Белые врата (СИ) - Волкова Дарья - Страница 20

– В гробу я видал такие стечения обстоятельств!

– Зато смотри, сколько вам добра привезли, – Артем смотрит в сторону ярко-красной палатки развернутого неподалеку мобильного госпиталя, куда не так давно увели Аленку. Сначала даже на носилках пытались отнести, но она удивительно четко и по-русски объяснила врачам, что если уж она на своих двоих несколько километров прошла, то уж до палатки как-нибудь дохромает.

– Так это ж не нам… Как привезли, так и увезут обратно. Эх, нам бы такое оборудование… – вздыхает Виталий. – Госпиталь кстати оказался.

– Да у Аленки там растяжение, скорее всего. Вряд ли что-то серьезнее.

– Аленка? А, ты про эту… Да нет, я про тех, кого мы живыми нашли…

– А кого?…

– Бруно, начальник их… немец такой здоровенный. И француз. Но обморожены оба. Их увезли уже. Там полный пи*дец…

– Даже так?

– Угу. Повезло этой Аленке. Если бы не ты…

– Да что теперь говорить, – отмахивается Артем. – Если б ты знал, как я хочу домой! И горячий душ… И супу… – мечтательно, – тоже горячего…

– Понятия не имею, что там дома. Мы вас уже вторые сутки ищем. Так что я уже тоже хочу – и душ, и борщ.

– Ну, так чего дядя Федор ждет? Может, пора валить вниз?

– Валите, – кивает Виталий. – Там ниже на пятьсот метров второй ратрак ждет. Девка твоя идти нормально может?

– Она не моя. А может она, по-моему, все. Железная леди.

– Вот и отлично. Идите.

– А вы?

– А нам еще трупы спускать.

Артем кивает. Вот она – романтика суровых будней спасателей. Это вам не мобильные госпитали и вертолеты.

Он проснулся поздно. Вроде бы и спал много там, в горах, в снежном убежище. Но все равно – это не то, что дома, в тепле, на нормальной постели. И, парадоксально, но храпящий рядом мужик гораздо более способствует спокойному сну, чем тихо сопящая, но – девушка.

Проснулся в одиночестве. Виталий, судя по всему, уже на дежурстве. Вот же работа у спасателей… Двое суток сами мерзли в горах, искали потерявшихся. А потом – отогрелся, помылся, поел, поспал – и снова в бой.

Зевая и потягиваясь, выгреб на кухню. Гора оладий красуется на тарелке в центре стола, в окно светит солнце. Лепота…

– Садись, чаю налью.

– Ага, спасибо.

В ожидании обещанного чая он вдруг поймал себя на мысли… вот сидит он на кухне, в одних трусах, в компании симпатичной женщины, которая кормит его завтраком. А ведь она ему не сестра, не подруга, не жена… Вдова друга! И вообще… живут они как-то странно. Двое мужиков и женщина. Двое друзей и жена третьего, погибшего друга. Вот же «любовный» треугольник, бразильские сериалы отдыхают.

На колени забирается Лизка.

– Ня!

Рот ему залепливают растаявшей в детской руке приторно-сладкой шоколадкой.

– Лизавета! – одергивает ребенка мать.

– Кусно? – преданно заглядывая ему в лицо, интересуется малолетняя хулиганка.

Артем рассеянно кивает, перехватывая Лизу поудобнее. Даже не треугольник, квадрат, блин!

В комнате звонит мобильный, Лизка спрыгивает с его колен, убегает, приносит Артему телефон. И снова «Ня!» и преданный взгляд в глаза.

Литвин со вздохом прижимает вымазанный в шоколаде аппарат к уху. Теперь Артем липкий и сладкий всем лицом.

– Да?

– Проснулся? – деловитый Ковалев.

– Ну, типа, да.

– Заскочи к нам офис, а? Федорчук тебя видеть хочет.

– Бить будет?

– Вроде бы нет. Поговорить хочет.

– Минут через сорок буду.

– Вот и наш бедоносец явился…

– Да если бы не Артем!.. – привычно вступается за него Виталий.

– Да ладно тебе… – ворчит глава спасателей. – Что теперь, медаль ему давать?…

– Медаль не надо, – невозмутимо отвечает Артем. – А вот от бутылки «федоровки» я бы не отказался.

– Вот рожа наглая! Бутылку ему! Обойдешься! Но рюмку налью. Пошли ко мне, – кивает Виталию: – И ты, Ковалев, тоже.

Им действительно налили по рюмке «федоровки» – фирменной настойки Федорчука, о составе ингредиентов которой ходили легенды, а достоверно было известно только одно: в него входили спирт и перегородки грецких орехов. Остальное дядя Федор держал в страшном секрете, но результат был очень вкусный. И причина такой щедрости выяснилась тут же – «спасам» надо было составлять рапорт, и требовались показания Артема. Ибо на спасателей традиционно попытались возложить вину за произошедшее. Федорчук дежурно ругался, расспрашивая Литвина и постепенно восстанавливая картину событий.

А Литвинский узнал, что произошло после того, как он оставил группу. Это стало известно отчасти по рассказам спасателей о том, где именно и в каком положении были найдены тела троих погибших. А отчасти – со слов Бруно и, особенно, Гаспара. Бруно был в слишком тяжелом положении, чтобы давать обширные показания. Его вертолетом доставили в ожоговый центр – ему нужна была срочная пересадка кожи вследствие сильнейшего обморожения. А вот Гаспара… прооперировали на месте. Если так можно сказать про ампутацию ноги и… про дальнейшее Артем даже спрашивать не стал. И ампутации ноги достаточно, чтобы составить впечатление о состоянии Гаспара. И француз… то ли на фоне стресса… то ли под влиянием чувства вины и раскаяния… рассказал спасателям все, что произошло. Возможно даже, кое-что лишнее.

После того, как ушел Артем, в группе начался раздор. Растаман Коко оказался достаточно совестливым, чтобы обругать руководителя экспедиции и настаивать на поисках Арлетт. Но Бруно скрутил группу в бараний рог своим авторитетом, и они все-таки пошли вниз. Следующей в череде неприятностей была травма одного из братьев-зайцев. То ли Тиль, то ли Удо подвернул ногу. Второй – то ли Удо, то ли – Тиль не смог оставить брата одного. Коко наконец-то послал Бруно к черту и тоже остался с немцами. Они вдвоем – один из братьев и Коко пытались тащить травмированного на себе. А Бруно сказал, что в горах каждый сам за себя, плюнул на этих троих и пошел вниз. А Гаспар… что Гаспар… Гаспар понял, что у него один шанс выжить – не отставать от немца. И он пошел. И не отставал. В итоге те трое замерзли насмерть, а Бруно с Гаспаром все-таки дошли до спасателей. Обмороженные до ампутации и пересадки кожи.

– Кстати, Литвин, – когда все детали были окончательно выяснены. – Тебя Деларю искала.

– Кто?

– Кто-кто! Конь в пальто! Француженка, которую ты на буксире притащил. Звонила, спрашивала, как тебя найти можно.

– А зачем искала?

– Без понятия! – фыркает Федорчук. – Мне не доложилась.

– Координаты свои оставила?

– Нет. Да в гостинице поинтересуйся – там знают.

Он впервые видит ее в «гражданском». Джинсы, футболка. Нахмуренный лоб, складки в уголках губ. При виде его складки все же чуть разглаживаются.

– Bonjour.

Даже голос, тот самый красивый голос звучит глухо и надтреснуто.

– Здравствуй, Арлетт. Можно войти?

Она отступает вглубь номера.

– Почему Арлетт? Не Алинка?

– Ну, Аленка так Аленка. Как ты, Алена?

Она выдыхает резко.

– Ужасно.

– Что-то случилось?

– Я была в больнице… у Гаспара. Это ужасно, Арти! – она зябко охватывает себя руками, отворачивается к окну. – У него ноги нет… пальцы на руках… обморожение роговицы… черт!

– Мне очень жаль… – что тут еще скажешь?…

– А Бруно я даже не видела! Он в другом городе… очень плохой… с ним даже говорить нельзя. Мне звонит его жена… я не знаю, что ей сказать!

В ее голосе отчетливо слышны отчаяние, боль. Артему это трудно понять. Ее заботу и переживания за тех, кто оставил ее во время бурана в горах. Хотя, если рассуждать спокойно и отстраненно. Бруно был, возможно, прав. Он отвечал за всю группу, и рисковать всеми ради одного… Он принял непростое решение, которое сам Артем считал неприемлемым. Но у руководителя экспедиции, по крайней мере, было право так поступить. Но вот Гаспар… Жених – это… ну, это же будущий муж… значит, он любит ее… собирается связать с ней жизнь. Как он мог ее оставить?! И как она может после этого жалеть его? Артем не понимает и не поймет, наверное.