите вы мне, если скажу, что этой ночью я поймал воров?

— Поймал воров?… Кто эти воры?

— Крысы.

— Придумал! Как могут крысы воровать яйца? — махнула рукой Асмик. — Я бы еще поверила, если бы ты сказал, что крыса прогрызла в яйце дырочку и высосала. А целое? Как может крыса украсть целое яйцо?

— Вот именно что целое! Так целым и уносят себе в норку: яичницу там делают для своих крысенят. И они ведь матери, и у них сердца материнские… Но слушайте, что я вам расскажу. Поглядите-ка на ящик: видите, какую они в нем сзади дырку прогрызли? Через эту-то дырку они и тащат яйца. Слышу ночью — скребут… Проснулся, прислушался. Железная наседка тяжело стонет, а перед ящиком крысы суетятся. В стене — щели, сквозь них лучи луны скользят, хорошо видно. Гляжу, крысы вокруг яйца пляшут. Они все темные, а яйцо белое, так и светится. Затаил дыхание: что дальше будет?… А крысы — что бы вы думали? — катят яйцо. Потом одна из них легла на спину и задрала вверх лапки, а другие окружили яйцо, потом лапками, боком, головой подталкивают, поднимают его… Так и вкатили той крысе на живот. А она обхватила яйцо крепко лапками и еще прижала длинным хвостиком: ну прямо как человек, если его опрокинуть на спину, а на грудь бочонок положить…

— Выдумываешь, Грикор!

— Что за странные люди! Им правду говоришь — не верят, врешь — опять не верят, — пробормотал Грикор. — Ну, когда же я что-нибудь выдумывал? — вознегодовал он. — Не надо, не буду рассказывать, если не верите…

— Нет, нет, Грикор, продолжай! — воскликнула Асмик. — Только уж очень это необыкновенно.

— Я бы тоже не поверил, — сознался Грикор, — но ведь я же собственными глазами видел…

— Ну, ну, что же дальше было?

— А дальше вот что. Остальные крысы впряглись в эту крысу, что яйцо держала, вцепились ей в уши, ухватили за голову и потащили, как салазки… Правда, ей, должно быть, не сладко было — спинка-то терлась о землю, да что поделаешь: надо же о детках думать! Так вот, на ее животике, и въехала яичница для крысенят прямехонько в их гнездышко… Хотел я было вскочить, пугнуть воришек, да не стал. «Пусть себе, думаю, крысенята кушают на здоровье». И притворился, будто крепко сплю, чтобы не мешать им…

Ребята посмеялись над рассказом Грикора, но так и не поняли, сочинил он все это или на самом деле крысы крадут яйца.

Волнения

— Завтра будем ждать лысух. Завтра двадцать первый день, — сказал Камо.

— А могут и не вылупиться, — возразил Армен. — Они отличаются от домашних кур.

— Чем отличаются? — спросил Камо. — Асмик, ты раньше не выводила лысух?

— Нет, — покачала головой Асмик.

— Чем отличаются? — переспросил Армен. — А тем, что лысухи совсем не куриного рода. Они относятся, по принятой в науке классификации птиц, к десятому отряду — журавлеобразных, к семейству пастушковых. Их целых тринадцать видов.

— Ого, какая ученость! Да ты стал настоящим птицеводом! — засмеялся Камо.

— А как же? Раз мы устраиваем птицеводческую ферму, надо и соответствующую литературу читать… Так вот, я и говорю: трудно сказать, когда вылупятся лысухи. Об этом я ничего не нашел у Брема.

Эту ночь ребята провели в большом волнении. Камо лег, но не мог заснуть. Среди ночи он оделся и пришел в сарай. Грикор еще не спал.

— Ну что, еще не выходят? — спросил Камо.

— Нет, только что проверял.

Утром, раным-ранехонько, Асмик, Камо и Армен уже были в сарае. t

Нет, еще ни одно яйцо не проклюнуто!

— Ночью, — сказал Грикор, — я опять подслушал, как куры разговаривали. Сладенькими голосками своих цыплят звали: «Выходите, цыплятки, двадцать первый день настал… Пора, выходите, ребятки…» А цыплята из яиц отвечают: «Кто вы там такие, что нас зовете? Мы голос своих матерей знаем, вы не наши мамы…»

Но ребятам было не до смеха.

— Полно шутить! — сказал Камо. — Как бы нам узнать точно, на какой день выходят из яиц лысухи?