Бегство Отщепенца - Бакулина Дина Владимировна - Страница 15

— Можно, конечно. Тут двух мнений быть не может! — уверенно заявил Менделей и повторил для большей убедительности: — Отказаться можно.

— А зачем это им?

— Что зачем? — не понял Менделей.

— Ну, чтобы я участвовал в этих самых испытаниях. Они что, хотят надо мной поиздеваться?

— Ну что ты! С чего ты взял?.. — чуть не рассмеялся Менделей

— А откуда ты знаешь, что нет?

— Да просто не свойственно им такое поведение — вот и всё. И Сысой, и Лоиз при всех их недостатках — люди определённо великодушные.

На это замечание Менделея Робин лишь пожал плечами, громко вздохнул и, подумав, осторожно задал другой, весьма взволновавший его, вопрос:

— А что со мной будет, если я откажусь проходить Испытание?

— Ну, наверно, тогда так и останешься жить в Деревне. Будешь здесь работать или учиться, как и все остальные.

Лицо Робина сразу просветлело, повеселело.

— Слушай, Менделей, а как ты думаешь, по какой такой причине они могли меня избрать? А?

— Не знаю, — наморщив лоб, задумчиво ответил сосед. — Честно, не знаю. Ну может быть… в тебе тоже есть великодушие?

— Вот ещё… — возразил Робин. — Нет, конечно. Точно — нет во мне никакого великодушия.

— Почему ты так думаешь? — с искренним любопытством спросил Менделей.

— А как же иначе?.. Откуда ему взяться-то у меня? Неоткуда. — Робин задумчиво почесал лоб. — Ну, смотри сам! Из Пещеры я убежал даже не из протеста, а лишь для того, чтобы спасти свою жизнь. Оба леса я преодолел по той же самой причине. Даже гадкие помидоры я согласился есть ради спасения не чьей-нибудь, а своей собственной жизни. Есть ли в этом хоть капелька великодушия? Конечно, нет! Знаешь, Менделей, я ведь за время пребывания в Изоляторе успел прочитать немало книг — и не только сказки, между прочим. Может быть, именно поэтому я прекрасно знаю, что такое великодушие. Так что нет его во мне. Совершенно!

— Нет так нет, — согласился Менделей, но не слишком охотно, видимо, просто не желая спорить.

— Ну и ладно!.. — Робин облегчённо вздохнул и спросил с тайным страхом: — Но, ты это точно знаешь, что от Испытания можно отказаться? Да?

— Можно, — уверенно подтвердил новый знакомый, но тут же горячо воскликнул: — Да только глупо это будет! Совершенно неправильно!

Робин вопросительно посмотрел на него.

— Нелепо отказываться от Испытания, если тебя действительно избрали. Тебе что же — совсем не хочется спасать мир?

От изумления Робин даже поперхнулся чаем.

— Что-что?! — возмущённо заорал он на Менделея, совсем забывшись. — Ты рехнулся, что ли? Какое ещё спасение мира? Ты посмотри на меня внимательно-то! Я ведь из отщепенцев! Я же прибежал из Пещеры!!!

— Ну, тогда не знаю, — спокойно возразил Менделей. — А вообще, перестань-ка на меня орать! Пошли лучше Деревню смотреть!

ДЕРЕВНЯ 

Деревня оказалась просторной, щедро украшенной самыми разнообразными деревьями и кустарниками, застроенной аккуратными жилыми домиками и разнообразными хозяйственными постройками. Между густо посаженными деревьями вились узкие тропинки, а все дорожки, ведущие от дома к дому и из квартала в квартал, были усыпаны мелким голубоватого оттенка щебнем.

Вся деревня утопала в зелени. Здесь стояли высокие лохматые кипарисы, скромные клёны, мощные дубы, темнели ели и пихты, украшенные маленькими шишками. Вокруг домов росло много яблонь самых разных сортов. Как потом узнал Робин, яблони здесь были особенные: они вообще никогда не цвели, а по весне вместо цветов сразу же покрывались мелкими зелёными яблочками, которые, наливаясь, приобретали яркий жёлтый или красный цвет, сочность и неповторимый вкус.

Но самые красивые деревья здесь — это, пожалуй, магнолии с редкими, но крупными и нежными цветками. И ещё — каштаны. Каштаны здесь цвели не только белым, но и ярко-розовым цветом, похожим на цвет магнолий. Только, в отличие от магнолий, каштаны цвели более обильно, и цветки у них располагались ровными рядками, образуя настоящие цветочные пирамиды. Казалось, что магнолии и каштаны, растущие, как правило, невдалеке друг от друга, состязаются между собой в красоте.

Самыми распространёнными птицами здесь были, пожалуй, маленькие волнистые попугайчики. Попугаев оказалось так много, что их яркое оперение украшало все нецветущие деревья, делая их похожими на наряженные к Рождеству ёлки с той лишь разницей, что живые игрушки на этих «ёлках» шумели, суетились, сновали с ветки на ветку. Впрочем, на некоторых деревьях попугаев совсем не было видно, зато на них любят садиться певчие дрозды и соловьи.

А в зарослях неспешно прогуливались многочисленные олени. Нередко они застывали, словно статуи, и несколько минут стояли неподвижно, словно любуясь красотой цветущих деревьев. Все олени здесь были ручными, и каждый принадлежал определённому хозяину. На оленей нельзя было охотиться, нельзя запрещать им срывать листья с деревьев или плоды с яблонь. Более того: для них высаживали особые яблони, и яблок в деревне хватало всем — и людям, и оленям.

Разнообразные пейзажи то и дело сменяли друг друга. За Деревней лежали обширные поля, а за ними вздымались горы — высокие серо-голубые и небольшие жёлто-рыжие.

Климат в Деревне был близок к тропическому, но — со своими особенностями. Дожди здесь выпадали обильные, прохладные, но недолгие, а солнце хотя и светило ярко, не причиняло жителям вреда: здесь можно было сколько угодно пребывать на жарком солнце без головного убора, не опасаясь солнечного удара или перебоев в сердечном ритме.

Темнеет здесь поздно, но зато темнота наступает очень быстро, и тогда дорогу без фонаря разглядеть уже невозможно. А по ночам из травы на тропинки вылезают мелкие полосатые лягушки, хомяки, кролики и всякая другая мелкая живность: у них свой особый ритм жизни, ночной.

Чуть поодаль от деревьев разбиты клумбы с низенькими пёстрыми цветочками и очень пахучими матово-зелёными травами. Тут же, рядом с клумбами, стоят простые деревянные скамейки с высокими спинками. Невдалеке тянется шоссе, на котором сейчас почему-то почти не видно машин.

У обочины шоссе статный мужчина в тёмно-синей униформе ремонтировал трактор. Завидев Менделея, рабочий на миг оторвался от своего дела и приветливо помахал ему рукой. Мельком взглянув на Робина, рабочий быстро кивнул и ему. Робин в ответ рассеянно улыбнулся.

Четверо маленьких детей лепили куличики в песочнице. Невдалеке от них, на скамейке, сидела пожилая сухопарая дама и внимательно наблюдала за детьми. Дама вежливо кивнула Менделею и, острожно, но с любопытством бросила взгляд на Робина.

Путь друзьям преградила двусторонняя дорога, на которой наблюдалось довольно оживлённое движение небольших однотипных двухэтажных машин стального цвета. Машины скользили по дороге быстро и совершенно бесшумно. Колес у них совсем не было видно, и создавалось впечатление, что движется само шоссе, а машины просто стоят на нём.

Менделей с Робином свернули в небольшой подземный переход и по нему перешли через эту оживлённую, но совершенно бесшумную дорогу.

Теперь на пути Робина и Менделея то и дело попадались белые домики с крестиками на макушке. Крыши домиков напоминали небольшие купола. Эти белые строения ярко выделялись на фоне густой зелени.

— А почему мы с тобой живём не в каменном, а обыкновенном деревянном домике? — стараясь не замедлять ход, спросил Робин своего спутника. Впрочем, шли они не слишком быстро, невольно подчиняясь размеренному ритму деревенской жизни.

— Это дома для постоянных жителей, а мы с тобой во времянке живём, — машинально замедляя шаг, пояснил Менделей.

— А я думал, ты тоже постоянный житель, — удивился Робин.

— Уже не совсем. Хотя я тоже прожил здесь достаточно долго в одном из таких домиков. Но теперь перебрался во времянку.

— Почему?

— Потому, что я скоро отсюда уйду навсегда, а значит, пора мне от всего этого мысленно отлепляться, понимаешь? В том числе и от уютного домика с огородом и садом. Ведь там, куда я собираюсь отправиться, ни домик, ни огород не нужен. Туда вообще с собой ничего не берут. Поэтому и уходить мне отсюда придётся налегке.