Только для мужчин - Райнов Богомил Николаев - Страница 8

– А, ты не поучаешь… Только материал даешь для поучений.

– Понял. Я изорву ее, эту рукопись. Редактор снова окидывает меня подозрительным взглядом.

– Ты лучше переработай ее.

– Не вижу, каким образом.

– Ты без труда увидишь, стоит тебе только убрать увеличительные стекла со своих глаз. Какая нужда копаться в этих досадных мелочах? К чему эти мелочные придирки к людям? Грешим по мелочам… Грешили и будем грешить – факт! И все же движемся вперед. Может, не шагаем семимильными шагами, но ведь как-то движемся!

Почувствовав, что начинает повторяться, он переходит к конкретным рекомендациям: это оставить, это убрать, невесть что добавить. Его рекомендации мне ни к чему, так же как и ему самому, его жалованье от них не зависит, однако Искров – редактор добросовестный и свою миссию доводит до полного завершения, до ободряющего: «Получится, не отчаивайся».

– Посмотрю, что можно будет сделать.

С этими словами я покидаю редакцию. По привычке направляюсь домой, но вовремя спохватываюсь – ведь там теперь живет Жорж. Сменив направление, я с некоторой брезгливостью думаю о другой квартире, пропахшей плесенью, виноват – розовым маслом. Надо будет заняться уборкой. Возможно, там и тараканы есть, хотя, если верить Жоржу, они больше на кухне обретаются. А, да не все ли равно.

Мысленно я переношусь на другое – на то, что останется, если отжать воду из обширного комментария редактора. А этот пример с пенсионером из домоуправления действительно подлый удар. Никак не мог бы допустить, что моя книга звучит так тупо.

Убери, говорит, увеличительные стекла, что у тебя за страсть придирчиво всматриваться в окружающих.

Как-то раз тетка, сестра моей матери, пригласила нас к себе на обед. Эти визиты были установившейся традицией, они повторялись каждую неделю, точнее, каждое воскресенье. Тетушка не могла простить матери, что та, будучи моложе, вышла замуж, а сама она осталась в старых девах. И этими воскресными обедами тетушка старалась доказать, что хоть она и старая дева, но как хозяйка куда лучше моей матери. Это ей во многом удавалось, так как мать была хозяйка никудышная. Все ее уменье в готовке сводилось к тому, что она совала в кастрюлю побольше приправ и этим притупляла скверный вкус еды. Чтобы нанести матери ощутимый удар, тетушке, к примеру, достаточно было добросовестно сварить фасоль, только она была слишком горда, чтобы довольствоваться фасолью, и всякий раз предлагала нам меню, в которых, кроме супа и жаркого, фигурировали всевозможные пирожки, соусы, салаты. И вот именно в одном из таких салатов – помню, как на его свежей зелени бисером поблескивали капельки уксуса и оливкового масла, – мой еще детский, но, вероятно, уже порочный глаз вдруг обнаружил нечто ненормальное.

– Червяк! – произнес я, хмурясь и указывая на фарфоровое блюдо.

– Какой червяк? – встрепенулась тетушка.

– Вот он! – настаивал я, и чуть было не воткнул палец в салат.

Тетушка присмотрелась, подняла вилкой зеленый листок и сконфуженно пробормотала:

– В самом деле червячок… Вот напасть, как это я его не заметила… А ведь полоскала каждый листик отдельно!

– Зачем же ты, сынок, осрамил тетю? – упрекнула меня мама, когда мы уже вернулись домой.

– А что? Мне надо было его съесть, того червяка?

– Ты просто мог промолчать.

– А вдруг ты бы его съела?

И так как она больше не нашлась что сказать, вмешался отец

– Вместо того чтобы поднимать вой, ты мог незаметно убрать его из салата.

– Ты же сам говоришь, что мы не должны скрывать правду.

– Тоже мне правда – нашел чем удивить мир… – заметил отец.