Умирать — в крайнем случае - Райнов Богомил Николаев - Страница 15

— Товар, о котором мы говорим, стоит крупных денег, Дрейк.

Я наблюдаю за ним украдкой и все время спрашиваю себя, уж не обманываюсь ли я. Но нет, я не обманываюсь. То есть я действительно буду страшно удивлен, если окажется, что я обманулся. Это непроницаемое лицо, эта недоверчивость, которая запрятана где-то глубоко, но которая есть вторая натура, выдают в нем полицейского. И этот взгляд, который избегает вашего взгляда, но внимательно изучает вас, если вы смотрите в другую сторону; и привычка говорить как можно меньше и только самое необходимое; и хорошо скрытое напряженное внимание, с которым он ловит каждое чужое слово, — все это выдает в нем полицейского.

— Ну ладно, — вздыхает Дрейк и встает, бросая тоскливый взгляд на тележку с бутылками. — Пока хватит!

Мы тоже встаем. Я направляюсь к двери и жду, что вслед мне прозвучит естественная в данном случае фраза: «Питер, вы останьтесь». И она действительно звучит, но касается не меня:

— Ларкин, я попросил бы вас остаться.

Уже второй час, и ресторан почти пуст. Я сажусь у самого окна, чтобы оттуда понаблюдать за кафе по ту сторону улицы, которое я так часто изучаю изнутри. Я только что заказал телячью отбивную, заказ принял Джованни, бакенбарды которого напоминают пару отбивных, как вдруг за спиной раздается знакомый голос:

— Можно сесть с вами?

Когда человек в чужой стране слышит родную речь, ему положено умилиться или прослезиться. Но я почему-то ничего такого не чувствую.

— Конечно, пожалуйста, садитесь.

Майк садится напротив меня, берет меню и начинает изучать его с таким сосредоточенным видом, будто это не меню, а Хартия прав человека. Это меню он давно знает наизусть, и всем заранее известно, что он закажет бифштекс с макаронами, по-болонски или по-милански, но ритуал есть ритуал.

— Джованни, будьте добры, бифштекс по-милански! И кьянти, как всегда.

Обед проходит в полном молчании, и я уже решаю, что Майк отказался от намерения разговаривать со мной, но он отодвигает тарелку, облокачивается на мраморный столик и заявляет:

— Ну и глупо же получилось, а?

— Что именно вы имеете в виду?

— Да вот, недавно. Двое болгар сцепились на потеху этих англичан…

— Да, в самом деле…

— …вместо того, чтобы заранее сесть, поговорить по-человечески и все уточнить.

— В самом деле, — снова соглашаюсь я.

— Но откуда мне было знать, что Дрейк именно сегодня соберет военный совет! А что касается вас, то я думал, что вас просто хотят использовать там, на месте… И согласитесь, что всякие пограничные зоны и сигнальные установки — совсем не мое дело.

— Да-да, естественно.

Мы пьем кофе, Милев продолжает пространно рассуждать о том, как все могло бы получиться по-другому, если бы мы заранее могли договориться; но ничего нового не прибавляет. Я же ограничиваюсь тем, что время от времени киваю в знак согласия, чтобы не слишком повторяться.

Мы расплачиваемся и направляемся в сторону «Аризоны», но на полпути Майк останавливается и предлагает:

— Пожалуй, лучше всего зайти сейчас ко мне и все как следует обдумать.

— Куда нам спешить. Откровенно говоря, сейчас я предпочел бы вздремнуть.

Он взглядывает на меня, будто проверяя, не шучу ли я, и внезапно меняет тон, переходя на «ты»:

— Вздремнуть? Да ты в своем уме? Да ведь пока мы тут с тобой прохлаждаемся, Дрейк, может быть, уже решает нашу судьбу?

— Так уж и судьбу…

— Слушай, ты или валяешь дурака, или слишком наивен. Да ты вообще имеешь понятие о том, что за человек Дрейк? Для него пустить в человека пулю — все равно что поздороваться.

Я осматриваю улицу, почти пустую в это время, потом кидаю беглый взгляд на парадное, у которого остановил меня Милев, — неприглядное и полутемное, не внушающее никакого доверия.

— Хорошо, — уступаю я. — Раз вы считаете, что нельзя терять времени…

Следом за Майком я иду по неопрятной лестнице с полустертыми ступеньками. На втором этаже он открывает своим ключом дверь квартиры и вводит меня в гостиную. Обстановка здесь напоминает мою собственную, гостиничную, с той разницей, что мебели побольше и сама она поновее, а окно выходит в задний двор, загроможденный ржавым железом.

— Не хотите выпить? — спрашивает меня хозяин, который снова перешел на «вы».

— Нет, спасибо. Не хочется.

— Мне тоже. Серьезный разговор лучше вести на трезвую голову.

Мы усаживаемся в кресла по бокам небольшого столика. Милев спрашивает:

— Ведь вас, кажется, именно выпивка привела в этот квартал?

— Да, пожалуй.

— Судьба, — уныло качает головой Майк. — Вас — спиртное, меня — юбки…

— Причем тут юбки? — спрашиваю я, чтобы не молчать.

— А притом, что они не бесплатны, — поясняет хозяин. — И чтобы заработать побольше, я взялся продавать гашиш, а гашиш привел меня к Дрейку…

Он замолкает — наверное, решив, что не стоит перегружать меня информацией. Потом вместо обобщения замечает:

— А теперь нам обоим надо думать, как убраться отсюда.

— Зачем? Здесь не так уж плохо.

— Да, конечно! — с издевкой улыбается Майк. — Особенно если вам и дальше будут платить за шлянье по порнографическим магазинам и по закусочным. Но вы не знаете шефа. Он денег на ветер не бросает. И с самого нчала подсчитал до последнего пенса, сколько на вас потратить и сколько на вас заработать, прежде чем отправить вас в морг.

— У меня от ваших прогнозов испортилось настроение, — бормочу я. — Вам не кажется, что если кто-то под угрозой, то это, скорее всего, вы?

— Верно, вы разнесли мой план в пух и прах, — отвечает Милев. — И Дрейк теперь, наверное, уверен, что я его вожу за нос, хотя у меня такого намерения и не было. Но я ему все еще нужен, хотя бы для того, чтобы высказать мнение о плане, который ему предложите вы. А когда вы это сделаете, ничто не помешает мне разнести его в пух и прах, как вы разнесли мой план.

— У меня нет плана, — успокаиваю я его.

— Если у вас нет плана, вам прямая дорога на кладбище. Если нет, придумайте хоть какой-нибудь. Вы уже знаете слишком много. Дрейк не оставит вас в живых, если решит, что вы ему больше не нужны.

Он молчит, давая мне время вникнуть в то, что сказал, потом переходит к сути дела:

— Будет верхом глупости, если мы, болгары, разрешим этому англичанину расправиться с нами…

— Раз вы ставите вопрос на национальную основу…

— Наше единственное спасение — выработать общий план, для осуществления которого и я, и вы будем одинаково необходимы. Нужно, чтобы это было нечто солидное, в противном случае шеф не одобрит.

— Да, это было бы идеально, — соглашаюсь я, рассеянно глядя на клочок задымленного неба над грядой прокопченных крыш за немытым окном.

— Так что не держите этот ваш план за пазухой, давайте обсудим его спокойно, — заключает Майк.

В эту минуту я улавливаю легкий шум в соседней комнате, что дает мне основание переменить тему:

— Там, кажется, кто-то есть…

— Это мой соквартирант. Не беспокойтесь. Он ни слова не понимает по-болгарски.

— А, ну хорошо.

— Предлагаю обсудить ваш план без проволочек, неизвестно, когда Дрейку вздумается снова вызвать нас.

— У меня нет никакого плана.

— Слушайте, — говорит Милев, стараясь сохранить спокойствие. — Вы не дурак, но и я не так глуп, как вы думаете. Я знаю, что у вас есть план. И еще знаю: вы поэтому разгромили мой план, чтобы подсунуть шефу свой. Но я могу поступить с вами точно так же, как вы со мной. Существует тысяча способов посеять недоверие. Поэтому говорю вам еще раз, не хитрите. Лучше откройте карты, пока не поздно.

— Кажется, мы говорим по-болгарски, а не понимаем друг друга, — сокрушенно говорю я. — Неужели вам непонятно, что это значит: нет у меня никакого плана. Понимаете, нет!

— Вы действительно считаете меня дураком, — повышает тон Майк Милев. — Смотрите, как бы сами не оказались в дураках! Думаете, мне не ясно, что вы изо всех сил стараетесь спихнуть меня и сесть на мое место! Я знал, что вы этого захотите, как только увидел вас на Дрейк-стрит. Это известная наша слабость подставлять друг другу ножку. Только здесь не Болгария. И законы на Дрейк-стрит другие. И прежде чем вы на меня замахнетесь, вас не будет на свете. Так что я спрашиваю в последний раз: будете вы действовать со мной заодно или…