Уже мертва - Райх Кэти - Страница 9

Сварив кофе, я перешла с чашкой в гостиную и села за стеклянный столик. Мне все еще представлялась Гэбби. Размышляя о ней, я всегда улыбалась. Гэбби на семинаре аспирантов. Гэбби, копающая яму: красный шарф съехал набок, дреды, выкрашенные хной, смешно подпрыгивают на голове.

Гэбби рано поняла, что с ее баскетбольным ростом ей ни за что не превратиться в писаную красавицу. Она никогда не пыталась стать стройной или загорелой, не сбривала волосы под мышками и на ногах. Гэбби была Гэбби. Габриэль Макаулей из квебекской Трои-Ривьеры. Дочерью француженки и англичанина.

Мы сблизились, учась в аспирантуре. Она ненавидела физическую антропологию и страдала на тех занятиях, которые нравились мне. Я же не любила обожаемые ею этнологические семинары.

Окончив учебу, я поехала в Северную Каролину, а Гэбби вернулась в Квебек. В течение долгих лет мы виделись очень редко, но благодаря телефону остались близкими подругами. Большей частью благодаря Гэбби в 1990 году меня несколько раз приглашали для чтения лекций в Мак-Гилл. В тот период я уже начала сотрудничать с лабораторией судебной медицины, однако неизменно возвращалась в Северную Каролину и продолжала преподавать в университете в Шарлотте. В прошлом же году переехала в Монреаль и с тех пор работаю здесь постоянно. В годы разлуки я сильно скучала по Гэбби и радовалась возобновлению прежних отношений.

Заметив мигающий огонек на автоответчике, я поняла, что перед Гэбби мне звонил еще кто-то.

Не понимая, как я могла не услышать целого сообщения, я прошла к автоответчику и надавила кнопку воспроизведения. Молчание, щелчок. Затем короткий гудок и голос Гэбби. Тот, кто мне позвонил перед ней, не пожелал говорить. Я нажала на перемотку и направилась в спальню собираться на работу.

Судебно-медицинская лаборатория располагается в здании, известном как КПП или СК, – зависит от лингвистических предпочтений человека. Для англофона это "Квебек провиншиал полис" – полиция провинции Квебек. Для франкофона – "Ля Сюртэ дю Квебек". "Лаборатуар де медисин легаль", подобно судебно-медицинской экспертизе в Штатах, соседствует с "Лаборатуар де сьенс жюдисьяр", центральной криминальной лабораторией провинции. Обе размещаются на шестом этаже и образуют структуру, называемую "Ля дирэксьен де л'экспертиз жюдисьяр" – ДЭЖ, – то есть дирекцию судебной экспертизы. Пятый и три верхних этажа здания занимают тюремные помещения. Подвал – морг и отделение аутопсии. Провинциальная полиция располагается на остальных восьми этажах.

В подобном соседстве есть свои плюсы. Все мы друг у друга под боком. Если, к примеру, мне требуется узнать что-нибудь о волокнах или просмотреть отчеты об анализе образцов почвы, я тут же направляюсь в соответствующее подразделение. Конечно, быть доступным в любой момент – это в то же самое время и минус. Например, следователям или городским детективам, когда они устают от улик и бумажной работы, ничего не стоит для разнообразия заявиться к нам.

Так случилось и в тот день. Клодель ждал у двери моего кабинета с самого утра. Я сразу обратила внимание на небольшой коричневый конверт в руке детектива. Он похлопывал им по ладони другой руки и выглядел весьма недовольным и нервным.

– Я получил стоматологические данные, – произнес Клодель вместо приветствия, показывая конверт с такой важностью, будто намеревался присудить мне премию. – Сам за ними съездил. – Он прочел вслух имя, написанное на задней стороне конверта: – Доктор Нгайен. Его офис в Розмоне. Я освободился бы и раньше, не будь у этого Нгайена столь отвратительная секретарша.

– Кофе? – спросила я, открывая кабинет.

Секретаршу Нгайена я не знала, но сочувствовала ей. Клодель наверняка постарался превратить для нее сегодняшнее утро в настоящую пытку.

Клодель приоткрыл рот, чтобы ответить отказом или согласием, но так и не произнес ни звука, потому что в этот момент из-за угла показался Марк Бержерон. Явно не замечая нас, Марк прошел по коридору мимо нескольких черных офисных дверей и, не дойдя до моей, остановился. Я невольно вспомнила о приемах карате, когда, согнув в колене ногу, он положил на бедро портфель, раскрыл его и, ловко удерживая равновесие, разыскал среди вещей связку ключей.

– Марк? – позвала я.

Вздрогнув, Бержерон одним быстрым движением захлопнул портфель и выпрямился.

– Здорово ты это проделал, – сказала я, сдерживая улыбку.

– Merci, – ответил Марк, оглядывая меня и Клоделя.

Теперь портфель был у него в левой руке. В правой поблескивали ключи.

Марк Бержерон обладал запоминающейся внешностью. Высокий и худощавый, в свои лет пятьдесят восемь – шестьдесят он слегка сутулился, и создавалось такое впечатление, будто ему ежесекундно хотелось защититься от удара в живот. Волосы – корона из белых завитков – красовались на голове только сзади и по бокам. Стекла его очков в тонкой металлической оправе постоянно покрывали пятна и пыль, и Марк всегда щурился, будто старался рассмотреть написанную очень мелким шрифтом сумму скидки на магазинном ценнике. Короче говоря, на судебного дантиста он совсем не походил, скорее напоминал одно из мультяшных творений Тима Бартона.

– Мсье Клодель съездил за стоматологическими данными по делу Ганьон, – сказала я, кивая на детектива.

Клодель в подтверждение моих слов поднял руку с конвертом.

В глазах Бержерона за грязными стеклами очков не промелькнуло ни единой мысли. Он уставился на меня в полной растерянности – одуванчик с пушистой белой головой на тонком длинном стебле. Я поняла, что он не в курсе, о чем идет речь.

Бержерон и еще ряд специалистов – невропатолог, радиолог, микробиолог, одонтолог – работали в ЛМЛ по особому графику. Бержерон обычно приходил сюда всего раз в неделю – в остальное время он занимался частной практикой и принимал пациентов. На прошлой неделе его вообще не было в лаборатории.

– В четверг два рабочих обнаружили человеческие останки на территории Гран-Семинер, – пояснила я. – Ламанш решил, что это всего лишь продолжение истории со старинным кладбищем, и поручил мне съездить и взглянуть на кости. Он ошибся.

Бержерон поставил на пол портфель и сосредоточился.

– Отдельные части расчлененного тела жертвы преступник разложил по полиэтиленовым пакетам и привез к Гран-Семинер, – продолжила я. – Предположительно это случилось месяца три назад. Тело принадлежало белой женщине лет двадцати – двадцати пяти.

Клодель захлопал конвертом по ладони с удвоенной скоростью. Потом остановился, многозначительно посмотрел на часы и кашлянул.

Бержерон окинул детектива беглым взглядом и вновь сосредоточил внимание на мне.

– Мы с мсье Клоделем предполагаем, что погибшая – некая Изабелла Ганьон, – опять заговорила я. – По крайней мере дата ее исчезновения совпадает с вероятным моментом наступления смерти жертвы, а краткие сведения о ней соответствуют тем данным о трупе, которые нам уже удалось выяснить. Сегодня мсье Клодель побывал у доктора Нгайена. Вы знакомы с ним?

Бержерон покачал головой и протянул свою длинную костлявую руку.

– Хорошо, – сказал он. – Давайте, этим обязан заниматься я. А Даниель уже сделал снимки?

Клодель отдал ему конверт.

– Да, – ответила я. – Они должны лежать на вашем столе.

Бержерон открыл дверь в свой офис и вошел. Клодель проследовал за ним. Я осталась в коридоре, но сквозь дверной проем увидела еще один коричневый конверт на письменном столе Бержерона. Приблизившись, он взял его и взглянул на номер. Клодель тоже направился к столу.

– Можете позвонить мне примерно через час, мсье Клодель, – проговорил Бержерон.

Детектив замер на месте, шевельнул губами, собравшись что-то сказать, потом передумал, вытянул их в тонкую напряженную линию, одернул рукава и вышел. Я едва сдержала улыбку. Бержерон не собирался позволять следователю заглядывать во время работы через плечо, и Клодель только что понял это.

Бержерон повернул ко мне свое худое лицо:

– Войдете?