Сокол и огонь - Райан Патриция - Страница 25

— Где ты? — кричит он.

— Я здесь, — слышит он шепот, но это не Луиза…

Холодные пальцы коснулись его покрытого испариной лба. Он застыл, чувствуя загадочный, нежный и до боли знакомый аромат…

Душистый ясменник и лаванда…

— Я — здесь, — шепчет она, постепенно выплывая из сна и превращаясь в реальность. Она возникла из полутьмы его комнаты и прилегла рядом на кровать, он видит ее синие, как синяя ночь, глаза, каскад переливающихся в свете свечи серебристых волос. — Тебе приснился плохой сон, — шепчет она.

О Господи. Это Мартина. Она здесь, она пришла к нему. Он пытается протянуть к ней руки, но они отяжелели и не слушаются его. Он борется с ними, но она берет его лицо в свои ладони и шепчет:

— Ш-ш-ш. Лежи спокойно…

Она прижалась к его губам своим теплым сладким ртом. Он хочет поцеловать ее в ответ, но мускулы не подчиняются его воле. Она откинула одеяло. Ощущая кожей прохладный ночной ветерок, он чувствует, что и на ней нет никакой одежды. Она нагая. Неукротимое желание вспыхивает в нем.

Ее руки обвивают его плечи и грудь.

— Мартина, Мартина, — шепчет Торн.

Она ласкает его, он хочет обнять ее, но не может пошевелиться, тело налилось свинцом…

Она села на него верхом, направляя его в себя, нанизываясь на него с тихим стоном. На мгновение замерев, она приподнимается и вновь опускается, и снова вверх, вниз. Ему кажется, что сердце вот-вот выпрыгнет из его груди от этого неземного наслаждения… Он шепчет ее имя, а она, лаская руками его грудь, продолжает свою сладостную скачку на его бедрах, доводя до исступления. Он вскрикнул, чувствуя приближение экстаза; в ответ раздался пронзительный соколиный клекот. Фрея. Они разбудили ее.

Мартина застыла, тревожно озираясь и нащупывая что-то на кровати… хлыст с серебряной рукояткой. Хлыст Эструды для собак.

Он моргнул и очнулся от полудремы, окончательно проснувшись. Эструда — не Мартина, а Эструда — занесла палку над головой и, дрожа от страха, всматривалась в темноту.

Протянув к ней руку, он вырвал у нее хлыст.

— Ты?! Какого черта ты…

— Где она? — нервно спросила Эструда. — Где эта проклятая птица?

Все еще плохо соображая, он невольно кивнул в угол, где сидела привязанная к насесту Фрея.

Увидев, что сокол не сможет причинить ей вреда, Эструда расслабилась. Эти охотничьи птицы еще хуже, чем чертовы собаки. Если собаки могут вцепиться в горло, то эти твари норовят выколоть глаза.

— Слезь, — отрывисто сказал Торн, схватив ее за руки и стараясь ссадить с себя, но Эструда вырвалась, готовая к такому повороту событий.

Она принялась извиваться и с откровенным бесстыдством двигать бедрами, как она делала всегда, когда хотела побыстрее избавиться от Бернарда, и ее тактика увенчалась успехом. Торн впился руками в ее бедра, задрожал и резко приподнялся под ней, выгнув спину, словно пронзая ее всю насквозь. Вдруг он застыл, гримаса отвращения исказила его лицо. Он снова попытался снять ее.

— Пусти меня, я не хочу продолжать, — хрипло произнес он.

— Нет, хочешь, — она с удвоенной энергией возобновила свой развратный танец.

— Убирайся! — но было уже поздно. Он встрепенулся, больно сжав пальцами ее бока. Она ощутила внутри себя плотную горячую струю и, довольная, улыбнулась во тьме. Сакс пробормотал в ее адрес непонятные английские проклятия и затих, закрыв глаза.

Эструда с интересом смотрела на его глянцевое от пота тело, освещенное падающим в окно лунным светом, пользуясь возможностью, не стесняясь, изучить его поближе. Плечи были неимоверно широки, гладкая мускулистая грудь вздымалась в такт дыханию. Левая рука была значительно толще и массивнее правой — это из-за того, что он постоянно держал на ней птиц во время охоты, догадалась Эструда. Ей пришло в голову, что более красивого мужчины она, пожалуй, и не видела, хотя, конечно, вовсе не это побудило ее хитростью забраться к нему в постель.

Но возможно, теперь, после того как он убедился, что она великолепная любовница, он не будет сердиться на нее за этот обман. Все-таки она красивая и привлекательная женщина, и кто знает, может быть, даже он сам станет искать встречи с ней в следующий раз.

Однако когда Торн открыл глаза, она не смогла разглядеть в них и тени признательности.

— Что ты наделала? Ты что, хочешь забеременеть?

— А ты против? — спросила Эструда. — Странно, уверена, что в придорожных тавернах по пути от Англии до Византии бегают десятки твоих отпрысков.

— Ни одного, о котором я бы слышал. И уж тем более совсем не хочу услышать такую новость от тебя.

— Не волнуйся. Я уже четырнадцать лет замужем и давно бы родила, если бы могла зачать ребенка.

Торн немного расслабился, осознав смысл ее слов.

— Так-то лучше, — поощрительно улыбнулась Эструда. — Я знаю, ты любишь контролировать любую ситуацию и сам задавать тон, но, надеюсь, ты признаешь, что со мной тебе было очень хорошо. И может быть, в другой раз ты…

— В другой раз?! Ты спятила? — Торн резко поднялся, сбросив ее на пол. — Убирайся! — Он подобрал халат и швырнул ей.

— Ты еще придешь ко мне, вот увидишь! Придешь, сгорая от желания обладать ею и зная, что она тебе недоступна, ты…

— Для этого есть бордели, — сухо сказал Торн, надевая штаны.

— Ну конечно, как это я не подумала о твоих подружках! Гастингские шлюхи! Интересно, что они умеют такого, чего не умею делать я?

— Ничего, но отличие все же есть. Ты, бесспорно, распутна и обладаешь приемами проститутки, но…

— Что?!

Торн повернулся к ней спиной, чтобы налить себе воды из кувшина.

— …но шлюхи достойны уважения, а ты — нет. Они честнее и не прибегают к гнусным уловкам, чтобы…

— Ты… ублюдок! — Эструда затряслась от негодования. — Я леди! Я почти баронесса! А ты всего лишь дикая саксонская свинья! Твое место — на скотном дворе, рядом с козами и коровами, а не в постели с благородной дамой. Ты даже не имеешь понятия, как надо заниматься любовью с настоящей женщиной, женщиной благородного происхождения.

— А я и не звал тебя в свою постель, — заметил Торн, оторвавшись от кружки.

— Да любой джентльмен почел бы за честь разделить со мной ложе и не стал укорять меня ни за какие уловки, к которым я бы ни прибегла. И он не оттолкнул бы меня, едва получив свое. Нет! Он сначала позаботился бы о том, чтобы доставить мне удовольствие. Так поступил бы настоящий джентльмен.

— Что ж, у тебя всегда есть под рукой твоя собачья плетка. — Торн допил воду и поставил кувшин на место.

Смысл этих слов дошел до Эструды не сразу. Когда она поняла, ее захлестнула ярость. Она посмотрела на плетку, потом на Торна, который невозмутимо приглаживал свои влажные волосы.

Стиснув серебряную рукоятку в кулаке, Эструда вскочила на ноги. Ненависть переполняла все ее существо. Она занесла руку, и когда Торн повернулся к ней, со всей силы ударила его по лицу.

Он согнулся от боли. Эструда увидела кровь.

В углу закричала и захлопала крыльями Фрея. Торн упал на колени, закрывая рукой лоб. Темные пятна окрасили солому под ним. Эструда посмотрела на запачканную кровью плетку, чувствуя, как комната медленно поплыла перед глазами.

Торн поднялся, глаза его недобро сузились, кровь хлестала из раны. Она попятилась.

Он подошел и вырвал плетку у нее из рук. Эструда прижалась к кровати, в голове крутилась одна-единственная мысль. Этот ударит. С него станется!

Торн занес плетку над ее головой.

— Нет!

Эструда соскользнула на солому и съежилась, закрывая голову руками. Раздался треск, она взвизгнула.

Прошло несколько секунд, прежде чем она открыла глаза и подняла голову, все еще прикрывая ее руками. Торн не ударил ее.

Торн стоял над ней, держа в руках обломки хлыста, затем подошел к бронзовой жаровне и швырнул их в огонь. Когда он повернулся и взглянул на нее, в его глазах уже не было злости. Теперь в них осталась только жалость.

Подняв с пола ее плащ, Торн с неожиданной галантностью подал ей руку. Эструда не воспользовалась его помощью, она сама поднялась и выхватила у него плащ. Лучше бы он ударил. Это было бы легче, чем видеть в его глазах жалость.