Дитя лета - Райс Луанн - Страница 31

Джессика много раздумывала о Теде до того, как познакомилась с ним. Как работает биржа? Почему родители выбрали человека, с которым едва знакомы, и доверили ему все деньги? Это казалось почти невероятно и великодушно. Неужели действительно существует такая работа, чтобы следить за семейными сбережениями и помогать их увеличивать? Однажды Джессика спросила об этом отца, и он ей сказал: «Это замечательный, умнейший человек, милая. Он посещал самые хорошие школы и изучал это дело, и выбирает только те акции, которые, он уверен, принесут доход».

«А он хороший?» – спросила она, даже не подозревая, какую роль ему впоследствии предстоит сыграть в их жизни. Отец засмеялся: «Да, он классный парень. Все любят Теда. У него уйма друзей, и он является вице-президентом Ротари-Клаб в том городе, где живет».

Джессика понятия не имела, что такое Ротари-Клаб, но решила, что звучит впечатляюще. Если отец так говорит, значит, так оно и есть. Значит Тед – классный парень. Деньги давались родителям с трудом. Нужно было платить за ипотеку, за машину, деньги требовались на организацию бизнеса, они понадобятся и на обучение Джессики в колледже, когда подойдет срок. Если они доверили Теду свои сбережения, то Джессика тоже может ему доверять. Однажды отец сказал, что Тед благороден, как никто другой, потому что он безвозмездно работал с сиротами.

И вот теперь, глядя в грустное лицо Льва из книжки, Джессика пыталась собраться с силами. Если бы только Аслан мог выйти из книжки и поговорить с ней! Если бы только отец мог спуститься с неба и посоветовать ей, что делать. Если Тед благороден, как никто другой, тогда у Джессики нет уверенности, что ей стоит пытаться заработать денег для Роуз. Ей не хотелось быть похожей на Теда.

Но в том-то и состояла проблема, что она знала: отец больше не мог с ней разговаривать. С того самого дня, как у них поселился Тед. Как раз в тот день Джессика вернулась из школы домой и направилась к шкафу – и это никак не было связано с ее тревогой по поводу появления Теда. Ну может быть, чуть-чуть. Просто она, как обычно, решила поговорить с папой о прошедшем дне. Была весна, в школе играли в бейсбол, и у нее это начало неплохо получаться.

С собой у нее был бейсбольный мяч. Мама и Тед сидели на кухне. Им тоже можно было бы показать мяч, но почему-то она проскользнула мимо и побежала наверх – к шкафу. Она открыла дверцу и увидела….

…что все костюмы исчезли.

Вместо них в шкафу висела одежда Теда. Костюмы, пиджаки, брюки, куртки и халат. Даже теперь, вспоминая этот момент, Джессика почувствовала, как сердце ее упало и внутри образовалась пустая полость.

Она коснулась груди, где раньше находилось сердце, и села на кровать. Глядя в лицо Аслана, она беззвучно плакала. «Дева Мария, Иисус, Господь…» При виде посиневшей Роуз, которую уносил в больницу вертолет, все это всколыхнулось с новой силой. Папа, Роуз… Ведь папа и правда не уходил до того злополучного дня, когда Тед и мама выбросили все его костюмы.

– Скажи, что мне делать? – тихонько прошептала она теперь, опускаясь на колени.

На улице совы вели охоту и подавали голоса. Джессика слышала их каждую ночь, с тех пор как растаял снег. Порой она внимательно вслушивалась в эти звуки, словно надеялась понять, о чем они переговариваются. Так она и сидела, глядя на картинку в любимой книжке и слушая сов, и как бы молилась, а на самом деле обращалась к отцу.

Если уж и был какой-то день, когда он мог вернуться, то именно сегодня – в ее настоящий день рождения.

Тед выжил папу из дома. Это из-за Теда у нее теперь было ненастоящее имя, ненастоящий день рождения и ненастоящая биография. Только папа знал, кто она такая на самом деле. Только он мог справиться с ее просьбами. Когда-то мама тоже могла, но это время ушло. Мама теперь стала привидением, – тощим, испуганным, израненным привидением – вот все, что от нее оставил Тед. Они с Джессикой – кости, выплюнутые диким животным, которого они впустили в свою жизнь.

Тед часто бывал таким злющим. А потом убил щенка Джессики – Тэлли. Джессика подумала, что он и маму готов был убить. И вовсе он не великодушен и не благороден. Отец редко в чем-то ошибался, но в этом ошибся.

Первая просьба Джессики сегодня звучала так:

– Папа, не ужасайся, но ты был не прав. Тед неблагороден. Он пришел к нам со злыми намерениями – хотел нас обидеть. Он отобрал у нас все. Ну почти все.

Из леса ухнула сова, и Джессика улыбнулась: отец отвечает ей.

– Папа, пожалуйста, помоги мне помочь Роуз. Я не хочу, чтобы она так рано попала в рай. Я хочу, чтобы она побыла со мной. Хочу, чтобы она жила. – И представила отца, стоящего на небесах в окружении святой Агаты, святой Агнессы и Жанны д’Арк.

Тут снова крикнула сова, и на землю, хрустнув, с шумом обвалилась ветка, и Джессика догадалась: это знак. Когда взойдет солнце, она пойдет в лес и вернется оттуда с тайным сокровищем, чтобы добыть денег для Роуз.

Глава 13

Состояние Роуз следовало стабилизировать в той степени, чтобы ее можно было перевезти в Бостон, – такова была цель, и Лили думала только об этом. Лаэм снял им два номера в гостинице, расположенной немного вниз по склону от больницы, на берегу залива. Лили уговаривала его вернуться домой, и он пообещал сделать это, как только Роуз переведут из отделения для тяжелых больных в обычное отделение. Попутно он договорился с приятелем, что задержит машину на неопределенный срок. При этом Лаэм мог работать прямо здесь, в Мельбурне, пользуясь своим портативным компьютером.

Лили пожала плечами. Ей было непонятно, зачем он все время находится поблизости от нее. Ведь они почти не виделись, а поскольку он не доводился Роуз родственником, его не пускали к ней в отделение. Лили понимала, что должна быть ему благодарна за поддержку, но, честно говоря, она так выматывалась к концу дня, когда добиралась до своего номера, что у нее едва хватало сил на то, чтобы заказать тарелку супа в номер и съесть его, сидя у телевизора.

Первые четыре дня она заставала Лаэма по утрам в холле гостиницы: он ждал ее, чтобы довезти до больницы. Погода стояла прохладная и пасмурная, и бухта, а с ней и город утопали в густом утреннем тумане. Пять минут езды до больницы проходили в полном молчании; Лили глядела на серебряный залив и думала о том, что нужно спросить у медперсонала.

На пятый день туман рассеялся и солнце засверкало на ясном небе. Когда Лили спустилась в холл, Лаэм встал, чтобы поздороваться с ней. Но она решительно возразила:

– Послушайте, это глупо. Погода прекрасная. Тумана нет. Я пойду до больницы пешком, а вам, мне кажется, нужно вернуться в Кейп-Хок.

– Действительно, погода как раз для прогулки, – согласился он.

– Я рада, что вы тоже так думаете.

– Отлично. Я иду с вами.

– Нет, Лаэм! Вам нужно работать – и делать это дома. Начальнику береговой охраны пора вернуть автомобиль. Роуз поправляется.

– Но она пока в отделении для тяжелобольных, – возразил он.

– Не исключено, что уже сегодня ее переведут в общее отделение, – сообщила Лили. – Ей намного лучше: отек сердца почти спал, легкие почти в норме.

– Это все Lasix, – оживился он.

– Да, – подтвердила Лили, немного удивленная тем фактом, что ему известно название препарата, который давали Роуз, потому что ни с кем, кроме доктора, она никогда не обсуждала подробности ее лечения.

– Роуз действительно переводят в общее отделение? – уточнил Лаэм.

– Да, – ответила Лили.

– Это хорошо. – Он кивнул и улыбнулся. Лили показалось, что она увидела облегчение в его глазах; та ноша, которую он добровольно взвалил на себя, вдруг спала, и он мог вернуться к своим акулам и китам в Кейп-Хок. И оба впервые легко и искренне улыбнулись друг другу в суете и суматохе гостиничного холла. Выйдя на солнечный свет, он коснулся ее руки.

– Ну что ж, спасибо за все, – сказала она. – Поблагодарите от меня Энн за сумку с одеждой. Передайте ей, что идея с посыльным из прачечной оказалась просто превосходной; я все получила, когда он доставлял в гостиницу чистые скатерти.