Альбертина и Дом тысячи чудес - Райфенберг Франк - Страница 28

Альбертина тихо вздохнула. Как хорошо ей все это было знакомо, как понятно!

Месье Флип улыбнулся ей и продолжил:

— Поэтому совершенно ясно, что в том сне, который мы сейчас видели, он назвал себя именем вора-виртуоза из своего любимого романа: Карвуттке, Отто Карвуттке.

— А как же Пауле? И я сама? — спросила Клара.

— Вы были кузиной Лашло, его единственной настоящей подругой, с которой ему, правда, разрешалось видеться только на каникулах.

— А я-то кто? — спросил Пауле.

— Вы — сын шофера!

— Бред какой-то, сын шофера!

Отто вскочил, пересек зал, добежал до двери, которая вела в странствующую ванную, но вдруг остановился.

— Вы понимаете, что все это означает? Мы — ничто! Не важно, кто сын шофера, а кто богатый сынок, — нас нет. Мы — цирковой номер! Театральный сюрприз! Все это — понарошку, все — обман, все — с двойным дном. Мы просто один дурацкий номер варьете. — Он рухнул в лебединое кресло и заплакал.

— Отто, послушай, эй, ну не плачь, не плачь! — Клара опустилась перед ним на пол.

— Тот, кто сейчас — ничто, может кем-нибудь стать, Отто! Он может стать всем!

Пауле деловито засунул руки в карманы и поглядел на остальных. Похоже, он сам не очень-то верил собственным словам.

Альбертина начала приподниматься. Ей стоило больших усилий не выдавать собственного смятения. Ей хотелось быть сильной, хотелось утешить Отто.

Месье Флип удержал ее:

— Дайте им немного времени, чтобы прийти в себя, фройляйн Альбертина. Ведь это совершенно непривычно и даже, наверное, страшно — понять, что ты — сон. — Он деликатно подтолкнул ее к двери. — Мы все сейчас на время распростимся, чтобы уйти в царство снов и хоть чуточку подремать.

Четверо клетчатых — лучшие в мире!

Ночь набросила на виллу непроницаемое, черное как смоль покрывало из мглы и темных туч. Человек, который не был так, как Альбертина и ее папа, убежден в вечности неба и Вселенной, мог решить, что звезды просто внезапно покинули небо. Минут пятнадцать Альбертина искала Люминос, но даже такой высокочувствительный прибор, как «Спектр-2004», снабженный световыми фильтрами большого разрешения, оказался этой ночью бессилен. Так что и звездный телефон иногда подводил — связь была никудышной.

Папа наверняка испугался бы, не повредилась ли она умом, если бы Альбертина рассказала ему, что находится сейчас на вилле Лиззи, где, кроме того, живут трое персонажей снов и дворецкий Лиззи и что, помимо всего прочего, вилла принадлежит ей. Это были россказни, которые годились разве что для Тиля и Кнобеля. Всякий раз, когда они начинали грустить, бесконечно обсуждая потенциальных родителей, Альбертина прокрадывалась в их комнату и изобретала для близнецов какую-нибудь фантастическую историю на сон грядущий.

Давно уже пора было им позвонить, подумала Альбертина и сложила матрешек одну в другую.

— И вас я тоже забросила, — пробормотала она.

Маленькие матрешки блестели от инея — ночь была холодной. Альбертина вся озябла, она закрыла окно. О том, чтобы сейчас заснуть, и думать было нечего. Даже одуряющий запах водяных лилий не помогал ей погрузиться в царство снов.

Царство снов! Как часто приходилось ей читать про людей, которые очутились в каком-нибудь другом мире — в будущем, в прошлом, или еще где-то. А вот к ней сейчас пришли гости из страны снов. Неужели где-то есть такой мир снов, в котором живут все сны на свете, поджидая своих хозяев? Может быть, ей удастся при помощи чемодана проникнуть в этот мир? Лучше не надо, подумала она, припомнив некоторые свои собственные кошмарные сны, посещавшие ее время от времени. А что касается тети Коры, то она не желала видеть даже самые прекрасные ее сны, до того чудовищны они наверняка оказались бы для всех остальных!

Альбертина не знала, что ей и думать. Тетя Лиззи была женщиной исключительной, сомневаться в этом не приходилось.

Свет луны, пробившейся сквозь тучу, упал Альбертине на лицо. Она тут же вскочила и направила на небо подзорную трубу.

— Маша, Ольга… давайте, давайте, быстренько, гоп! — Вдруг связь с папой все-таки наладится? Путаясь, волнуясь, она начала рассказывать обо всем подряд: — На вилле — а вилла теперь принадлежит мне — повсюду бегают сны, они живые, их можно увидеть, и они вышвырнули отсюда тетю Кору. Сны из плоти и крови!

— Нет, не из плоти и крови, тут вы ошибаетесь, дорогая моя! — поправил ее Флип, входя в цветочный кабинет. — Я постучался, а вы не услышали, — извинился он. Высоко подняв левую руку, он нес над головой поднос. Через плечо у него висела накидка, вся сплошь расшитая сверкающими камнями.

— Из чего же они тогда?

— Вот крем-коле, называемый также капустные щи, вот стручковый багет, а тут мусс из крыжовника, все, разумеется, прямо с грядки! — Месье Флип расставил ужин на широком пне, который успешно заменил собой столик.

— А снов вообще много? И что, каждый может оживить сны? — Альбертина так и сыпала вопросами.

Месье Флип с сожалением покачал головой:

— Лиззи строжайше запретила это делать. Никто и никогда не сможет больше показать такой трюк на сцене.

— Но почему же? Ведь я — наследница Лиззи. Главная наследница! Так что я имею право знать, в чем секрет этого трюка!

— Я нижайше прошу милую барышню отведать ужин. Капустные щи гораздо вкуснее, если их есть горячими.

Альбертина принялась за суп. Зеленовато-бурая смесь пахла так себе, но на вкус, вопреки ожиданиям, оказалась сносной, особенно если заедать стручковым хлебом.

— Главное, что вы, дорогая Альбертина, — крайне любознательная и неустрашимая особа! Это заставляет полагать, что вы не только внешне полная копия вашей двоюродной бабушки Лиззи. Но гипноз сновидений — метод, вызвавший большие сомнения ученых и долгие годы не изучавшийся, — нанес большой вред самой Лиззи. Она никогда не выдавала мне тайну этого трюка и унесла ее с собой в могилу.

— А все сны собраны в том самом чемодане? Можно я еще раз в него загляну? — Альбертина отставила пустую тарелку в сторону.

Месье Флип пододвинул к ней крыжовниковый десерт.

— Не прикасаться к чемодану! Это вы должны пообещать мне раз и навсегда! Ваша бабушка была одержима гипнозом сновидений, и я не хочу, чтобы вас постигла та же участь. Когда много лет назад в руки Лиззи попала книга Брадувила, ни она, ни я не подозревали, что это станет ее смертным приговором. Гипнозом она овладела быстро, даже слишком быстро. Он до того распалил ее беспредельную любознательность и желание познать чужие миры, что с какого-то момента она совершенно перестала интересоваться карманными торнадо и перестала гоняться за новыми причудливыми зеркалами для своего кабинета. Гипноз сновидений позволял ей проникнуть в те миры, которые скрывал до сих пор от любопытных взоров сон.

— Здорово! Ведь это же самое потрясающее, что есть на земле! — Альбертина никак не могла понять, почему Флип рассказывает о Лиззи и ее чемодане с такой душераздирающей грустью.

— Да, все так и было до того самого момента, когда Лиззи начала интересоваться собственными снами. Вскоре она научилась погружать в гипноз себя саму. Лиззи прекрасно знала из книги Брадувила, что это очень опасно, но совершенно ни о чем не беспокоилась. Каждую ночь она вытягивала из себя самой собственные сны и на следующее утро одна смотрела их в театральном зале. Это занятие было как наркотик, оно все больше и больше надрывало ее душу и истязало тело. Чего только я ни делал, чтобы удержать Лиззи, но все было напрасно. Последние годы она прожила словно в каких-то сумерках. Ум ее был ясен, как всегда, но в душе наступила полная тьма.

— С тех пор чемодан там так и стоит? — спросила Альбертина. Любопытство ее разгоралось.

— Да. И так будет всегда! Ни Брадувил, ни Лиззи не смогли достоверно выяснить, является ли чемодан доступом в царство снов, то есть только воротами в это царство или же это своего рода — ну как бы сказать — своего рода проектором, который показывает нам сны загипнотизированных людей.