Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Тайфуны с ласковыми именами - Райнов Богомил Николаев - Страница 14


14
Изменить размер шрифта:

3

Субботний полдень. Вытянувшись в кресле, я рассеянно думаю о том, как приятно контрастируют тепло электрического радиатора и весенние цвета зеленого холла с крупными хлопьями мокрого снега, падающими за окном. К сожалению, уютная атмосфера слегка нарушена зимним пейзажем внушительных размеров, украсившим стену холла стараниями Розмари. Пейзаж тоже зеленоватых тонов, только при виде этой зелени тебя начинает бить озноб.

– От этого вашего пейзажа мне становится холодно.

– Это пейзаж Моне, а не мой, – уточняет Розмари, раскладывая пасьянс.

– Какая разница? Когда я гляжу на него, мне становится холодно.

– Но, как бы вам объяснить, Пьер, картина предназначена не для обогрева комнаты.

– Понимаю. И все-таки на этот пейзаж было бы более приятно смотреть в пору летнего зноя.

– Вы рассуждаете на редкость примитивно требуете от искусства того, в чем вам отказывает жизнь, – произносит Розмари, подняв глаза от карт.

– Лично я ничего не требую. Тем не менее мне кажется, что картина, раз уж вы вешаете ее у себя дома, должна чему-то соответствовать. Какому-то вашему настроению.

– Эта картина как раз соответствует. Соответствует вам, – говорит Розмари. И, заметив мое недоумение, добавляет: – В самом деле, посмотрите на себя, чем вы отличаетесь от этого пейзажа: холодный, хмурый, как пасмурный зимний день.

– Очень мило с вашей стороны, что вы догадались повесить мой портрет.

– А если бы вы решили украсить комнату каким либо пейзажем, который бы напоминал обо мне, что бы вы повесили? – спрашивает Розмари.

– Во всяком случае, ни пейзажа, ни какой-либо другой картины я бы вешать не стал. Все это слишком мертво для вас. Я бы положил на виду какой-нибудь камень, чье утро изумрудное, полдень золотистый, послеполуденное время голубое, а вечер цикламеновый.

– Такого камня не существует.

– Возможно. Вам лучше знать. Я полагаю, природа драгоценных камней вам знакома не меньше, чем импрессионисты.

– И неудивительно. Ведь и в том и в другом случае это природа переменчивой красоты, – отвечает она, глазом не моргнув.

– Неужто в университете вы и камни изучаете? – продолжаю я нахально.

– Камни я изучала у одного приятеля моего отца. Он владелец предприятия по шлифовке камней, – все так же непринужденно объясняет Розмари. – И совсем не с научной целью, а только потому, что от них просто глаз не оторвать.

– Но чем Же они вас привлекают? Красотой или дороговизной?

– А чем вас привлекает жареный цыпленок? Тем, что у него приятный вкус, или своей питательностью?

– Конечно, что-то должно преобладать.

– Тогда о чем разговор? Разве не ясно, что преобладает?

Она задумывается на какое-то время, потом говорит уже иным тоном:

– Как-то раз, увидев у него – ну, у приятеля моего отца – великолепный бесцветный камень, я сказала с присущей мне наивностью: «Наверно, этот брильянт стоит немалых денег». Он добродушно засмеялся:

«Да, он действительно стоил бы немалых денег, будь это брильянт. Только это всего лишь белый сапфир». И можете себе представить, Пьер, не успел он произнести эти слова, как блеск восхищавшего меня камня вдруг померк.

– Неужели этот приятель и не попытался реабилитировать камень в ваших глазах?

– Каким образом?

– Подарив его вам.

Розмари скептически улыбается.

– А вы бы это сделали?

– Не раздумывая. Жаль только, что к камням я не имею никакого отношения.

Она смотрит на меня, потом задумчиво произносит:

– Интересно, к чему же вы имеете отношение. – И добавляет, уже совсем другим тоном: – Пожалуй, мне пора одеваться. Вы, конечно, не забыли, что мы сегодня вечером идем к Флоре?

Итак, мы у Флоры. Трудно сказать, в который уже раз, потому что наши сборища давно стали традиционными и довольно частыми, а по календарю уже март, хотя на улице все еще падают хлопья снега.

Немка принимает нас в просторной «студии», образовавшейся из двух комнат после того, как съемщица убрала разделявшую их стену. Обстановка здесь в отличие от нашего зеленого холла простая и удобная – ни лишней мебели, ни настольных ламп. И если обстановка квартиры позволяет судить об индивидуальных особенностях ее хозяина, то нетрудно прийти к заключению, что фрау Зайлер будуарному быту явно предпочитает здравый практицизм. Никаких галантных сцен, никаких импрессионистов. Единственное украшение – три-четыре фарфоровые статуэтки, расставленные на низком буфете, рекламные подарки завода фарфоровых изделий – Флора представляет фирмы, снабжающие человечество столовой и кухонной посудой.

В этот раз состязание начинается в мою пользу – явление очень редкое, потому что обычно я проигрываю. Проигрываю по мелочам, не как первый раз.

– У вас недурно получается, – утешает меня в таких случаях Бэнтон. – Вам, должно быть, и в любви так везет.

– Охота вам говорить банальности, Ральф, – говорит Розмари. – Если человек апатичен в игре, он и в любви такой.

Тут немка могла бы возразить, что американец при всем его равнодушии к флирту в игре малый не промах, но она не возражает. Насколько я могу судить по моим беглым наблюдениям, Флора несколько раз пыталась флиртовать с Бэнтоном, но, увы, так и не сумела вывести его из летаргического состояния. Может быть, он не любитель крупных форм…

Итак, я определенно выигрываю, но мне особенно везет с момента, когда я сажусь напротив импозантной фрау Зайлер, потому что весь этот затяжной кон лучшая карта почти всегда оказывается в моих руках, а Розмари с Бэнтоном отчаянно обороняются; их оборона продолжается даже тогда, когда они попадают в опасную зону, а удары возмездия со стороны беспощадной немки сыплются один за другим, и наш банк все больше обретает контуры небоскреба, так что, когда Флора наконец подводит черту и делает сбор – бухгалтерские операции всегда выполняет она, – Ральф вынужден признать, что он никогда в жизни так не прогорал.

– Как видите, ради вас стараюсь, мой мальчик, – тихо говорит Флора, и я не могу не заметить, что глаза ее под действием скрытого внутреннего ликования обрели лазурный цвет.

– Вполне естественно, – отвечаю я. – Не будь людей вроде меня, никто бы не стал покупать ваших тарелок, поскольку нечем было бы их наполнять.

– Боюсь, вы ошибаетесь, полагая, будто моя симпатия к вам связана с тем, что вы торгуете продовольствием, – парирует немка, чем еще больше портит настроение моей квартирантки.

В результате длительного сожительства Розмари привыкла обращаться со мной, как со своей собственностью, хотя, в сущности, между нами не происходит ничего, кроме пустых разговоров. Но если в данном случае подначки Флоры вызывают у нее раздражение, то только потому, что этому предшествовал скандальный проигрыш. Обычно она умеет скрывать свое состояние. И если сейчас теряет над собой контроль, то это признак того, что она только начинает беситься. Озлобленная до предела, Розмари обычно предпочитает молчать.

Теперь уже Розмари моя напарница, она сосредоточенно смотрит в карты, и я, имея возможность немного поднять ее настроение, объявляю три без козырей, вслед за этим Розмари с торжествующим видом провозглашает четыре пики, не считаясь с тем, что я закрыл игру, в результате чего две кругленькие «помахали мне ручкой». Но три без козырей или четыре пики в любом случае – большой шлем, и это в какой-то мере воодушевляет мою партнершу, которая даже благоволит сказать мне:

– Очень сожалею, Пьер, но мне в голову не пришло, что тузы способны принести вам две сотни.

– Не стоит сожалеть. Я с истинным наслаждением наблюдал, как лихо вы разыгрывали конечную партию, – галантно отвечаю я, даже чересчур галантно, потому что никакой лихости в ее игре не было, да и при такой карте любой дурак мог выиграть.

– Ну, вы довольны? – спрашиваю, когда и второй манш заканчивается в нашу пользу.

– Чему тут радоваться, – отвечает Розмари. – С Флорой вы выиграли раза в три больше. Значит, вы любите Флору больше меня.